Мельин и другие места - Галанина Юлия Евгеньевна - Страница 56

Подняв голову, я огляделся в поисках существа, чья кровь была здесь недавно пролита. Совсем рядом, в паре шагов, плато обрывалось глубокой трещиной, но склон не отличался особой крутизной. Пожалуй, я мог бы осторожно спуститься…

— Эй, парень! — голос солдата прервал мои размышления. — Нашел траву-то?

Обернувшись, я постарался жестами объяснить положение, однако ратники сильно устали и меньше всего их волновала история с какой-то там лужей крови. Старший срезал куст крозеаста под корень и указал мне на лошадь.

— Скачем обратно.

Я замотал головой. Солдаты угрюмо смотрели, как я пытаюсь жестами объяснить им необходимость спуститься в пропасть. Проклятие, ведь здесь, возможно, был ранен мой сородич! Но все, чего я добился, выразил старший солдат в одной фразе:

— Кончай мозги крутить, — он взял моего коня под узцы. — Вот что, парень, мы тебя ждать не станем.

Я жестами дал понять, что они могут ехать, а я догоню их позже. Солдат смерил меня сомнительным взглядом.

— Это как же? Я тебе, стал-быть, коня оставлю, а ты с ним в бега пустишься?

Неожиданно за меня вступился другой ратник:

— Не болтай зря, Лангет. Пацан не первый год служит старому хрычу, хотел бы сбежать — так давно уж…

— Я ему коня не оставлю, — упрямо возразил Лангет. — Конь денег стоит.

Я отчаяно жестикулировал, но солдатам, видимо, надоело пререкаться. Ратник, вступившийся за меня, пожал плечами.

— Ну, тогда я с ним останусь, а вы езжайте. Мне отдых не повредит.

Лангет покачал головой.

— Хитрец… Ладно, только не задерживайтесь. К вечеру что б вернулись!

— Вернемся, вернемся… — пробормотал ратник. Солдаты один за другим направились обратно по тропе, а он устало присел на камень и с наслаждением потянулся.

— Ну, спасибо тебе, паренек, — обветренное лицо ратника тронула улыбка. — Меня Беарвегом кличут. А тебя?

Я поднял палочку и начал было выводить в пыли имя «Юрми», но Беарвег рассмеялся.

— Зря не пыхти, мы люди темные, грамоте не обученные, — он посмотрел на восток, где небо уже пылало огненными всполохами. — Хороший день будет.

Вновь переведя взгляд на меня, Беарвег кивнул в сторону пропасти.

— Ну? Лезь давай, делай что хотел.

Я кивнул и подошел к трещине. Там, внизу, величаво колыхались глубокие тени, предрассветный туман скрывал дно. Осторожно нащупывая камни, я принялся спускаться.

Трещина оказалась совсем не глубокой, всего в три человеческих роста. Но тени и туман мешали даже моим глазам. Пригнувшись, я двинулся вперед, глядя под ноги в поисках следов крови… И едва не наступил на гигантское снежно-белое крыло. Здесь запах крови был особенно сильным.

Медленно, не веря, я поднял взгляд. Птицу, бессильно лежавшую на спине, не узнал бы только слепой; но перья! Белые, как лучшее молоко, они отливали перламутровым блеском даже в слабом предутреннем свете. Я никогда не видел столь прекрасного существа. Даже не слышал, что орлы Манвэ бывают белыми.

Когда первое изумление слегка отпустило, я обратил внимание на другие детали. Орел — точнее, орлица — сильно пострадала при падении. С одного бока все её перья покраснели от крови, грудь тяжело вздымалась. Громадные, с мою ладонь размером глаза были мучительно сжаты, из ноздревых дырочек в основании клюва текла кровь. Орлица умирала, и я ничем не мог ей помочь.

«Ты можешь…» — слабый голос раздался прямо в голове. Я не удивился: мать читала мне сказки об орлах Манвэ, рассказывала как общаются эти птицы. Знала бы она, что настанет день когда ее сын будет способен разговаривать лишь с орлами…

«Чем помочь?» — спросил я мысленно, стараясь передать умирающей свое сочувствие и скорбь.

В ответ, будто молния, пришел зрительный образ: грозный пик, окруженный тучами, холодные скалы. В мгновение ока сознание орлицы пронесло меня над горами, вдоль дорог и укромных звериных тропинок, указав точный путь в самый сокровенный тайник любой птицы. Там, в гнезде, одиноко белело большое яйцо.

