Многосказочный паша - Марриет Фредерик - Страница 34

— Позволь заметить мне, Феликс, или как иначе зовут тебя, обманщик? — сказала Цериза голосом, в котором были и упрек и шутка.

— Мое имя Франсуа.

— Хорошо. Итак, Франсуа, — но это имя уже не полюблю я так, как люблю прежнее, Феликс; только первое глубоко запало мне в сердце. Но обратимся к моей истории. Итак, позволь мне начать замечанием, которое знакомство с тобой и следовавшие за тем обстоятельства глубоко укоренили к моей памяти. К несчастью, те, которые, по их словам, стоят на высших ступенях света, имеют менее других свободы в предмете, более прочих составляющем счастье жизни: я говорю о выборе супруга, с которым женщина должна рука об руку совершать свое земное странствование; чем выше наше звание, тем менее властны мы в выборе, и в этом отношении последний поселянин во сто крат счастливее нас. Девушки, жертвы семейственных выгод, из монастыря идут прямо к алтарю. В то время, когда ты подоспел к нам на помощь, или, по крайней мере, мы так думали, потому что и до сих пор не могу я еще разобраться…

— И ваше мнение обо мне было справедливо, потому что я отдал свою последнюю одежду для вашего прикрытия.

— Да, ты сделал это, мне кажется, и я вижу еще, как ты отошел от кареты; я полюбила тебя с той минуты. Но далее. Тогда мы ехали в замок моего будущего супруга, которого я еще до тех пор не видала, хотя дело было уже давно слажено. Отец мой не подумал, что и несколько дней знакомства могут наделать много зла, а потому, считая себя обязанным, не мог не пригласить тебя в дом свой. Он не знал, как легко отношения и обстоятельства побеждают иногда время; в несколько дней я узнала тебя лучше, чем узнала бы другого в несколько лет. Что люблю тебя, горячо люблю — это знаешь ты очень хорошо. Но далее. (Не целуй же так меня, иначе я никогда не закончу). На следующее утро услышала я, что ты уехал, но лошадь отца моего не возвращалась, и отец стал серьезнее, а епископ — мрачнее обыкновенного. Два дня спустя сказал мне отец, что ты обманщик, что все открыто и что если тебя поймают, ты, вероятно, попадешь в руки инквизиции. Но ты сел на корабль, и мы думали, что ты приедешь в Тулон. Он присовокупил, что жених мой будет к нам на днях. Я перебрала в уме все, что ты мне говорил, и вывела из всего этого следующие заключения: во-первых, что ты не тот, за кого выдавал себя; во-вторых, что отец мой узнал о нашей связи и не желал видеть тебя снова, но что ты оставил меня, что ты бежал — этому не хотела я никак верить; после всего, бывшего между нами, это было невозможно. Но был ли ты Рулье или кто другой — все равно! Ты был предметом всех моих желаний, ты был идолом души моей, и я поклялась жить для тебя или умереть. Я была уверена, что рано или поздно ты вернешься, и эта уверенность была моей поддержкой! Жених мой явился — он был мне ненавистен. Время свадьбы приблизилось; оставалось одно средство — бежать. Одна молодая девушка, прислуживавшая мне, была очень привязана ко мне. Ты, верно, помнишь ее: когда мы были в саду, она пришла доложить нам о приезде епископа. Я открылась ей; она достала мне крестьянское платье и обещала, что отец ее, живший в нескольких милях от замка, примет меня в дом свой. Вечером, накануне предполагаемой свадьбы, вышла я потихоньку из дома, побежала к реке, протекающей подле замка, бросила на берегу ночной чепчик и шаль и потом поспешила к месту, где отец горничной дожидался меня с повозкой. Горничная, оставшись в замке, устроила так, что все думали, что я утопилась, а так как она была уже не нужна, то и отпустили ее, и она возвратилась к отцу. Таким образом были мы опять вместе. Я прожила там более года, после чего, однако, сочла лучшим отправиться в Марсель, где и определилась управительницей к хозяину этого дома, который, однако, обращается со мной более как с дочерью, чем как со служанкой. Ну, Франсуа, теперь твоя очередь; можешь ли ты дать мне подобный же отчет в своих поступках?

