Имя – Смерть - Малышева Анна Витальевна - Страница 57

Деньги у меня есть. Работа тоже есть, и даже получил я за нее вперед, и гораздо больше, чем нужно.

Чего же мне еще надо?"

Рядом с его плечом тихо дышала Муха. Он слегка повернулся, вгляделся в мягкие очертания ее тела под одеялом. «Фигура у нее классная, – подумал он. – Разбудить, что ли? Вчера она была совсем не против… Или дать поспать?»

Он снова чиркнул зажигалкой, и поднес пламя к лицу девушки. Она не притворялась – спала крепко, даже огонь ее не потревожил. Губы у нее пересохли, а вот ресницы, наоборот, были мокрые, будто она плакала во сне. Внезапно она шевельнулась, и он увидел, как у нее под веками быстро задвигались глазные яблоки. «Сон видит! – понял Иван. – Посмотреть бы, что ей снится». Зажигалка перегрелась, и он был вынужден погасить ее, хотя ему хотелось посмотреть на девушку подольше. В темноте Муха внезапно простонала и быстро заговорила на незнакомом языке:

– Менын бала… Менын балапан… <Мой малыш, мой цыпленочек (каз.).>.

Он слушал ее почти полминуты и не понял ни слова. «Это по-казахски, – подумал он. – А говорила, что языка не знает. Во сне на нем разговаривает – значит, хорошо знает. Она все врет, она постоянно врет». Муха умолкла. Он отодвинулся к краю постели и задумался. Самым разумным сейчас было встать и уйти отсюда навсегда. Деньги у девчонки есть, за квартиру уплачено вперед. Причем из его личных денег. Как-то постеснялся он брать деньги у нее. А она не предложила, когда он шел к знакомому агенту. Если он сейчас уйдет, все проблемы будут сняты раз и навсегда. Зачем ему с ней возиться? Девчонка в розыске, тут она вряд ли наврала. Только вот кто ее ищет? Милиция? Или дружки, которым она насолила? Что он вообще о ней знает? Все известно ему только с ее слов, а как можно верить ее словам?

Иван встал и бесшумно оделся, не включая света.

Глаза постепенно привыкли к темноте, да и темнота не была полной – за окном пролегала оживленная улица, по ней уже шли машины, там горели фонари.

Он подошел к окну. Снег давно прекратился. Улица была белая и деревья тоже белые, чистые. «Если чуть-чуть потеплеет, вся красота растает, – подумал он. – А впрочем, не важно. Зима только начинается, успею насмотреться». Он был готов уйти. Вещей у него с собой никаких не было. Муха тоже заявилась сюда без своей сумки… Видимо, ей действительно пришлось туго, раз бросила все веши. Он мог уйти, но не уходил. Стоял у окна, приоткрыв форточку, и курил первую за день сигарету. На подушке виднелось черное пятно – волосы Мухи. Внезапно пятно зашевелилось. Муха подняла голову:

– Ваня? Ты где?

– Здесь, – негромко ответил он.

Девушка села в постели, закутавшись по уши в одеяло:

– Ты решил уйти?

Он помялся, потом ответил:

– Да, пойду.

– Дела? – И, не дожидаясь ответа, она кивнула:

– Я все понимаю. Я ведь не прошу, чтобы ты сидел со мной круглые сутки… Но ты вернешься?

Скажи, ты сюда вернешься?

– Смотря когда, – осторожно ответил Иван. – Сегодня у меня будет тяжелый день.

– Ванечка, ты мне хотя бы позвони из города! Мало ли что тут случится… Я сама не своя… Позвонишь? – жалобно попросила она. – Здесь же есть телефон?

Иван зажег свет, нашел в углу на столике телефонный аппарат, списал с него номер на бумажку и протянул ей:

– Это тебе.

Второй экземпляр он сделал для себя. Муха немного успокоилась:

– Я буду ждать. Но я тебя еще хотела кое о чем попросить… Не купил бы ты для меня продуктов?

Хотя бы каких-нибудь… Я бы ужин приготовила к твоему приходу.

– Слушай, у меня не будет времени. Неужели не можешь сама выйти в магазин?

– Был бы ты в розыске, не говорил бы так… – поникла она. – Мне даже внешность изменить нельзя.

Как я это сделаю? Ни парика, ни косметики, ни другой одежды…

– А где все твои вещи? Я помню, что у тебя была большая сумка.

– У Даны осталась.

– В той комнатке напротив кухни? Там ее не было. Я смотрел.

– Плохо смотрел. Она была на антресолях, там есть антресоли.

– Как же ты жила там столько времени на глазах у соседей? Или они знали, что ты там обитаешь?

А мне врали?

– Как же! Ничего они не знали.

– Сколько ты там прожила?

