Где живут счастливые? - Сухинина Наталия Евгеньевна - Страница 47

Звонит, звонит колоколна старой колокольне. Тридцать три ступеньки ведут вверх, и нелегко подниматьсяпо ним к небесной сини. А вниз... Вниз-то намного легче, потому и быстрее.Черноглазый молодой звонарь играючи взбирается по крутым ступеням. Сейчасзазвонит. Но не переполошит нас своим звоном, а напитает силой, которая такнужна всем нам, чтобы любить, прощать, терпеть, ждать. Чтобы исполнять обеты.

ОТ ЖИЗНИ НЕ ЗАЩИТИШЬ

Не бывает по-другому.Всегда история знакомства мужчины и женщины необычна, полна таинственныхсовпадений, мистики. Потом, когда свито семейное гнездо, так охотно и так частооб этом вспоминается. А помнишь? Помню...

Расскажите, - прошу яТамару Николаевну.

Муж Вячеслав Петрович наработе, и мы можем говорить долго, не торопясь.

Это была удивительнаяистория, - начинает Тамара.

Конечно удивительная. Авместе с тем житейская, в коей события хоть и выделывали цирковые коленца, ноукладывались в конце концов в привычный сценарий.

Худенькая девушка,талия-осинка, шла по почти пустому вестибюлю в метро.

Я помню, это быластанция «Маяковская». Навстречу молоденький, бравый офицер, в форме с иголочки,с таким же бравым, с иголочки другом. Они поравнялись, бравый офицер сказалдругу:

Я пойду за ней.

И пошёл. Девушкаиспугалась. Приехав из провинции в Москву учиться, она повторяла в уме, кактаблицу умножения, инструктаж бывалых путешественников в столицу: держи сумку.Там так: подойдут - вырвут. Держи сумку. А в сумке-то три рубля. А этопообедать два раза, проехать четыре раза, а ещё — мороженое. Девушка рвануласьиз вестибюля метро, нога подвернулась, и тонкий каблучок её изящной туфелькипереломился. Она закусила губу, чтобы не расплакаться. Но всё равно,расплакалась». Он утешал, он умолял:

Тут рядом, я провожу, язнаю, где мастерская, тут рядом...

Она пошла за ним, прижавк себе сумку (там так). А пока сапожник прилаживал каблук, она шепнула емутихо, чтобы бравый с иголочки не услышал:

Дяденька, помогите мне,этот человек хочет отнять у меня три рубля.

Суровый сапожник суровоглянул на читающего газету юношу, потом удивлённо на тоненькую заплаканнуюпосетительницу:

Не похоже, - пробасил, -не похоже.

Но она от него убежала!Вышла из мастерской, спасибо, спасибо, а сама прыг в подоспевший троллейбус, толькоеё и видели. Три рубля на дороге не валяются.

Два месяца прошло.Забылся преследователь. В загородной электричке возвращалась она с дачиподруги, подзагоревшая, отдохнувшая. Вошла, пробежала глазами по скамейкам,есть ли где свободная. Есть. Села. Облегчённо вздохнула, полезла в сумку зажурналом.

Теперь вы от меня неубежите...

Глаза «преследователя»смотрели на неё с восхищением. «Не убегу», - пронеслось в голове.- Не убежала.Слава вскоре предложил расписаться. Я замуж так рано не собиралась, хотелосьвстать на ноги, ведь я в Москву приехала не от хорошей жизни, мама второй развышла замуж, отношения с отчимом не складывались. Но Слава слушать не хотел.«Ты моя судьба, я тебя не отпущу».

Человек предполагает,Бог располагает. Всегда так было. Они жили скромно, в коммуналке, по-студенческибеззаботно, но с сухим вином «Ркацители» отмечали успешно сдаваемые зачёты, срюкзаками уходили в отпуск, читали по очереди нашумевшие бестселлеры, стояли вочередях на художественные выставки. Радовались друг другу и с нетерпениемждали ребёнка.

