Приключение Питера Симпла - Марриет Фредерик - Страница 88

88

Я возвратился на свою квартиру и, чтобы придать себе больше цены, нарочно не являлся на верфь три или четыре дня. Наконец получаю письмо от адмирала, в котором он обещал мне начальство над фрегатом, если я соглашусь поступить к ним па службу. Зная, что я нужен, я отвечал, что предпочитаю английский фрегат шведскому и не соглашусь, если они не предложат чего-нибудь еще, да и тогда соглашусь только с тем определенным условием, чтоб мне не сражаться против родины. Они подумали с неделю и предложили мне графский титул и командование фрегатом. Это удовлетворило меня, как вы можете представить себе, Питер, — сделаться джентльменом было драгоценным желанием моего сердца. Я согласился, стал графом Шаксеном и возглавил большой и красивый фрегат. Тут уж я принялся за дело со всей активностью, занялся снаряжением флота и показал им, что может сделать англичанин. Мы отправились в море. Вам известно, какие мы имели стычки с русскими. Надо сказать правду — мы в этих случаях не ударили лицом в грязь. Я имел счастье отличиться по случаю перепалки лагами с одним неприятельским двухпалубным кораблем, из которой я вышел с честью. Возвратясь в гавань, я получил вот эту ленточку. В другой раз, выйдя в море, я встретился с фрегатом и, овладев им, в награду получил другую ленточку. С тех пор я нахожусь в милости и, выучившись шведскому языку, очень полюбил этот народ. Я часто бываю при дворе, когда стою в гавани и, наконец, Питер, я женат.

— От всего сердца желаю вам счастья, граф…

— Да, и очень хорошо женат — на шведской графине из знатной фамилии, и скоро у меня будет маленький мальчик или девочка. Так что, вы видите, Питер, я, наконец, джентльмен, а главное, дети мои будут дворянами во втором поколении. Кто мог подумать, что так произойдет от того, что я случайно бросил в бот куртку капитана, вместо собственной? Теперь, мистер Симпл, когда я поведал вам свою тайну, не считаю нужным прибавлять, чтобы вы об этом кому-нибудь не проговорились. Мне, конечно, никто не может причинить большого вреда, но все-таки кое-что сделать могут. И хотя меня вряд ли кто узнает в этом мундире и с усами, по тем не менее лучше не открывать никому того, что я могу поверить только вам О’Брайен.

— Любезный граф, — отвечал я, — ваша честь в безопасности, будучи вверена мне. И я покоряюсь вашему новому положению. Во всяком случае, бы добились своего титула прежде меня. Желаю вам жить счастливо: вы приобрели все честным образом. Но хотя я и готов с вами по целым дням разговаривать, мне пора па корабль, потому что я нахожусь теперь под начальством капитана с дурным характером.

В кратких словах я рассказал ему, где находится О'Брайен и тогда мы с ним расстались. Выйдя на палубу, граф Шаксен взял меня за руку и представил своим офицерам, как старого товарища.

— Надеюсь, мы как-нибудь встретимся, — сказал я, — но боюсь, надежда не совсем основательна.

— Почем знать, мистер Симпл, — отвечал он. — Вы видите, что сделал со мной случай. Благослови вас Бог, мой милый Питер! Вы один из тех немногих, которых я всегда любил. Бог с вами, сын мой! И не забывайте, что все, что я имею, — в вашем распоряжении.

Поблагодарив его и распростившись с офицерами, я сошел с корабля. Когда я вернулся но борт, капитан, как я и ожидал, спросил меня сердито, отчего я так долго не возвращался. Я отвечал, что граф Шаксен потребовал меня е каюту и долго разговаривал со мной. Так что я не мог отправиться ранее, потому что было бы невежливо уйти прежде, чем он закончил свои расспросы. Потом передал ему учтивое приветствие от капитана — графа Шаксена, и он замолчал.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ

Дурные вести из дому и еще хуже с корабля — Несмотря на прежние испытания, я вынужден приготовиться еще к одному. — Опять миссис Троттер; она чем старше, тем лучше — Капитан Хокинз и его двенадцать обвинений.