— Не совсем так, но могу уверить тебя, милая Цериза, что я не забывал тебя никогда, пока думал, что ты жива, и что потом, считая тебя умершей, никогда не переставал оплакивать своей потери; никого не любил, кроме тебя. Наш старый друг может подтвердить слова мои; пусть скажет он, что услышал от меня, когда предостерегал меня от соблазна при виде красоты его управительницы.

Я не сказал Церизе, Ваше Благополучие, всей правды, потому что твердо уверен в том, что нисколько не предосудительно поступает тот, кто умалчивает о вещах, которые не сделают человека счастливее. Я сказал, что оставил ее потому, что иначе жизнь моя была бы в опасности, и что я берег ее только для нее. Также сказал я, что постоянной моей мыслью было вернуться и что когда я оставил Валенсию, нажив там значительный капитал, тот же час стал разведывать о ней и узнал, что она умерла. Однако я не открыл ей своего происхождения, но сказал, что отец мой был уважаем всеми и после смерти оставил большое богатство. Это сделал я потому, что хотя иногда люди высшего круга и покоряются силе любви и часто, побежденные ею, нисходят со своей высоты на низшие ступени, но все-таки ее огорчило бы открытие, что в этой лотерее ей выпал пустой билет.

Цериза осталась довольна моим рассказом; мы возобновили наши клятвы, и старик, который сознавался сам, что если тайны наши, вверенные ему, откроются, то это будет опасно и для чего, дал согласие на наше соединение и на то, чтобы мы оставили дом его.

От дальнего родственника, наследовавшего имущество отца моего, получил я две трети всего и отправился с деньгами и женой в Тулон.

Ничто не нарушало нашего счастья в продолжение первого года. Жена была для меня все, и время не только не охладило моей любви к ней, но еще упрочило ее. Впрочем, мы жили слишком роскошно, и к концу года заметил я, что уже нет у меня целой трети. Любовь моя к жене не позволяла мне довести ее до нищеты, и я решился принять нужные меры для обеспечения нашего будущего. Я стал с ней советоваться. Цериза одобрила мои виды; я разделил остаток своего имущества: на половину закупил товаров, другую отдал ей на жизнь во время моего отсутствия и сел на корабль, отправлявшийся в Ост-Индию.

Я прибыл туда благополучно и был удивительно счастлив в своих оборотах. Я уже начал думать, что судьба утомилась преследовать меня, но, зная ее лукавство, половину своей поклажи для большей безопасности нагрузил на другой корабль.

Когда корабль был готов сняться с якоря, явились и пассажиры на борт, и между ними находился один богатый старик, прибывший из Мексики и желавший отправиться во Францию. Он заболел. Ему нужно было открыть кровь, я предложил ему свои услуги, они были приняты, старик выздоровел, и мы очень сдружились. Недели через две по отплытии из Ост-Индии вдруг поднялся ужасный ураган, какой когда-либо я видел на море.

Волны кипели, ветер был так силен, что ничто не был в состоянии противостоять ему. Корабль бросило на бок, и мы считали гибель свою неизбежной. К счастью, мачты слетели в море, и корабль снова поднялся. Но когда ураган утих, наше положение было довольно затруднительно: без мачт, без парусов что могли мы делать? Наступила совершенная тишь, и нас несло течение на север.

Однажды утром, когда мы всматривались вдаль в надежде увидеть какой-либо корабль, заметили мы на некотором расстоянии какой-то диковинный предмет.

Сначала мы думали, что это одна из тех бочек, которые мы выкинули за борт или которые принадлежали какому-нибудь утонувшему судну. Наконец, однако, обнаружили, что то была огромная змея, которая, плыла со скоростью от пятнадцати до двадцати миль в час, шла прямо на корабль. Когда она приблизилась, мы с ужасом заметили, что она была почти во сто футов длиной и толщиной с грот-мачту семидесяти четырех пушечного корабля. По временам змея поднимала на несколько футов из воды голову, потом снова опускала и продолжала свое быстрое плаванье. Когда она была от нас на расстоянии одной мили, на нас нашел такой ужас, что все мы убежали вниз. Чудовище приблизилось к кораблю, поднялось из воды более, чем на половину своего туловища, так что голова его, если бы были у нас еще мачты, была бы наравне с верхними реями, и с высоты смотрело на палубу. После чего змея опустила свою огромную голову в люк, схватила зубами одного из экипажа и скрылась под водой.