Приезжайте к нам на Колыму! Записки бродячего повара: Книга первая - Вишневский Евгений Венедиктович - Страница 29

И тут как раз шесть наших машин подъезжают одна за другой.

«Ребята! — кричу я. — Карабины!»

И сразу изо всех кабин на этого Королева дулы глядят... Хлопнул он дверцей и уехал. Километров пять до Кюбюмы не доезжаем, смотрим: лежит его машина в кювете колесами вверх. Сам он на дороге стоит, руки вверх поднял: стой, дескать! Я торможу. Ребята тормозят.

«Вытащите нас! — говорит Королев. — Я приказываю».

«А вот хрен тебе, дядя, — говорю, — как перевернулся, так и на ноги становись. Ты на меня с наганом, а я тебя вытаскивай?! Ребята! — говорю я шоферам, — кто эту сволочь из кювета вытащит, будет иметь дело со мной». Никто его, конечно, вытаскивать не желает.

Королев кричит мне: «Как фамилия?! Да я с тобой знаешь что сделаю?!!»

«Хрен тебе, — говорю, — дядя, а не фамилия. Хочешь, номер машины пиши. Поехали, ребята!»

Приезжаю на базу. Вызывает меня начальник и говорит: «Велено тебя снять с машины и сам знаешь чего».

«Ладно, — говорю, — снимай. У меня денег хватит. Я сейчас на самолет и — к Сталину. Он в обиду не даст. А посадишь меня, другой полетит, другого посадишь — третий. Всю автобазу посадишь, один останется — он и полетит. Нет сейчас таких законов — шоферам на трассе под нос наган совать».

Начальник звонит Королеву: так, дескать, и так. Тот спрашивает: «А работает как?»

«Два плана», — говорит начальник.

«Ладно, хрен с ним, пускай работает», — говорит Королев.

Вот так я живой и остался.

Я за правду всегда отчаянный был. Как-то года три или четыре назад останавливает меня в Магадане мильтон, старший лейтенант: «Отвезешь мне домой два мешка картошки» — и адрес называет. «Не имею, — говорю, — такого задания: картошку тебе возить». — «Как так не имеешь?! — взвился мильтон. — Права!» — «Не дам прав». — «Тогда поехали со мной в управление. Там разберемся». — «Поехали... — соглашаюсь я, — отчего не разобраться...»

Приезжаем мы в управление, ведет он меня к начальнику, а начальник смотрит на меня и лыбится во весь рот: «Оганесян?» — «Оганесян». — «Что же ты, Оганесян, мать твою перемать, своего боевого командира не узнаешь?»

Глянул я на него: батюшки-светы! — да это же наш командир полка гвардии полковник Захаров. Обнял он меня и говорит: «Никаких разговоров. Сегодня ты мой гость, а все дела отменить!»

Пришли мы к нему домой: жена увидела меня — ахнула! Ну, выпивка какая хочешь, закусочка там всякая — это само собой... Душ, чистое бельишко... Словом, приняли как родного, а ведь сколько лет прошло...

Но с другой стороны, посудите сами: как же им меня не помнить? Стояли мы тогда в Маньчжурии, и схватил наш комполка где-то на стороне трипперок. А тогда ведь это дело в больницах не лечили, только у частника — пятьсот рубликов укол. Вот, бывало, и дает мне мой полковник машину вроде как для подготовки стажирующихся солдат... А я, понятное дело, сено частнику вожу, деньги заколачиваю. Ну а под вечер являюсь к командиру, выручку на стол; он идет — укол делает. Вот так-то. Да-а, веселое тогда время было, веселое...

Американцы-то нам какую козью морду заделали. Я уж совсем думал, что наши к совещанию компартий человека на Луну высадят... И за что ученым такие деньги платят?! Это какой позор, если американцы вперед нас на Луне будут, а ведь все к этому идет... Денег нет? Ерунда, на такое дело деньги всегда найти можно. Да я вот нынче же, как из рейса приду, лично Брежневу письмо напишу: если у вас денег не хватает, мы поможем. Все шоферы Артыкской автобазы по полсотни скинутся — только чтобы мы первыми на Луне были!..

А на Луне, там чего: тайга или море? Ну, если камни да пыль, то золото должно быть — уж в чем в чем, а в золоте я разбираюсь...

