Скандинавские сказания о богах и героях - Светланов Юрий - Страница 19

— Хорошо, тогда расскажи мне все, что ты знаешь об Асгарде и Митгарде, о Ванахейме и Йотунхейме, о царстве огня и о подземной стране мертвых, а также о всех племенах и народах, живущих на земле, — потребовал Тор.

Больше двух часов отвечал Альвис на первый вопрос бога грома, но ответил на него без запинки.

— Много ты знаешь, — похвалил его Тор. — Ну, а теперь, продолжал он, — расскажи мне о всех зверях и птицах, живущих на земле, и о всех рыбах, плавающих в морях и реках.

Альвис ответил и на второй вопрос могучего Аса, но отвечал на него так долго, что, когда он кончил, небо из темного стало светло-серым.

— Ты действительно великий мудрец, — произнес бог грома, искоса поглядывая на восток. — Тебе осталось только сосчитать все звезды на небе и сказать, как каждая из них называется, и мы завтра же отпразднуем твою свадьбу с моей дочерью.

От таких слов у Альвиса закружилась голова. Забыв о надвигающейся опасности, он стал называть звезды, но не успел перечислить и четвертую их часть, как вдали послышалось громкое ржание коней, запряженных в колесницу Суль. Первый яркий луч солнца скользнул по небу и, упав на гнома, мгновенно превратил его в камень.

Так Тор, не нарушив данного Сиф слова, сумел избавить свою дочь от неугодного ему и ей жениха и доказал, что хитрость подчас бывает выше мудрости.

СМЕРТЬ БАЛЬДРА

Прошли века. По-прежнему правил миром великий Один; по-прежнему защищал Асгард и Митгард от нападений великанов могучий бог грома; по-прежнему волшебная корзина Идун была полна чудесных яблок, дающих Асам молодость и силу. Никогда еще не были боги так веселы и счастливы.

Но вот доброго и кроткого Бальдра стали преследовать дурные сны. Все чаще и чаще видел он по ночам, что расстается со светлой страной богов и спускается в мрачное подземное царство Хель, все чаще и чаще мучило его сердце тяжелое предчувствие близкой смерти, и он из веселого стал печальным, из беззаботного — задумчивым.

Тогда встревоженный Один отправился в Йотунхейм, чтобы посоветоваться с Мимиром, и страшен был ответ мудрого великана.

— Да, Бальдр скоро умрет, — сказал он. — Ничто не может это предотвратить. Ничто не может предотвратить и гибели остальных богов, когда придет их час. У каждого своя судьба. Один, и изменить ее не в силах даже ты.

От Мимира старейший из Асов пошел к норнам, но и те встретили его сурово и угрюмо.

— Ты скорбишь об участи сына, — сказала Урд, — а не ведаешь того, что не так уж далек тот день, когда и сам ты ее разделишь. Уже половина ствола ясеня Игдразиля сгнила, уже дрожит мировое дерево, жизнь которого окончится вместе с твоей. Слышишь ли ты скрежет зубов? Это чудовищный дракон Нидгег, живущий в царстве Хель, подгрызает снизу его корни. Еще много лет будет продолжаться его работа, но когда-нибудь она закончится.

— Мы ежедневно поливаем Игдразиль водой из священного источника Урд, чтобы залечить его раны. Этим мы продлеваем жизнь могучего ясеня, но не можем его спасти, так же как и ты не можешь спасти жизнь Бальдра, — добавила Верданди.

— Подожди, Один, — произнесла Скульд, видя, что голова владыки мира склонилась на грудь. — Выслушай меня! Не вечно Бальдр будет у Хель: он слишком чист и невинен, чтобы навсегда остаться в стране мрака. Утешайся этим. Больше я тебе ничего не скажу.

С тех пор словно черная туча повисла над Асгардом. Узнав о словах Мимира и пророчестве норн. Асы прекратили свои пиры и забавы. Они оплакивали судьбу всеми любимого лучезарного бога, и только одна Фригг еще надеялась спасти сына.

— Нет, он не умрет, — сказала она и, обойдя Асгард и Митгард, Нифльхейм и Йотунхейм, страну гномов и страну эльфов, взяла клятву с каждого металла, с каждого камня, с каждого растения, с каждого зверя, с каждой птицы и с каждой рыбы в том, что никто из них не причинит вреда Бальдру.

— Утешьтесь и забудьте свою печаль, — объявила она Асам, возвращаясь из своего странствия. — Не может погибнуть тот, кого ничто не может убить.

Обрадованные боги громко славили Фригг; сам великий Один удивлялся ее премудрости, а Бальдр забыл о своих снах и попросил богов испытать его неуязвимость.

