Пока живешь, душа, - люби!.. - Сопин Михаил - Страница 23

ситуацию, решил, что нести ничего не надо. Видимо, у журнала в то время уже были дру-

гие ориентиры.

- Не все в моей власти. Но огорчаться не надо, - говорил Кожинов.

Имена не назывались, но полагаем, речь шла о тех, кто вырос на кожиновском авто-

ритете и после смерти сделал его своим знаменем. «Приспело время мародеру по душу

смертную мою» - похоже, Кожинов применял эти строчки и к себе...

Крупная и неоднозначная это была фигура - Вадим Кожинов. Миша попытался

сформулировать свое впечатление:

- Чем дальше он отходил от работы, достойной масштаба его личности, тем больше

поворачивался лицом к одиночеству.

Безусловно правильной Михаил считал позицию критика «не замечать» в поэзии то,

что ему не близко. Но если заметит «искорку», будет с этим человеком работать.

92

Эту позицию Сопин перенял, когда ему выпало недолгое счастье общаться с моло-

дыми авторами в Интернете:

- Критика должна быть сестрой милосердия у постели тяжело больной поэзии.

Готовя эту публикацию, я достала две подборки из «Нашего современника», за 1990

и 1992 год, и сначала хотела их объединить. Но вдруг поняла: не складывается! Слишком

много в жизни общества произошло за эти два года. Изменилась и поэтическая интонация

Михаила Сопина. Она стала жестче, живописность строф все более сменялась

графичностью. Почти уходила присущая ему в ранний период распевность, а если и появ-

лялась - скорее как скоморошничество. Вместо лирической эйфории: «Без конвоя летят

журавли...» - «Исход мой ясен. Враг дал деру. Приспело время мародеру...»

Публикация 1992 года в журнале «Наш современник» была последней. Больше в це-

нтральной прессе муж не печатался.

Из подборки, опубликованной в журнале «Наш современник» в1992 году.

* * *

Моим родимым – Леночке с Вадимом

Бой глуше. Дальше. Стороной.

Я обречен державной кликой

Беззвучно плакать

Над страной

В период гласности великой.

Чем больше павших и калечных,

Тем громче слава о войне.

И страшно то,

Что страх во мне

Истлел.

Испеплился.

Навечно.

К тому и шли, мечту веков

Осуществив впервые в мире!

Дым разнесло, в державном тире –

Ни белых, ни большевиков.

Кто устремился к грабежу,

Кто – к ностальгии о тиране.

Прижав ладонь к тяжелой ране,

Один на бруствере лежу.

Мне, отшагавшему в строю,

Сценарий ясен:

Враг дал деру.

Приспело время мародеру –

По душу смертную мою.

* * *

Нечем думать.

И веровать нечем.

Пролетарии, проданный класс,

Новый век,

Опускаясь на плечи,

Индевеет от вымерзших нас!

К небу,

93

В землю –

Землистые лица.

Церковь в куреве снежном,

Как челн.

Вздеты руки –

Крушить ли, молиться?

Но кого?

Но кому?

Но о чем?..

* * *

Стой...

Че-ло-век...

Застыл я, не дыша.

Ржавь проволоки,

Пихты да березы.

Я камень сдвинул,

А под ним – душа.

Прильнул к травинкам –

Зазвенели слезы.

* * *

Иду по закатному полю.

Приучен к побоям, к ярму.

Меняю напасть на недолю.

Свет –

На пустословную тьму.

Эмблему, кокарду, одежду...

Столетьями так.

Почему

Меняем ханжу на невежду?

Не учит нас мир ничему:

Россия. Снега. Занавески.

Безлюдна дорога. Пуста.

Но гордо мычат

По-советски

Зашитые болью уста.

ОБЩЕСТВО

Приливы да отливы,

Как утлое тряпье,

Смывают торопливо

Сошествие твое.

Грай воронов о благе.

Ветр созиданья сед.

И на багряном флаге

Слезы горячей след.

Фатальная картина?

Духовный недород?

Шамана на кретина

Меняешь ты, народ.

94

* * *

...Но в сердце смертном

Три колодца

Материковой глубины:

Былое - без конца и края,

Грядущее - без берегов,

И нынешнее - где сгораю

От брани братьев и врагов.

* * *

Опять лютует боль в груди.

Глаза не видят строк.

Шепчу себе:

Не уходи,

Еще не кончен срок.

Пока ворочается мысль –

Усталость не беда!

Присядь,

«С вещами» соберись,

Как в давние года...

Тревожно в нашем шапито –

Последний ли скандал?

Но не суди

Рабов за то,

Чего им Бог

Не дал.

* * *

Гляди, душа,

В снежинках млечных лица.

Они во сне

Врачуют сны людей:

Богатым – рай,

Голодным – пища снится,

Толпе – волхвы,

Ущербным – блуд идей.

Такие мысли

Над страницей белой...

Пока пуста –

Ни света в ней, ни тьмы.

Клясть нечто и бранить –

Пустое дело.

Все в нас самих.

Россия – это мы.

95

СУЖДЕНО ЛИ НАМ ВЫЙТИ ИЗ КРУГА?

В 1990 году Вологда бурлила, как и

вся страна. Возникали и рушились

политические партии, по почтовым

ящикам раскидывали листовки,

происходили перезахоронения жертв

политических репрессий. Люди

митинговали в скверах и на

площадях. На Кремлевской площади

предложили выступить вологодским

писателям. Миша тогда еще не был

членом Союза писателей, но хорошо

читал, и его охотно при-глашали для

публичных выступлений.

До сих пор эти выступления обычно были для него малоинтересными: «обязаловка» в

школе, случайная публика в библиотеке... (Как юмористически оценивали такую деятель-

ность сами члены Союза - «отптичковались»). А Михаил жаждал общения с массами, хо-

тел видеть полный зал военных, молодежи. Наибольшее удовлетворение принесло высту-

пление в вологодской мужской тюрьме (по приглашению политотдела). Сразу установил-

ся контакт с аудиторией, довольным осталось и начальство. Михаил знал, что говорить.

И вот ему впервые предстоит читать перед сотнями слушателей на площади. Мы ре-

шили выбрать коротенькое - выступающих много, Михаила явно выпустят в конце, когда

публика уже устанет. Нашли три-четыре «забойных» стихотворения. Наконец, муж оста-

новился на единственном, в десять строк.

Площадь есть площадь. Кто-то, придвинувшись, слушает, в задних рядах движение,

переговариваются, жуют. Среди публики, как положено, заместитель первого секретаря

обкома КПСС по идеологии.

Все настроены благожелательно, выступающие оправдывают ожидания, им хлопа-

ют. Звучат стихи о любви к Родине, к природе в традициях Николая Рубцова. И вот наста-

ет очередь Михаила. Он берет в руки микрофон и читает медленно, чеканно:

МОЛИТВА

Спасибо, Господи, ты спас

Меня от раболепья масс,

От гостеррора - зверств людских,

От государственной тоски,

Пророчащих нетопырей,

Отцеубийц,

От лагерей,

От бомб, от пуль,

От века спазм -

От голосующих за казнь,

От вьюг, что в сердце мне мели -

Гослжи,

Госпьянки,

Госпетли.

96

По многолетнему партийному опыту, по неуловимому «дуновению» среди слушате-