Диверсант - Шаргородский Григорий Константинович - Страница 16

Черныш ударил грудью в круп пролетающую перед ним низкорослую лошадку, разворачивая всадника как раз лицом под мою шашку.

– Хех! – выдохнул я, рубанув прямо по вытаращенным, несмотря на всю раскосость, глазам. Кровь брызнула в разные стороны.

Следующего хтара я хотел рубануть по спине, но не достал.

Эх, коротковата моя «урезанная» шашечка, надо бы держать у седла стандартную шашку или даже подлиннее. Да и короткая пика не помешала бы. Силен я задним умом.

Резкий рывок поводьев развернул Черныша навстречу движению хтаров. Через секунду мы обменялись с низкорослым всадником ударами, и если моя «чешуя» даже не поцарапалась, то степняк получил по макушке, и качественная сталь шашки расколола хлипкий шлем вместе с головой.

А в следующий момент хтары закончились. Я развернулся в седле и увидел, что на ногах остались только драгуны и разбегающиеся в стороны хтарские лошади без всадников.

Сердце кольнуло осознание того, что стоит лишь меньше половины моих людей, но через минуту немного отлегло: основная масса просто села на землю – кто из-за ран, а кто от потрясения и усталости.

– А-а-а!!! – страх и адреналиновый отходняк вырвался из моей глотки диким воплем.

– А-А-А!!! – ответил мне рев воинов, и в этом крике жила радость настоящей победы.

Сначала я дождался подсчета потерь. Приятного, конечно, мало, но все было не так плохо, как показалось сначала: погибло одиннадцать драгун, и двадцать получили ранения разной тяжести. С казаками дела обстояли хуже – на коне осталась лишь треть бойцов. Из выбывших – пятеро погибли, а остальные ранены. Двое тяжело.

Так что нужно срочно позаботиться о лучшей защите бойцов. Конечно, из трофеев они разжились хоть какой-то броней, но этого мало.

Пока мы с Куратом размещали раненых в обозе, не утерпевший Мороф все же послал два десятка драгун в сторону вражеского обоза. За ними увязались уцелевшие казаки. Надо отдать должное, несмотря на все беспокойство за жену, сотник остался с ранеными подчиненными. Кстати, предосторожность насчет дополнительной охраны нашей добычи оказалась очень кстати. Два десятка степняков зашли с тыла и напали на обоз. Дабы не портить полон, они не пользовались стрелами, посчитав, что драгуны – это обычная прислуга. При равном количестве соперников мои драгуны посшибали хтаров с коней, как глухарей с дерева, не ранив ни одного животного.

Когда мы наконец-то устроили всех раненых на телегах с огромными колесами и волокушах, появились посланцы Морофа. Сотник все же не утерпел и, нахлестывая свою лошадку, понесся навстречу.

Когда бывший бандит вернулся, сверкая черными глазами и белозубой улыбкой, я понял, что все в порядке.

– Кого там пощипали эти проклятые хтары?

– Барон, лучше гляньте сами, – загадочно заявил похожий на цыгана сотник, и его улыбка стала злорадной.

Интересно, и что же его так развеселило?

Не скажу, что я обрадовался, но, по крайней мере, стала понятна загадочность Морофа.

Из четырех десятков разновозрастного и разнополого отобранного у степняков полона я узнал только одного человека – барона Гомора. Того самого соседа, который претендовал на Черныша в счет долга моего номинального отца. Сухощавый дворянин лет двадцати пяти от роду чем-то напоминал мне героя советских комедий Шурика. Интересно, откуда в степи взялся такой белобрысый персонаж. Судя по типу лица, это был веселый и жизнерадостный человек, да только я почему-то этой веселости не видел ни сейчас, ни раньше. Сейчас-то понятно – пара царапин, как минимум одна рана и синяки не располагали к веселью. А вот почему он так злобствовал при нашей первой встрече – ведь не из-за Черныша же?

В прошлый раз мы виделись, когда сосед явился разбираться по поводу оскорбления своего наглого управителя. Поговорили мы на повышенных тонах, а перед расставанием барон не выдержал и сделал вызов на поединок. Глядя на меня, он видел человека как минимум на пару лет моложе себя, поэтому не мог стерпеть моего сарказма.