Произнося эту пылкую сбивчивую речь, полную эмоций, матерщины, ярких деталей и несомненных преувеличений (мягко говоря), наш водитель временами бросал баранку, хватался за голову, в огорчении бил что есть мочи по рулю. Тяжело груженная машина шла в это время через перевалы, ползла по серпантинам, преодолевая осыпи и крутые повороты. Нам сперва было страшновато, но потом мы то ли привыкли, то ли рассказ захватил нас целиком, и бояться мы перестали.

Подъехав к поселку Берелех, наш рассказчик остановил машину у шоферского пункта и, грустно улыбнувшись, развел руками:

— Приехали. Сейчас меня тут спать на шесть часов уложат. Черт бы побрал эти санатории — мне же ведь к двадцать седьмому путевку сдать надо, а то в этом месяце получать будет нечего...

От Берелеха до Сусумана добрались на попутном автобусе, который приезжал сюда заправляться. Всю дорогу Саня мучился дилеммой: заплатить или нет рубль шоферу.

— Несколько лет назад, — рассказывал он мне дорогой, — вез меня один малый на списанной машине в жуткий гололед через такие перевалы... Да я уже рассказывал тебе... Полторое суток ехали... Я ему червонец даю, а он как заорет: «А ну убери свою десятку, козел вонючий! Закона трассы не знаешь?!»

Посовещавшись, денег шоферу решили не давать, и он воспринял это как должное.

Вечером играли с местными парнями в футбол. Защитник сусуманцев Миша сильно «подковал» Саню своим тяжелым армейским башмаком. Если бы мы знали, какие тяжелые последствия будут у нас от этого глупого, никому не нужного матча!

26 июня

Санина нога за ночь распухла и даже пошла какими-то синими пятнами. От сильной боли наш начальник не сомкнул глаз. Сейчас он не может не только ступить на эту ногу, но даже и обуться. Значит, надо идти в больницу. Теперь все отрядные хлопоты ложатся на меня.

Первая же проблема, которую мне пришлось разрешать в одиночку, несла в себе все признаки абсурда (разве могло быть иначе?!). Оказалось, что аэропорт Берелех не имеет своего собственного вертолетного отряда, а те машины, что работают здесь (и, соответственно, их экипажи), приписаны Сеймчанскому авиаотряду, и вертолетчики числятся тут в командировке. Поэтому деньги за нашу заброску мы должны платить Сеймчанскому отряду, и Сусуманское отделение госбанка отказывается у нас их принимать. Ситуация, глупее которой придумать что-либо трудно: для того чтобы заплатить деньги за рейс, который будет выполняться из Берелехского порта (и возвращаться в него же), я должен по трассе доехать до Магадана (это около тысячи километров), оттуда самолетом улететь в Сеймчан (билет туда достать тоже непросто), а потом тем же путем вернуться назад — в Сусуман. И все это для того, чтобы совершить пятиминутную операцию: не получить, нет — отдать деньги!

Минут пятнадцать уламывал я управляющего конторой госбанка в Сусумане, затем заказал междугородный телефонный разговор, полчаса уговаривал начальника Сеймчанского авиаотряда и — о радость! — уломал и того и другого. Нам разрешили внести деньги в Сусуманское отделение госбанка переводом в Сеймчанское отделение, что я без промедления тут же и совершил (а то вдруг они передумают!).

Поздно вечером, когда я шел к себе в лагерь с ведром воды, навстречу мне из придорожных кустов вышел пьяный эскимос (а может, чукча, я еще не научился их различать) с острой строительной скобой в руках. По рассказам Сани я уже знал, что распрямленная строительная скоба — традиционное лагерное оружие в здешних местах. Традиционный вопрос:

— Прикурить есть?

— Чего же тебе прикуривать-то? — спрашиваю я. — У тебя же ни папиросы, ни сигареты нет... Сам я некурящий, хочешь — пошли в лагерь, там у нас все есть.

Эскимос промямлил что-то, пожевал зачем-то губами и вновь нырнул в кусты. А минут через десять вышел к нашим палаткам все с той же скобой в руках. Саня на одной ноге кинулся в палатку за карабином. Но Юра опередил его — он подошел к эскимосу и, вырвав у него из рук скобу, забросил ее далеко в кусты. Потом дал эскимосу пинка под зад, и тот скрылся с наших глаз теперь уже окончательно.

После этого случая Саня распорядился нести в лагере круглосуточное дежурство.

27 июня

Санина нога все хуже и хуже. Повезли мы его в больницу, а там хирург вчера пил, поэтому сегодня принимает только после обеда.