Увидеть море (СИ) - Зайцев Павел Сергеевич - Страница 59

- В Москву летишь? — навис надо мной тучный мужчина лет пятидесяти в черном пуховике и ермолке, втиснувшийся на соседнее кресло в салоне авиалайнера.

Впечатлившись проницательностью попутчика, я лишь саркастически дернул бровями.

Габаритный сосед вошел в пространство между сиденьем и впереди стоящим креслом, как пробка в бутылку. Оказавшись в ловушке, заложник собственной тучности скосил на меня мутный глаз и набросился с непринужденной беседой.

- У тебя в Москве своя квартира?

- Нет.

- Родственники?

- Нет.

- Чо ж так хреново? Не накопил денег в Америке? А вот у меня шестикомнатная хата в Бостоне. Две. И загородный дом сын купил. Но в Москве я пятикомнатную не стал продавать. Лечу вот по бизнесу. У меня журнал — триста тысяч тираж. И транспортная компания. Сейчас покажу фото машины своей…

Таков сорт эмигранта, летающий на Родину колотить понты, чтобы избавиться от чувства ненужности и одиночества, преследующего его в чужой стране. Видимо, он так давно не был дома, что решил начать расслабляться прямо в самолете. Туша его потянулась было куда-то вниз под сиденье к пожамканому дерматиновому портфелю. Сварливо скрипнув, сконструированное гениальным Туполевым кресло пресекло попытку. Под моим красноречивым взглядом, успешный бизнесовладелец немного сник, пробормотал что-то неразборчивое про «две яхты и бассейн» и огорченно затих.

Общаться с кем-то сейчас не хотелось совсем. Я был слишком переполнен эмоциями и погрузился в личную бурю, бушующую внутри. Четыре года я не был на Родине!

За эти годы почти свыкся с мыслью, что пластмассовый американский рай стал моим новым домом. Ещё пару недель назад я не мог представить такого поворота событий, и вот — навсегда покидаю Америку. Хорошо, что я был там. Не посетив эту страну, я бы, наверно, прожил всю жизнь с мечтой о земле свободы и рок-н-ролла. Спасибо ей за все, и в том числе за это избавление от иллюзий.

Я возвращался к пропахшим вчерашними котлетами забегаловкам! И к исписанным стенам подъездов! Ктесным прокуренным кухонькам! Возвращался к хмурым ментам, наглым продавцам в магазинах, коррумпированным чиновникам и вечному шансону в маршрутках. Возвращался на Восток, дикий и свободный!

Я не ждал спокойной жизни, и, более того, сам стремился поскорей променять её на возможность быть с такими же, как я. Кто они — эти «такие, как я» — не смог бы описать, даже, если бы меня спросили, но точно знал, что на этой неприветливой шестой части туши Земли их концентрация всегда была выше, чем где-либо в мире. И значит, мое место было здесь!

- Молодой человек, а где у вас отметка о выезде из США? Я без этого паспорт не приму, — родная страна встретила меня в виде желчной пергидрольной тетки в форме.

- Не знаю, — развел руками я, расплывшись в улыбке. — Вот забыли поставить, наверное.

- Ничего не хочу слышать! — захлебнулась она от возмущения. — С таким паспортом не пущу.

- Назад в Америку отправите? — ещё шире улыбнулся я.

Беспомощно повертев головой в поисках начальника, который бы разъяснил этот трудный вопрос, тетка поджала губы и брезгливо бросила на стойку потертый загранпаспорт.

Рядом таможенники уже унизительно трясли забывшихся сограждан.

- Ну, эта… себе часы… жене часы…тете часы…родственникам ещё…

- Почему нельзя двадцать блоков сигарет? Я курю много!

- Девушка, здесь всего пять литров виски… да мы с друзьями за вечер больше выпиваем…

Краснея, пуча глаза и размахивая руками, многокурящие и пьющие любители точного времени бегали вокруг раскрытых чемоданов с роющимися в них таможенниками. Скептически окинув взглядом спортивную сумку, рюкзак и чехол с гитарой, таможенная машина выплюнула меня в зал Шереметьевского аэропорта. В оранжевой дубленке с мелированными по последней американской моде волосами и с глупой улыбкой на лице я пестрел инородным телом посреди угрюмой массы встречающих россиян.