Честно, я сначала старался смягчить ситуацию, но, видя непробиваемую злость, завелся и сам. Попытка вызова закончилась посылом барона в дальние края, как минимум поближе к столице, где дворяне режут друг дружку просто от скуки. Чтобы он понял все точно, я использовал местный фольклор, хотя русский язык в этом плане был значительно выразительнее.

Представляю, насколько ему неприятно видеть меня в роли спасителя.

– Не скажу, барон, что рад нашей встрече, особенно при таких обстоятельствах, но, по крайней мере, меня тешит мысль, что вы не поедете дальше в степь, – довольно своеобразно поприветствовал я соседа. – Не расскажете мне, как все случилось?

В ответ барон Гомор лишь отвернулся, а скрежет его зубов был слышен на всю округу.

– Ну как хотите. На благодарность не рассчитываю. Прощайте, не буду обременять вас своим обществом.

В принципе барона можно было и не спрашивать, потому что вездесущий Курат уже успел пообщаться с другими пленниками и явился ко мне с докладом. Но сначала он минут пять распинался по поводу моей расточительности, так как уже положил глаз на некоторые вещи из новой добычи. По законам степи я имел право не только на имущество соседа, но и на выкуп за его персону. Все это барахло, как и выкуп за барона, мне были без надобности, несмотря на жаркие возражения предводителя казаков.

Немного успокоившись, Курат поведал мне историю о том, как хтарский отряд прошел через дальний брод и неожиданно напал на наших соседей слева. Барону с командой охотников, как и работающим в поле людям, просто не повезло. Хорошо, хоть остальные успели спрятаться за стенами усадьбы. Лить кровь при уже имеющейся добыче хитрые хтары не решились, но все же нанесли визит соседям барона, то есть нам.

Наши дозорные на вышках сработали четко, и степняков встретили стрелы амазонок и оставленных в поместье драгун. Плюнув на слишком кусачую добычу, хтары пересекли наш брод и ушли в степь, как раз навстречу моему отряду.

Как показала практика, мы были слишком беспечны. Вскружившие голову легкие победы расслабили, за что пришлось платить жизнью товарищей. Хорошо, хоть с поместьем все сложилось удачно. И отнюдь не благодаря уму владельца этих земель. Давно нужно было продумать такую возможность и рассылать дозоры не только в степь, но и по всей округе.

Несмотря на потери, в этот вечер поместье Маран захлестнуло волной веселья. Рекой лилось привозное вино, местная медовуха и даже кумыс. Печалились на этом празднике только родственники погибших и хтары, причем все – и пленные, и Охто. Он не стал присоединяться к общему гулянью, отсиживаясь в своем закутке. Я догадывался, что именно беспокоит старика, поэтому немного попировал с подданными и навестил хтара. Охто что-то вырезал из деревяшки, мурлыча под нос печальную песню – бесконечную и плавную, как сама степь. Был у него и слушатель – обожравшийся мясом Хан улегся неподалеку и, прижмурившись, впитывал в себя эмоции исполнителя тягучей мелодии. В походе хитрый волк не получил ни царапины, благоразумно оставив людские разборки людям. Поэтому мог сейчас сибаритствовать.

– Охто, нужно поговорить, – сказал я, присаживаясь рядом с хтаром.

– Нужно, только я не хотел говорить, пока хозяину весело.

– Делу время – потехе час, – перевел я русскую поговорку на имперский язык.

Хтар, немного подумав, все же сумел «переварить» высказывание:

– Умный человек сказал.

– Не то слово. Охто, твои заунывные напевы ведь не просто так?

– Да, хозяин. Плохо будет, нужно уходить от степи.

– С чего бы это? – удивился я. Конечно, проблема имела место, но мне казалось, что она была не настолько радикальной.

– Большой хан мстить будет. Мы убили не только сына: погиб росток рода. Мы выколоть глаз и отрубить руку.

– А может, он не придет?

– Придет. За смерть любимого сына он даст клятву духам, а эту клятву нарушить нельзя.

– Да уж, невесело, – вздохнул я, понимая, что все намного серьезнее, чем мне казалось. – Сколько может прийти воинов?