Где живут счастливые? - Сухинина Наталия Евгеньевна - Страница 51

Это было одиннадцатогооктября. Накануне Покрова Матери Божьей. Под Её покров и шагнул Степан из ветраи холода северной непогоды.

Я хочу окреститься, но уменя нет денег, я очень хочу, я отдам, я заработаю, окрестите меня в кредит.

Крещёным человеком вышелон опять в непогоду, опять в суету, опять в взбудораженный человеческимистрастями мир.

Но уже новое времяотмерял его календарь. Через несколько дней после крещения он узнает, что вСвердловской области, в городе Верхотурье, есть монастырь, где нужны крепкиемужские руки. Он, не раздумывая, туда летит.

Я инженер-строитель,образование высшее, согласен на любую работу - возьмите.

Его взяли в трудники.Дали койку в общежитии, зачислили на монастырское довольствие. И здесь, вВерхотурье, он впервые познал сладость горьких слёз от покаянной молитвы.Оказывается, так всего много надо выгрести из души, так о многом посокрушаться,пожалеть да подумать. Долго Господь ждал Своё заблудшее чадо, долго водил поземной, безрадостной пустыне, пока не подвел к дверям храма, не ткнул, какслепого котёнка носом, за его высокую ограду. Тебе сюда, несмышлёный инеразумный. За какими такими миражами гонялся ты по жизни, чего ищешь там, гдепустота, зачем прислуживаешь своим страстям, лакейно прогибаясь перед ихнадуманной значимостью. Раскрой сердце, не таи своих слёз, омой ими собственныезаблуждения, людскую злобу и жестокосердие...

В монастыре уже не былоискушений?

Были. Бес держит крепко,не хочет выпускать добычу. Я уже здесь, Господи, прости, запил. Выгнали меня запьянку, а я приду днём к раке праведного Симеона, упаду на колени, и плачу,плачу. «Неупиваемой Чаше» молился. Скорби не оставляют, но только знаю я, какиморужием против скорбей воевать. Прост или меня, опять вернулся. Радуюсь,работаю, а душа ликует. Да только враг радости не любит. Опять ведь запил,грешный, опять выгнали. Скитался, рядом с монастырём жил, приходил и скулилвозле проходной - не гоните, простите. Упал перед настоятелем, плачу. Опятьпростили меня. И опять радуюсь, опять прошу у Господа, чтобы дал мне силыпобороть грех, посрамить его. Сейчас новый настоятель пришёл, игумен Филипп.Назначил меня бригадиром трудников. По милости Божьей, подвизаюсь. Трудись имолись - закон монастырский. А что ещё для спасения надо?

Вечные истиныпостигаются не сразу. Путь к ним тернист и извилист. Но зато, какая радость,когда их глубокий смысл проникает вдруг однажды в изболевшуюся душу.Целительная благодать зарубцевала в одночасье многолетние язвы и укрепилаиммунитет. Долго блуждала Степанова душа-странница, да обрела покой, вывернулана верную дорогу,

...Человек в высокихрезиновых сапогах, линялой куртке, стоит на молитве. Стоит навытяжку, нешелохнувшись перед Царскими вратами, которые пока закрыты. Но вот они раскрываются,человек делает низкий поклон и опять вытягивается в струнку. Смотрю на егопрямую спину и знаю уже, что это мой брат во Христе, раб Божий Степан. Якут,прибившийся к тихой монастырской пристани для молитвы и труда, для борьбы сострастями. Монастырь — клиника, где не произносят слово «поздно». Господь недопустит по милости Своей неизреченной «летального исхода» грешной души. Онбудет очищать её скорбями, учить уму-разуму, благословлять промыслительнымивстречами, утешать «случайностями» и, в конце концов, подведёт человека к оченьважным, выстраданным словам. Таким, какие сказал мне Степан Иванович Терехов:Мне без Верхотурья не жить. Умирать здесь буду.

Говорят, уехал измонастыря отец Феофан, хороший батюшка, к которому Степан имел особоерасположение. Степан скорбел и каждый день заказывал молебны, чтобы вернулсяотец Феофан.

Моя молитва слабая, такя молебны.

Вымолил. Отец Феофанвновь вернулся в Верхотурье.

Плывёт, плывёт по храмумолитва «Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою, воздеяние руку моею,жертва вечерняя»... Душа ли жертва, жизнь ли жертва, слёзы ли перед алтарёмжертвенным особенно солоны? Наверное, и то, и другое, и третье. Господь имеетсилу соединять несоединимое. И в этом его непостижимая мудрость. Слёзы ирадость, отчаянье и надежда, жертва и подарок. Нам ли разбираться в истокахэтой несовместимости? Нет. Нам радоваться и благодарить. За возможность пустьвечерней, но все- таки успевшей до срока - жертвы.