Ничего важного не случилось с нами до соединения с адмиралом, который, продержав нас при флоте каких-нибудь три часа, отослал в Англию с депешами. Путешествие до Портсмута обошлось также благополучно. Прибыв туда, я написал Эллен письмо, осведомляясь о состоянии здоровья батюшки. С нетерпением ожидал я ответа и по прибытии почты получил пакет с черной печатью. Батюшка за день перед тем умер от воспаления мозга. Эллен заклинала меня взять отпуск и посетить ее в ее отчаянном положении. На следующее утро капитан приехал на корабль. У меня уже было готово письмо к адмиралу, в котором я излагал ему свои обстоятельства и просил отпуск. Я подал его капитану и просил доставить адмиралу. Во всякое другое время я не стал бы обращаться к нему с просьбой, но мысль о бедной сестре, беззащитной, одинокой, с мертвым отцом в доме, смиряла меня. Капитан Хокинз прочел письмо и холодно заметил: «Легко сказать: отец умер; нужны доказательства». Даже это оскорбление не тронуло меня. Я подал ему письмо сестры. Он прочел его и возвратил мне со злобной усмешкой.

— Невозможно, мистер Симпл, доставить ваше письмо адмиралу, — сказал он, — потому что я сам имею для вас письмецо.

Он подал мне пакет в лист величиной и сошел вниз. Я распечатал его. То была копия прошения об отдаче меня под суд и длинный список возводимых на меня обвинений. Я был ошеломлен, не столько, впрочем, из-за опасения военного суда, сколько от сознания невозможности оказать помощь сестре. Удалившись в кают-компанию, я бросился в кресло и подал бумагу шкиперу Томпсону. Он внимательно прочел ее.

— Клянусь честью, Симпл, вам нечего бояться. Эти обвинения ничтожны.

— Да я и не беспокоюсь о них, но моя бедная сестра! Я просил было об отпуске, а теперь она Бог знает как долго должна оставаться одна в такой отчаянной ситуации.

Томпсон задумался.

— Я и забыл о смерти вашего отца, Симпл. Да, это жестоко! Я поехал бы сам успокоить ее, но вам нужно будет мое свидетельство в суде. Тут ничем нельзя помочь. Напишите ей, утешьте ее, скажите, что вы сейчас не можете приехать, но это все скоро закончится.

Я поступил по его совету и рано лег в постель, потому что чувствовал себя нездоровым. На следующее утро пришло официальное письмо от адмирала порта, извещавшее меня о назначении надо мной военного суда, имеющего быть на этой же неделе. Я тотчас же сложил с себя должность старшего лейтенанта и занялся изучением возводимых на меня обвинений. Их было много, и начинались они почти с того дня, как капитан впервые вступил на корабль. Всего их было двенадцать. Не стану утруждать читателя перечислением всех: многие из них были очень ничтожны. Главнейшие же заключались в следующем:

1) мятежное и непочтительное поведение по отношению к капитану Хокинзу (такого-то числа): утверждение в разговоре с младшим офицером на квартердеке, что капитан Хокинз шпион и держит на корабле шпионов;

2) халатное отношение к своим обязанностям: неподчинение приказаниям капитана Хокинза (ночью тогда-то) ;

3) отправление с корабля двух ботов вопреки прямому приказанию капитана Хокинза;

4) вторичный, утром (такого-то числа), мятежный и непочтительный разговор с канониром корабля о капитане Хокинзе, в котором было позволено канониру обвинять капитана в трусости и недонесение об этом;

5) оскорбительное выражение на квартердеке относительно капитана Хокинза по возвращении на корабль (тогда-то);

6) невыполнение в разных случаях приказаний капитана Хокинза и проч. и проч.

Так как по двум из этих обвинений необходимо было свидетельство капитана, то истцом выступал сам король.

Хотя многие обвинения были ничтожны, но я тотчас же заметил опасность. Некоторые из обвинений относились к давнему времени, когда экипаж нашего корабля еще не был сменен, и, таким образом, я не мог представить необходимых свидетелей. В самом деле, было весьма затруднительно опровергнуть все эти обвинения, кроме самых свежих. Опаснее всего мне казалось первое, с которым я не знал, как сладить. Суинберн, когда говорил о шпионах-капитанах, решительно намекал на нашего капитана, и призывать его в свидетели значило повредить ему. Однако с помощью Томпсона я составил, как умел, свою защитительную речь.