Сочинения в 2-х томах. Том 1. Стихотворения. - Мандельштам Осип Эмильевич - Страница 20

20

1924, 1937

***

Нет, никогда, ничей я не был современник,Мне не с руки почет такой.О, как противен мне какой-то соименник,То был не я, то был другой.Два сонных яблока у века-властелинаИ глиняный прекрасный рот,Но к млеющей руке стареющего сынаОн, умирая, припадет.Я с веком поднимал болезненные веки -Два сонных яблока больших,И мне гремучие рассказывали рекиХод воспаленных тяжб людских.Сто лет тому назад подушками белелаСкладная легкая постель,И странно вытянулось глиняное тело,-Кончался века первый хмель.Среди скрипучего похода мирового -Какая легкая кровать!Ну что же, если нам не выковать другого,Давайте с веком вековать.И в жаркой комнате, в кибитке и в палаткеВек умирает,– а потомДва сонных яблока на роговой облаткеСияют перистым огнем.

1924

***

Вы, с квадратными окошкамиНевысокие дома,-Здравствуй, здравствуй, петербургскаяНесуровая зима.И торчат, как щуки, ребрамиНезамерзшие катки,И еще в прихожих слепенькихВаляются коньки.А давно ли по каналу плылС красным обжигом гончар,Продавал с гранитной лесенкиДобросовестный товар?Ходят боты, ходят серыеУ Гостиного двора,И сама собой сдираетсяС мандаринов кожура;И в мешочке кофий жареный,Прямо с холоду – домой:Электрическою мельницейСмолот мокко золотой.Шоколадные, кирпичныеНевысокие дома,-Здравствуй, здравствуй, петербургскаяНесуровая зима!И приемные с роялями,Где, по креслам рассадив,Доктора кого-то потчуютВорохами старых «Нив».После бани, после оперы,Все равно, куда ни шло,Бестолковое, последнееТрамвайное тепло...

1925

***

Сегодня ночью, не солгу,По пояс в тающем снегуЯ шел с чужого полустанка.Гляжу – изба, вошел в сенцы,Чай с солью пили чернецы,И с ними балует цыганка...У изголовья вновь и вновьЦыганка вскидывает бровь,И разговор ее был жалок:Она сидела до зариИ говорила: – ПодариХоть шаль, хоть что, хоть полушалок.Того, что было, не вернешь.Дубовый стол, в солонке ножИ вместо хлеба – еж брюхатый;Хотели петь – и не смогли,Хотели встать – дугой пошлиЧерез окно на двор горбатый.И вот – проходит полчаса,И гарнцы черного овсаЖуют, похрустывая, кони;Скрипят ворота на заре,И запрягают на дворе;Теплеют медленно ладони.Холщовый сумрак поредел.С водою разведенный мел,Хоть даром, скука разливает,И сквозь прозрачное рядноМолочный день глядит в окноИ золотушный грач мелькает.

1925

***

Жизнь упала, как зарница,Как в стакан воды ресница.Изолгавшись на корню,Никого я не виню...Хочешь яблока ночного,Сбитню свежего, крутого,Хочешь, валенки сниму,Как пушинку подниму.Ангел в светлой паутинеВ золотой стоит овчине,Свет фонарного луча -До высокого плеча.Разве кошка, встрепенувшись,Черным зайцем обернувшись,Вдруг простегивает путь,Исчезая где-нибудь...Как дрожала губ малина,Как поила чаем сына,Говорила наугад,Ни к чему и невпопад,Как нечаянно запнулась,Изолгалась, улыбнулась -Так, что вспыхнули чертыНеуклюжей красоты.Есть за куколем дворцовымИ за кипенем садовымЗаресничная страна,-Там ты будешь мне жена.Выбрав валенки сухиеИ тулупы золотые,Взявшись за руки, вдвоемТой же улицей пойдем,Без оглядки, без помехиНа сияющие вехи -От зари и до зариНалитые фонари.

1925

Из табора улицы темной...

Я буду метаться по табору улицы темнойЗа веткой черемухи в черной рессорной карете,За капором снега, за вечным за мельничным шумом...Я только запомнил каштановых прядей осечки,Придымленных горечью – нет, с муравьиной кислинкой,От них на губах остается янтарная сухость.В такие минуты и воздух мне кажется карим,И кольца зрачков одеваются выпушкой светлой;И то, что я знаю о яблочной розовой коже...Но все же скрипели извозчичьих санок полозья,В плетенку рогожи глядели колючие звезды,И били вразрядку копыта по клавишам мерзлым.И только и свету – что в звездной колючей неправде,А жизнь проплывет театрального капора пеной,И некому молвить: «из табора улицы темной...»