Но шло время, ожиданиезатягивалось. Тамара после института работала психологом. В дело окунулась сголовой, но мысли о будущем ребёнке не только не покидали, они присутствоваливсегда, они были причиной бессонных ночей, скрытых слёз и затяжного уныния.Слава не заводил разговоров на больную тему, но она не маленькая, понимала, чтои он давно уже готов принять на себя отцовское бремя. Ей приходилосьразговаривать с женщинами, во главу угла поставившими карьеру. Да, они моглииметь детей, но хотели добиться положения в обществе, горшки и кастрюли их невдохновляли, и если уж случилось им родить, то помеху эту устраняли няньками,выписанными из деревень родителями, ясельной пятидневкой. Тамаре завидовали -свободная, не связанная по рукам. А она их не понимала. Как может быть помехойкрошечный комочек, кровиночка? Если по работе приходилось посещать детский дом,приезжала больная. Детские, переполненные ожиданием глаза преследовали её,казённый быт детишек её пугал. Она всё глубже вникала в проблему брошенныхдетей, но сердце её всё определённее и определённее настраивалось на простуюмысль: не говори, сделай. Говорить-то мы все мастера, давать советы иконсультировать - делай так - все могут. Вот она и подковалась отлично. Владеетстатистикой, знает психологические особенности семей, в которых естьусыновлённые дети. Но особенно царапала сердце судьба детишек усыновлённых, ноне прижившихся в новой семье.

Она знала женщину,которую в детстве усыновляли семь раз. Пожив в доме, она успевала раздражитьсвоим «неординарным» характером новоиспечённых папу и маму, и они приводилидевочку обратно в детдом - не прижилась. Девочка стала мстить. Оказываясь вочередной раз в новых хоромах, она ломала игрушки, говорила поганые слова, нехотела слушаться. Нервы «родителей», надеявшихся на ангельского, ласкового,благодарного ребёнка, быстро зашкаливались на отметке «предел». Семь раз. Семьраз её брали за руку и уводили из детдома. Семь раз приводили обратно. Сейчасона в возрасте. Её зовут мужиком в юбке. Резкая, неженственная, с настороженнымвзглядом и прокуренным голосом, она не смогла иметь семью, не было детскогоопыта доброты, был опыт злобы. Горькая чаша детской неприкаянности в этом мире.Тамара видит эти судьбы, знает этих людей. Порыв усыновить ребёнка онапресекает в себе размышлениями о том, чем это чревато. Размышления пресекаетпорывом...

Семинар по проблемамженской эмансипации в гостинице «Измайлово». Тамара поднимается в лифте в залзаседаний. На одном из этажей входит немолодая черноглазая женщина. В теснотевстаёт против Тамары:

Бессовестная, ребёнокждет её, а она не идёт, он домой просится, а ей всё некогда.

Тамара в ужасе смотрелана женщину, а та в выражениях не стеснялась:

Иди к своему ребёнку!Нечего тебе здесь делать. Мальчик ждёт, а она...

Тамара шагнула вслед заженщиной из лифта:

Что вы говорите?! Какойребёнок? У меня нет детей...

Есть. Ждёт тебя. Иди...- и женщина назвала адрес одной из московских детских больниц.

Когда она пришла поадресу и увидела мальчика, напророченного ей незнакомкой, она чуть не лишиласьчувств. Мальчик был как две капли воды похож на неё. Трёхлетняя кроха сТамариными, слегка раскосыми глазами. Уже два раза мальчик успел побыть в ролиприёмного сына. Оба раза неудачно. Слабое здоровье, плохая наследственность - иего возвращали обратно в казённую палату, и больничные няньки кляли по-чёрномус жиру бесившихся сволочей, для которых дети - игрушки. Мальчика звали Максим.

Не пойду, — сказалМаксим и вцепился слабенькими пальчиками в спину кровати.

Она попыталась обнятьего, но под фланелевой пижамкой ощутила напрягшееся враждебное плечико.

Не пойду...

Она отступилась. Сталаприходить к нему просто так. Рисовать, читать книги, рассказывать истории. И он- пошёл. Охотно, с блестящими в ожидании счастливой семейной жизни глазёнками.Нет, нет, она не стала навёрстывать. Не стала пичкать шоколадом и осыпатьположительными эмоциями, не стала человеком, компенсирующим недоданное... Онахорошо знала по своей работе, чем кончается такое баловство. Приёмные родителиустают от собственной доброты, начинают слегка закручивать гайки. А дети, всвою очередь, познав вседозволенность, болезненно принимают неожиданныеродительские метаморфозы.

Тамара и Вячеслав -умные люди. Они избежали заполошенности и торопливости. Они дали оглядетьсяМаксиму, дали себе разгон, такой необходимый в деликатном деле усыновления. Незабаловали, приучили трудиться сердцем.

Мальчик растётудивительно трепетным. Есть в его маленьком серьёзном сердчишке какая-тоособая, взрослая правда. Однажды, когда они были в Ярославле, в Толгскоммонастыре, одна монахиня, обняв Максима, сказала: