Приключение Питера Симпла - Марриет Фредерик - Страница 82

82

— Я вам очень благодарен, Суинберн, за ваше расположение ко мне. Но если я исполняю свои обязанности, чего мне бояться?

— Человек может исполнять свои обязанности, мистер Симпл. Но если капитан решил погубить его, ему ничто не помешает. Я дольше вашего служу и имею в этом деле некоторый опыт. Помните только одно, мистер Симпл, — вы меня извините, что я с вами так вольно говорю, — ни в коем случае не теряйте хладнокровия.

— Об этом не беспокойтесь, Суинберн, — ответил я.

— Легко сказать «не беспокойтесь», мистер Симпл. Но помните, ваше хладнокровие еще не подвергалось испытанию. С вами всегда обращались как с джентльменом. Если же с вами поведут себя иначе, в вас слишком благородная кровь, чтоб промолчать, я в этом уверен. Я видел офицеров, которых оскорбляли и раздражали так, что ангел не вытерпел бы такого обхождения, а потом за одно неосторожное слово их выгоняли к черту со службы.

— Но вы забываете, Суинберн, что военный устав точно так же составлен для капитана, как и для всякого другого на корабле.

— Знаю. Но в военном суде капитаны придают разное значение тому, что говорит начальник подчиненному и подчиненный начальнику.

— Правда, Суинберн, — сказал я.

— Я того мнения, что, если капитан скажет вам, что вы не джентльмен, вы не должны повторять ему то же самое, — сказал Суинберн.

— Разумеется, нет, — отвечал я, — но я могу потребовать военного суда.

— Конечно, и вам не откажут, но что вы этим выиграете? Это все равно, что бороться против сильного шквала и отлива; тысяча против одного, что вы не достигнете порта, а если и достигнете, то корабль ваш разобьется на части, паруса будут истерты так, что станут не толще газетного листка, снасти изорвутся; а между тем распоряжение насчет ремонта вам не приходит, корабль остается расснащенным. Нет, нет, мистер Симпл, лучше всего хоть и морщиться, а терпеть и вести себя как можно осторожнее. Поверьте мне, в самом лучшем корабельном экипаже шпион-капитан всегда найдет себе шпионов-слуг.

— Вы это про меня говорите, мистер Суинберн? — произнес голос сзади.

— Я обернулся и увидел капитана, который во время нашего разговора незаметно прокрался на палубу.

Суинберн не отвечал и, приложив руку к шляпе, отошел в подветренную сторону.

— Кажется, мистер Симпл, — сказал капитан, обращаясь ко мне, — вы считаете себя вправе злословить о вашем капитане и поверять усматриваемые в нем недостатки младшему офицеру на квартердеке корабля его королевского величества?

— Если вы слышали разговор, сэр, — отвечал я, — то вы должны были заметить, что мы говорили вообще о военных судах. Я не думаю, чтобы я поступил неприлично, разговаривая с офицером о вещах, относящихся к службе.

— Так вы намерены утверждать, сэр, что слова канонира «шпион-капитан» относятся не ко мне?

— Я согласен, сэр, что, поскольку вы украдкой подслушали нас, эти слова могут показаться относящимися к вам. Канонир не знал, что вы подслушиваете. Его замечание, что шпион-капитан всегда найдет шпионов-слуг — общее, и я очень сожалею, что вы думаете иначе.

— Очень хорошо, мистер Симпл! — сказал капитан Хокинз и отправился вниз по лестнице в свою каюту.

— Не странно ли, мистер Симпл, — сказал мне Суинберн, как только ушел капитан, — что, желая оказать услугу, я доставил вам неприятности? Но, может быть, это и к лучшему: открытая война приятнее подслушивания и нападений сзади. Он никак не намерен был показать свой флаг, но я нанес ему такой удар, что он забыл все предосторожности.

— Я того же мнения, Суинберн; но, думаю, впредь нам не должно разговаривать по ночам.

— Сожалею, что сболтнул лишнее, вижу, что дело приняло дурной оборот, — отвечал Суинберн. — Покойной ночи, сэр.

Поразмыслив о случившемся, я убедился, что Суинберн правду сказал. Все это к лучшему. Я теперь знал, с кем имею дело, и мог приготовиться к защите.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

Встреча с голландским военным бригом. — Капитан Хокинз — зритель у кабестана. — Много труда и мало благодарности. — Кто трус? — Матросы негодуют. — Бриг поворачивает не на тот галс.

