Пёстрые перья (СИ) - Финн Таня - Страница 11

Но теперь я только посмотрела на троицу в центре.

– Они отняли наше имущество и лошадей. Мне лично они ничего сделать не успели.

Я перевела взгляд на Доротею. Её вид говорил сам за себя. В свете наступившего утра видно было распухшее, в синяках лицо, и красные следы от верёвок на руках.

Олвер кивнул:

– Стефан, отъезжайте, мы вас догоним.

Стефан, и тот, кто вёз Доротею, развернули коней прочь с поляны. Я успела заметить, как один из конюхов снимает с седла моток толстой верёвки.

– Как вы нас нашли? – спросила я, когда мы отъехали немного.

– Да уж, наделали вы шуму. – Стефан ответил не сразу. – Отец душу вытряс из мальчишки, который вас выпустил.

Вскоре к нам присоединились остальные, и наш маленький отряд рысью поскакал по направлению к дому.

Глава 10

Тайс замолчал и налил себе в кубок вина из кувшина. Медленно выпил.

– Остаток пути до дома прошёл как в тумане. Стефан на руках внёс меня в комнату, и я потеряла сознание.

Леонел откашлялся:

– Я ничего не слышал об этой истории. А кто был хозяином того лесочка?

– Леса вдоль дороги принадлежали не нам. Но в наших краях хозяева не возражают против самосуда в подобных случаях. К каждому дереву стражу не приставишь, а разбойные нападения не приятны никому.

– Должно быть, поэтому о младшей дочери барона мало кто знает? – задумчиво предположил принц. – Приличные семьи сурово относятся к оступившимся девицам.

– Моя семья предпочла всё скрыть. Накануне свадьбы скандал был равносилен катастрофе. А брак с господином Ирвином существенно поправил бы наши дела.

– Так что же тогда произошло?

– А дальше всё пошло, как намечено. Но это только казалось…

Рассказчик отставил кубок, отёр губы салфеткой и продолжил свою историю.

Очнулась я у себя в постели, и какое-то время лежала, глядя на поднятый полог. Шевелиться совсем не хотелось. Потом в комнату вошли моя мать, и незнакомый мне толстенький господин. Он был добротно одет, и имел при себе дорожный сундучок.

Мать подошла, присела рядом, расправила юбки.

– Эвелина, дорогая, – начала она, заметно нервничая, – мы знаем, что ты ещё не совсем здорова…

Она запнулась, не зная, что сказать. Глубоко вздохнув, продолжила:

– Мы пригласили тебе хорошего доктора, чтобы он проверил твоё состояние перед свадьбой.

– Благодаря, я чувствую себя гораздо лучше, – ответила я. – Мне бы только немного отлежаться.

Моя мать принялась теребить манжеты, лицо у неё покраснело.

– Дорогая, ты не понимаешь. Доктор должен осмотреть тебя всю, с головы до… до ног.

– Не стоит. У меня всего несколько синяков.

– Эвелина! – Мать начала злиться. – Доктор тебя осмотрит, хочешь ты этого, или нет!

Толстенький господин деликатно покашлял.

– Госпожа баронесса, – он говорил спокойно и очень убедительно. – Позвольте мне поговорить с вашей дочерью наедине. Уверен, что госпожа Эвелина проявит благоразумие.

Помедлив, мать, недовольно поджав губы, поднялась и вышла из комнаты.

Оставшись одни, мы посмотрели друг на друга. Присев около меня, доктор ласково положил свою руку на мою, и сказал мягко:

– Не стоит ничего бояться, моя дорогая. Я опытный врач, и не причиню вам неудобства. Мне уже приходилось много раз осматривать юных девиц, и дам благородного сословия. И должен заметить, что гораздо лучше довериться мне сейчас. Ведь ваша матушка настроена весьма решительно. Боюсь, она может вернуться в сопровождении слуг, и попросит их подержать вас.

Всё это он говорил сочувственным тоном, мягко глядя на меня своими маленькими, круглыми, добрыми глазами.

Подумав, я поняла, что он прав.

– Хорошо, я согласна.

Раскрыв свой сундучок, врач покопался в нём. Потом приступил к моему осмотру.

Никогда меня ещё так не осматривали. Но я помнила о матери за дверью и не возражала.