Те охотно согласились выполнить его просьбу и, выйдя вместе с богом весны в поле, стали бросать в него камни, стрелять из лука, колоть его копьями и рубить мечами.

Бальдр в ответ лишь смеялся: и дерево, и камни, и железо твердо держали данную ими клятву и даже не царапали его кожу.

— Тебе больше нечего бояться, брат, — сказал ему Хеймдалль. — С этого дня ты можешь сражаться с любым врагом.

— Я не хочу ни с кем воевать, — рассмеялся Бальдр, — но я рад, что останусь с вами в Асгарде, где так светло и радостно, и не уйду под землю, к мертвым.

Видя и слыша все это, Локи сердито хмурился. Он уже давно завидовал доброму богу весны, а теперь, когда тот стал неуязвимым, его злоба еще больше усилилась.

«Вы рано радуетесь; Мимир и норны не могли ошибиться», подумал он и, превратившись в бедную старуху странницу, пошел к Фригг.

— Знаешь ли ты, о великая богиня, что сейчас делают твои сыновья? — воскликнул он, входя к ней. — Они за что-то разгневались на прекраснейшего из них, Бальдра, и пытаются убить его камнями и стрелами, копьями и мечами.

— Не бойся, бабушка, — засмеялась Фригг, забыв спросить странницу, как она попала в Асгард. — Бальдр неуязвим. Ни один металл, ни одно дерево, ни один камень не могут его поранить. Иначе они нарушили бы данное мне обещание.

— Ох, так ли это? — прошамкала мнимая старуха. — Со всех ли деревьев и кустарников в мире взяла ты клятву не трогать бога весны?

Мудрейшая из богинь задумалась.

— Видела я на севере Митгарда, в лесах Норвегии, маленькую зеленую веточку растения, которое люди называют омелой, — ответила она. — Эта веточка была еще так юна, что ничего не понимала, и я не стала с ней разговаривать. Позже, когда она вырастет, я попрошу также и ее не губить моего сына.

Бог огня еле удержался, чтобы не вскрикнуть от радости. Поспешно покинув дворец Одина, он скинул с себя женское платье, надел на ноги крылатые сандалии и, не теряя времени, помчался в Норвегию. К этому времени веточка омелы уже подросла и стала длиннее руки. Локи сорвал ее и, сделав из нее стрелу, вернулся в Асгард.

Боги все еще были в поле, где продолжали испытывать неуязвимость Бальдра, и лишь один слепой Ход уныло стоял в стороне от своих братьев, прислушиваясь к тому, что они делают.

— Что же ты не стреляешь в бога весны? — обратился к нему Локи.

— Зачем ты смеешься надо мной? Ведь ты же знаешь, что я ничего не вижу! — ответил Ход.

— Это не мешает тебе быть таким же хорошим воином, как и остальные Асы! — возразил бог огня. — Не уступай им ни в чем и выстрели тоже. Вот, возьми, — добавил он, подавая слепцу лук и стрелу, которую сделал из ветки омелы, — а я поверну тебя лицом к Бальдру.

Ход, не подозревая коварства Локи, послушно натянул лук и выстрелил прямо перед собой. В тот же миг Бальдр вскрикнул и мертвым упал на землю. Стрела Хода пронзила ему сердце.

Асы в горе рвали на себе волосы, а Локи затрясся от страха: он боялся, что Ход его выдаст. Однако тот не успел этого сделать. Вали в бешенстве накинулся на своего слепого брата и убил его, так и не спросив, кто вложил ему в руки смертоносное оружие, поразившее светлого бога. Коварный Ас и на этот раз избежал наказания.

На похороны Бальдра пришли не только все Асы и Ваны, не только валькирии и эльфы, но и много жителей Йортунхейма, великанов. Даже им, потомкам жестокого Имира и злейшим врагам Асгарда и Митгарда, было жаль того, кто за всю свою жизнь никому не причинил зла. Но больше всего горевали о нем Один и Фригг.

На огромном корабле, Гринггорни, был сложен погребальный костер. На костер положили тела бога весны и его молодой жены Наны, которая не перенесла горя и умерла в тот же день. Потом на него ввели и жеребца Бальдра, под седлом, в богатой, украшенной золотом сбруе, а Один надел на палец мертвому сыну кольцо Драупнир и шепнул ему на ухо несколько слов. Этих слов никто не слышал, но, наверное, это были слова утешения: недаром норна Скульд обещала владыке мира, что Бальдр не вечно будет в царстве мертвых. Оставалось только разжечь костер и спустить корабль на воду, но он был так тяжел, что никто из богов, даже сам Тор, не мог сдвинуть его с места.