На рассвете следующего утра мы вышли из Тексела и направились вдоль низких песчаных холмов. Носившийся в открытом море туман рассеялся, и мы увидели чужеземный корабль. Все матросы были созваны наверх, и мы на всех парусах шли к нему. Успели разглядеть, что это военный бриг, и поскольку он значительно изменил свой ход, завидев нас, то подозревали, что это неприятель. Мы подали сигнал, но, не получив ответа, приготовились к битве. Неприятельский бриг пустился на всех парусах, а мы последовали за ним, держа его почти в двух милях от наветренной скулы. Ветер был не очень силен. Неприятельский бриг то качался под брамселями, между тем как у нас были распущены бом-брамсели, то распускал до последнего лоскутка паруса, тогда как у нас все матросы были заняты шкотами брамселей и гафель-гарделями. Но тем не менее, через час мы приблизились к нему почти на полмили. Наши матросы находились на своих местах, радуясь, что так скоро снова оказались в деле. Они сняли куртки и шляпы, обвязали головы белыми платками, а талии черными шелковыми. Пушки готовы, всякая вещь на своем месте, и все нетерпеливо ожидали битвы, исключая, впрочем, капитана. Он с самого начала не выразил удовольствия, тем более присутствия духа, возможно, потому, что до сих пор ни разу не бывал в деле. В начале погони мы считали неприятельский бриг купеческим кораблем и только по наступлении полного рассвета увидели, что он военный.

Начался жаркий бой. Наш капитан, стоя у кабесгана, оставался простым зрителем.

Но в это время почти мгновенно густой туман скрыл от нас неприятеля. В каких-нибудь десяти саженях от брига ничего нельзя было разглядеть. Это нас очень огорчило; мы боялись потерять противника. К счастью, ветер вскоре сменился тишью, и около двенадцати часов паруса захлестали по мачтам. Я доложил капитану, что уже двенадцать часов, и спросил, не позволит ли он подать знак к обеду.

— Нет, — отвечал он, — сначала повернем корабль.

— Повернем корабль, сэр? — вскричал я с удивлением.

— Да, — ответил он. — Я уверен, что бриг в настоящее время находится по другую сторону нашего галса и если мы не повернем, то потеряем его.

— Если неприятель повернет, сэр, — он очутится на мели и не уйдет от нас.

— Сэр, — отвечал он, — когда я спрошу ваше мнение, вы мне скажете, а пока я командую кораблем.

Сначала мы не знали, намерен ли он напасть на неприятеля или нет, но вскоре потеряли всякую надежду. Когда корабль повернулся, он приказал плыть прочь, так что голландский бриг остался у нас со стороны подветренных шканцев. Он велел шкиперу направить корабль в Ярмут, потом отправился в каюту и приказал передать, что я могу дать команду к ужину и раздать матросам виски.

Злость и негодование матросов едва сдерживались.

Сойдя вниз к ужину, они разразились единодушным ропотом; в продолжение всей ночи офицер, находившийся на вахте, с трудом мог удержать их от проявлении своих чувств Что касается меня, я гоже едва мог умерить свою злость. Бриг был нашим верным призом, потоку что на следующее утро он опустил свой флаг перед гораздо более слабым военным кораблем, который наткнулся на него; он находился все в том же положении. Его капитан и старший лейтенант были убиты, около двух третей экипажа убито и ранено. Если бы мы капали на него, он тотчас же опустил бы флаг, потому что последним лагом мы убили его капитана, выказавшего такую храбрость. Как старший лейтенант я был бы повышен, а теперь все это пропало. Нечего и говорить, что поведение нашего капитана строго осуждалось офицерами в кают-компании, а также и всем остальным экипажем. Томпсон был того мнения, что следует обвинить его перед военным судом. Я сделал бы это с радостью, если бы этим можно было от него избавиться. Но старик Суинберн уговорил меня оставить это намерение.

— Видите ли, мистер Симпл, — говорил он, — у вас нет доказательств. Он не убежал вниз, а стоял на палубе, ничего не делая. Так, стало быть, вы не можете уличить его в трусости, хотя тут не может быть никакого сомнения. А относительно того, что он не хотел возобновить битвы — разве не капитанское дело решать, что полезно для королевской службы и что нет? А если он думал, что это неблагоразумно при поврежденном состоянии брига и близко от неприятельских берегов, то это будет приписано только ошибочному суждению. Сверх того, надобно припомнить, мистер Симпл, что ни один капитан, заседающий в военном суде, если будет хоть малейшая возможность, не обвинит в трусости своего брата капитана. Ведь это бесчестье для всего сословия.