Поначалу казалось, что всё идёт хорошо. Толстячок казался уверенным в себе, и спокойно делал своё дело. Потом он насупился, и задумался на стуле, обхватив ладонью подбородок. Хлопнул себя по лбу, вновь принялся за осмотр, но через некоторое время опять нахмурился, и отошёл к своему сундучку.

Покопавшись в нём, вытащил две книги – одну побольше, в красивом переплёте, и одну маленькую, в простой тёмной коже. Просмотрел большую, отложил. Взялся за маленькую. Её он читал дольше, водя пальцем по страницам. Я следила за ним, ничего не понимая.

Наконец доктор оторвался от своих книг, кивнул сам себе, и улыбнулся в пространство. Подошёл ко мне, потирая ладони. Он добродушно улыбался, но казался немного смущённым.

– Ну что же, госпожа Эвелина… Ваше здоровье не вызывает у меня опасений. Думаю, скоро вы сможете вставать с постели. Но не сейчас, не сейчас.

Собрав свои вещи, он попрощался и вышел из комнаты.

За дверью послышался приглушённый разговор. Очевидно, результата осмотра нетерпеливо ждали.

Потом разговаривающие удалились по коридору, и всё смолкло.

Через день мне разрешили вставать, но дальше моей комнаты не выпускали. Как не старалась я выскочить, как не уговаривала тех, кто приходил ко мне, всё было бесполезно.

Навещали меня лишь Виргиния, моя бывшая кормилица, да ещё престарелая служанка. За дверью комнаты всегда дежурил кто-то из мужчин. Те вообще не отзывались.

Изнывая от скуки и отсутствия новостей, я металась из угла в угол, роняя на пол вещи и расшвыривая их ногами. Принесённое для меня рукоделие полетело в угол, да так там и осталось. Мне даже не хотелось делать вид, что возьмусь за ненавистное занятие.

А ещё через день ко мне вошла моя мать.

– Приехал господин Ирвин, твой жених, – деловито сказала она. – Я должна поговорить с тобой.

Расхаживая взад-вперёд по комнате, мать говорила довольно долго. Я молча слушала. Она говорила о женских добродетелях. Часто повторялись слова: покорность, воспитание, бережливость, послушание.

– Помни, – сказала она напоследок, – жена принадлежит своему мужу душой и телом. Ты должна будешь подчиняться мужу в его пожеланиях. Покорность и благочестие – вот признаки хорошего воспитания.

Она вышла, и в комнате появилась Виргиния в сопровождении двух служанок, нёсших красивое платье.

– Госпожа Эвелина, – сказала Виргиния, – ваша матушка велит вам надеть это платье. Сюзанна сделает причёску.

В животе у меня сжался холодный ком. Я принялась одеваться при помощи Виргинии и пожилой служанки. Сюзанна, встав рядом на колени, занялась моими волосами.

В заключение Виргиния достала из резного ларчика диадему.

– Сюзон, беги, предупреди госпожу, что мы почти готовы.

Молодая служанка выскочила за дверь.

Прикрепляя диадему к моим волосам, Виргиния негромко сказала:

– Вот вы и выходите замуж, госпожа Эвелина.

Голос у неё был такой, что я повернулась и посмотрела на неё. На лице её была лишь злоба.

– Вы подбили мою бедную девочку убежать из дома, бросили её в лесу одну на потеху разбойникам. Теперь ей одна дорога – или в монастырь, или замуж за старого пьяницу, как у Меделин.

– Что ты говоришь, Виргиния!

– Зато вы пойдёте замуж, как ни в чём не бывало. Будете как сыр в масле кататься.

Я принялась было что-то говорить, но посмотрела на кормилицу и поняла – что бы я не сказала в своё оправдание, она не поверит ни одному слову. Переведя взгляд на престарелую служанку, слушавшую нас, увидела на её лице то же самое выражение.

Передо мной распахнули дверь, и, сопровождаемая двумя женщинами, я вышла из комнаты. В коридоре стоял Стефан.

– Ты тоже думаешь, что я заманила Доротею? – спросила я.

Он отвёл глаза. Но я продолжала смотреть на него, и он ответил:

– Не моего ума это дело, госпожа Эвелина.

Отвернувшись от него, я пошла по коридору.

В нашей маленькой семейной часовне нас ожидали моя мать, мой отец, господин Ирвин, священник, и Олвер. Вошедшие со мной женщины присоединились к ним.