ТАНЕЦ ЖИВОТА НАЗЕМЛЯНИЧНОЙ ПОЛЯНЕ

Открыли третью бутылкушампанского. Хлопка не было, но Таня догадалась об этом легко: будто льдышкиналетели друг на друга, зазвенел хрусталь, сдвинули бокалы, голоса, смех и -затихло.

Закусывали. Послетретьей бутылки знала точно - домой её сегодня не повезут. А ведь был уговор:субботы с воскресеньями — её законные выходные. Так было определено условиямидоговора полгода назад, когда она только нанялась к Минаевым гувернанткой. Всюнеделю Таня с девочкой, а уж выходные - это жизнь для себя. Но один разуступила - Аида с Андреем вернулись из ресторана поздно: оставайся до утра,везти тебя сейчас через всю Москву, утром обратно - какой смысл, оставайся!Осталась. Вот и вошло в привычку, теперь как выходной - причина: то банкет, гденеобходимо встретиться с нужными людьми, то театр, а сегодня вот гостейпозвали.

Таня тихонько вывелаНастеньку из спальни, включила свет в ванной. Настеньке ничего не надо былообъяснять, она уже давно смекнула: раз Таня повела её в ванную, значит,остаётся. А остаётся, значит, они обязательно перед сном поговорят о чем-нибудьинтересном, Таня много всякого знает. Настенька стояла под душем смирно, акогда Таня закутала её в махровую простыню и взяла на руки, девочка прижаласьгорячей распаренной щёчкой к её щеке:

Мама Таня...

Нельзя так меняназывать, ты знаешь, — сказала Таня, — я Таня, просто Таня, а маму твою зовутЛида.

Знаю, — вздохнулаНастенька, — а вот у одной девочки было две мамы...

Не фантазируй. Давайспать.

Не хочу, сначаларасскажи про волшебную поляну.

Ты про поляну сто разслышала.

Нет, хочу про поляну.

Ну, слушай... На опушкелеса под жарким солнышком цвели на поляне синие цветы. А ещё наливались сокомягоды земляники. Та поляна была волшебной, там никто никогда не сердился, нессорился, не говорил плохих слов. Даже звери на той поляне не рычали, дажекомары не кусались...

Настенька засыпала. Прополяну она слушала часто, но не надоедала придуманная Таней история и всеразговоры после. А ещё дежурный вопрос в конце: мы с тобой на ту поляну поедем?Сегодня не успела спросить, сморило девочку.

Татьяна, ты жива ещё,моя старушка? - шелест юбки, стук каблуков и приторный запах дорогих сигаретпополам с французскими духами. Лида ворвалась в спальню, плюхнулась в креслорядом с Настиной кроваткой.

Заснула? - разочарованноспросила Лида. — А я хотела, чтобы она гостям что-нибудь спела.- Нечего изребёнка Арлекино делать, - строго сказала Таня. - Что тебе Настя, игрушка? Идик гостям, я тоже буду ложиться...

Ушла. Отношения междуЛидой и Таней совсем не походили на отношения между хозяйкой и гувернанткой.Капризная, взбалмошная Лида не обижалась на Таню за резкий тон и справедливыеукоры. Знала, что уж тут прикидываться: она плохая мать, и Настя для неёигрушка, забава. Все её материнские инстинкты легко удовлетворялись новымиигрушками, платьицами-джинсиками, бантиками-заколками. А черновая работа —кормить, мыть, учить девочку не коверкать слова, терпеливо сносить её капризы -это Татьянино. Гувернантка она. Деньги за это получает.

Да, денег ради и пошлаТаня в гувернантки. В библиотеке, где она работала, платили копейки. Устала отдолгов, от того, что даже маленькие желания не сбывались. А тут ещё и большоежелание поселилось в душе. Прочитала в православном журнале о пароходномпаломничестве в Иерусалим. Шестьсот долларов. Две недели. Святая земля... Длякого-то это не деньги. А она подсчитала — ей и за пять лет не скопить. А ей,душе православной, Святая земля давно снилась. Даже вырезки из газет делала.Всё об Иерусалиме. Шестьсот долларов...

И - рискнула. Решила:заработаю, скоплю. Сделаю себе подарок. И вот ради этого подарка оказалась онав странной, пугающей её семье.