«Спаси» — единственная мысль была красноречивее сотен слов. Я склонил голову.

«Ты не должна мне доверять. Я не человек.»

Орлица с трудом приоткрыла один глаз. Я ощутил муку и горечь, пронзившие ее разум.

«Тебе уже известен путь,» — донеслась мысль. — «Сделанного не исправить.»

«Не жалей о случившемся», — ответил я. — «Ты не совершила ошибки.»

Дыхание птицы становилось все тише с каждым мгновением.

«Укрой его от других…» — во взгляде орлицы читалась мольба. — «Они убьют… Как меня…»

«Спрятать птенца от других орлов?!» — изумленно переспросил я.

«Да…» — ее веки сомкнулись. — «Манвэ проклял… нашу семью… запретное… воспитай моего сына!» — мысль полыхнула кровавым цветком, и клюв орлицы бессильно приоткрылся. Лишь всколыхнулся воздух, потревоженный последним вздохом гигантской птицы.

Я ничего не объяснил Беарвегу, когда выбрался из трещины, только покачал головой в ответ на вопрос. Мы запрыгнули на коней и пустились в обратный путь. Солдат то и дело поглядывал на меня, видимо слишком уж изменилось выражение моего лица после возвращения из пропасти. Домой вернулись под вечер.

Здесь мы узнали, что Кайман не сумел спасти Дорианову лошадь, и бедный конь отправился на звездные пастбища. Естественно, это не улучшило настроение хозяина. Старого лекаря с позором выгнали за ворота, следом полетел его мешок с инструментами. Стоя в дверях, Дориан пообещал выступить на городском собрании и объявить Каймана шарлатаном… Так или иначе, старику больше нечего было делать в этом городе.

Поздним вечером того бесконечного дня, мы с Альком помогали Кайману грузить вещи на двуколку, когда он внезапно обернулся и пристально посмотрел мне в глаза.

— Ты хочешь уйти, — сказал старик с такой уверенностью, словно читал мои мысли. — Ты вернулся с гор совсем другим. Не отрицай.

Я опустил голову. Встревоженный Альк коснулся моего плеча:

— Юрми?

— Не удивляйся, этого следовало ожидать, — спокойно ответил Кайман. — Вокруг таких, как Юрми, всегда происходят удивительные события. Было бы странно, если б ничего не случилось…

«Друг, о чем он говорит?» — жестами спросил Альк. Мальчик здорово перепугался.

Я показал жестом, что уйду и вернусь обратно, но Кайман с кривой улыбкой покачал головой.

— Нет, Юрми, ты не вернешься, — Он вздохнул. — Вы никогда не возвращаетесь. Силой тебя удерживать нет смысла, все равно удерешь, не сегодня так через месяц… — старик скрестил на груди руки. — Я не стану тебе мешать. Но спрошу. Уверен ли ты, что хочешь все бросить?

Я покачал головой. Кайман приподнял левую бровь.

— Не уверен, но идешь?

Я кивнул. Старик долго молчал.

— Хотел бы я знать, что ты увидел… — пробормотал он наконец. Но заметив, что я начал жестикулировать, внезапно вспылил: — Нет! Дурак! Никогда, никому не раскрывай слов, что судьба прошептала тебе на ухо!

Отолкнув меня от двуколки, старик еще некоторое время ворчал, перебирая вещи, затем выпрямился и протянул мне маленький кожаный мешочек.

— Держи, — буркнул Кайман. — Здесь столько же денег, сколько я заплатил за тебя шесть лет назад.

Он взял меня за левую руку, а в правую вложил кошель.

— Освобождаю тебя от службы, а себя от владения, — сухо произнес старик, не отпуская мою ладонь. — Между нами нет связи, я чужой тебе, ты мне. Любое проклятие, павшее на тебя, да не затронет меня и моих родных. Кивни в знак согласия.

Я серьезно кивнул. Кайман много знал о волшебстве, хотя сам никакими силами не обладал.

— Ну, все, — старик наконец выпустил меня и отошел к повозке. — Ты должен уйти до полуночи, и ни разу, слышишь — ни разу не оглядывайся, пока не пройдешь трижды по сто шагов от городской стены. Иначе любое проклятие, которым тебя наградят — а тебя наградят, уж поверь — обрушится на этот город.

Он бросил взгляд на растерянного Алька, стоявшего рядом.

— Возьми с собой мальчика, — глухо приказал Кайман. — Доставь домой.