– Недолго. Всего-то пару дней. Я давно оттуда ушла, мне нельзя было там оставаться после того, как ты перекопал всю квартиру… А соседи эти круглые дураки. Как таких олухов принимают в высшие учебные заведения?! Они даже не знали, что я там живу.

Дверь всегда была заперта. Днем я обычно спала, а ночью Дана приносила мне еду и чай прямо в комнату. Туалет был рядом – следующая дверь. Света я не зажигала. Ванну принимала, когда эти придурки уходили в институт или на работу.

– Знаешь, что бы я с тобой сделал, если бы там застал? – спросил Иван.

– Откуда мне знать? – довольно кокетливо ответила Муха.

– Голову бы оторвал.

– А вместо этого рубашку украл. – Муха скинула одеяло и продемонстрировала свою шелковую рубашку. – Вот спасибо тебе! Хотя бы есть во что на ночь переодеться.

– Зря я ее украл. Тебе лучше всего вообще без ничего; – признался Иван.

– Снять? – Она взялась за подол рубашки, лукаво улыбнулась.

– Ну давай. – Иван вдруг охрип. Он стоял у постели, заложив руки за пояс брюк, как будто ему дела не было до Мухи. И рассматривал ее, даже не пытаясь прикоснуться. А она быстро скинула рубашку, скомкала ее и улыбнулась:

– Ну, иди скорей сюда… Что же ты стоишь как неродной? – И вдруг кинула рубашку ему в лицо.

Он перехватил комок и отбил его на пол. Встал коленом на постель, чтобы дотянуться до девушки, но она сама прижалась к нему:

– Еще так рано, куда ты собрался?.. Лучше оставайся со мной.

Тело у нее было нежное, горячее. Жесткие волосы попадали под его губы, и он сдувал пряди в сторону, чтобы не мешали. Она пожималась от его ласк, хихикала и шептала ему на ухо что-то непонятное, хотя и по-русски. Он не вникал в смысл ее слов. Он ничего не помнил, даже имя ее забыл. Пусть даже ее страсть была поддельной, ведь она – прирожденная фальшивомонетчика:

Давно уже рассвело, и свет люстры раздражал глаза. Они дремали, вытянувшись рядом, под одним одеялом, им было лень встать и погасить свет. Муха зашевелилась первая. Она медленно перелезла через Ивана, прошлепала босиком на кухню, набрала воды в чайник, зажгла газ:

– Ванечка, – нежно позвала она. – Нам с тобой есть нечего.

Он приподнял голову, Потом сел. Встал с трудом, одевался нехотя. Даже штаны застегнуть было лень.

Во всем теле была какая-то странная расслабленность, но голова работала четко. Он понял ее маленькую хитрость и усмехнулся: "Я ей два часа назад сказал, чтобы она в магазин шла сама, если ей жрать нечего. А она теперь перевела стрелки – уже нам с ней есть нечего… А с другой стороны – что ей остается делать? Попала в серьезную переделку, а характер у меня нелегкий… Правильно себя ведет.

Что с женщины взять?"

Он наскоро умылся. Побриться здесь было невозможно – у него ничего с собой не было. Мыла в доме тоже не оказалось, даже в виде обмылка. Не было ни зубных щеток, ни пасты. Ничего, кроме полотенец и горячей воды. У Мухи не было даже расчески, о чем она немедленно ему сообщила:

– Вань, у тебя нет хотя бы гребешка? Мне расчесаться нечем.

Он озадаченно провел ладонью по своим коротко остриженным русым волосам, задумался и удивленно признался:

– Да знаешь, я как-то вообще не расчесываюсь.

Помою голову, вытру полотенцем, и все.

Она засмеялась:

– А если я не расчешусь, то волосы придется наголо сбривать. Они просто в узлы завяжутся. Ванечка, купи мне еще и шампунь, ага?

– Ладно, схожу, самому есть хочется, – ответил он и взглянул на часы:

– Твое счастье, что магазины уже открываются.

Он проходил по окрестным магазинам часа полтора. Закупил мыло в больших количествах, пасту, зубные щетки, шампунь. Для Мухи купил массажную расческу и здоровенный гребень из карельской березы, их продавали у метро. Для себя приобрел бритву «Жиллет», помазок, крем для бритья, потом лосьон после бритья, которым вообще-то никогда не пользовался… Остановился только тогда, когда его рука сама потянулась к недешевой мужской туалетной воде. «Жениться, что ли, собираешься?» – спросил он себя и на этом успокоился. Два больших пакета Иван набил продуктами и потащил все это богатство на конспиративную квартиру. Муха живо приготовила завтрак, и они мирно поели, сидя друг против друга за крохотным кухонным столиком. Наконец Иван отодвинул тарелку, допил кофе и закурил. Муха сидела, играя вилкой, и не поднимала на него глаза.