Мой взгляд летел по монолиту серой толпы, как сорвавшийся со скалы альпинист, тщетно пытаясь ухватиться хоть за один выступ, срываясь и уносясь дальше.

Неожиданно мелькнула знакомая улыбка. Слегка осунувшийся и похудевший Толик в потрепанном черном бушлатике протискивался навстречу, сверкая всеми тридцатью двумя зубами.

- Пашка, как же я чертовски рад тебя видеть!

После крепких дружеских объятий Толик подхватил мою сумку и быстро двинулся к выходу, на ходу оглядываясь и не переставая говорить. Что-то изменилось в нем. В глаза сразу бросилась какая-то суетливость, пришибленность. Кривая извиняющаяся улыбка и глуповатый мелкий смех.

Эти четыре года пропустили Толика через мясорубку, сбив позолоту первого красавца на курсе. И всё-таки это был он — тот с кем я делился последней сигаретой, куском хлеба и всем, что болело и кипело в душе в студенческие годы. Мой лучший друг на все сто процентов! И я был рад, что он снова рядом…

Несёт мою сумку и какую-то чушь.

Толик.

Видимо, я и сам изменился, так как постоянно ловил его странные взгляды, как будто он силился найти в моем лице, знакомые черты. Иногда он их находил, и его лицо озаряла по-детски радостная улыбка.

- Все-таки, ты какой был, таким и остался, — вынес окончательный вердикт Толик, когда мы уже сидели за столом в квартире его московской подружки. Подарки были розданы, привезенная бутылка J&B раскупорена. Настало время длинных рассказов.

Последний раз мы виделись, когда они пьяные с Ваней запихнули меня в автобус Пятигорск — Москва. Нарядный Икарус повлек бесчувственное тело навстречу американским приключениям, а для Вани с Толиком жизнь продолжилась по-старому.

Год мои друзья провели в пьяном угаре студенческого общежития, охмуряя первокурсниц и не задумываясь о завтрашнем дне. К концу года у Толика случилась Настоящая Любовь.

Красавица — первокурсница по имени Вика.

Вика шла по жизни, привычно не обращая внимание на сонмы воздыхателей, но мужественный профиль и ураганный напор влюбленного Толика заставили её сделаться кроткой и домашней.

- Толик, ты — везучая скотина, если бы ты знал, как я тебе завидую! — горестно сетовал циничный Ваня, бросая плотоядные взгляды на смеющуюся девушку.

Свадьбу назначили на осень.

- Съездим в Штаты на лето, — решил Толик, — у меня там друг Пашка, поможет устроиться и подзаработать денег на свадьбу.

- Мне не нужна роскошная свадьба, милый, — ворковала Вика.

Это было не важно: любовь Толика… даже не так… ЛЮБОВЬ ТОЛИКА, конечно, заслуживала большего. Ему представлялось, как он становится на одно колено на балконе Эйфелевой башни и делает предложение Вике на фоне закатного Парижа.

Она получила визу первая и, слегка всплакнув на широкой груди любимого по поводу предстоящей разлуки, вспорхнула в утреннее небо в чреве Боинга.

Потянулись долгие дни ожидания. Ожидать визу Толик поехал в Москву или точнее в Подольск в пустующую квартиру Ваниных родственников, где уже проживал переживший в свою очередь свежую утрату Иван, и где Толик горестно пил и тратил последние деньги на телефонные переговоры. Через два месяца стало ясно, что визу не дадут.

- Я заработаю денег для свадьбы и сразу вернусь, — писала Вика.

Ещё через месяц Вика писала, что переехала жить к Хэнку, владельцу ресторана, где работает официанткой.

- Хэнк очень порядочный человек, а так же старый и некрасивый, — успокаивала Вика Толика.

- Видать не такой уж и старый, — многозначительно хихикнул Ваня. Цинизм его шуток поистине не знал границ. За это мы его очень не любили и любили тоже. Циничные шутки — это клёво. Не дают утонуть в самолюбовании или отчаянии.

Вика звонила каждую неделю и уверяла, что безумно любит и считает дни до окончания срока программы. Звонки случались все реже, а потом прекратились совсем. Вместо них пришел и-мэйл (который и сейчас, наверно, хранится где-то в недрах почтового ящика Толика).

Вика сообщала, что плачет от любви каждую ночь, а также, что фиктивно выходит за Хэнка замуж.