К западу от Октября (сборник) - Брэдбери Рэй Дуглас - Страница 25

И вот теперь эта красавица, которая не сводила глаз с заветного окна в далеком доме, заговорила сама:

– Он там?

– Что? – поперхнулся я.

– Ведь это он? – переспросила она и пояснила с холодной яростью: – Зверь. Монстр. Тот самый.

– По-моему…

– Отъявленный хищник, – продолжала она. – Двуногий. Он вечен. Другие приходят и уходят. А он вытирает руки о живую плоть. Девушки для него – салфетки, а женщины – ночные закуски. Он хранит их в винном погребе и различает не по именам, а по годам. Силы небесные, неужели это он?

Проследив за ее взглядом, я увидел все ту же тень в далеком окне, за лужайкой для игры в крокет.

И представил своего режиссера в Париже, в Риме, Нью-Йорке, Голливуде, и увидел реки женщин, по которым, как зловещий Иисус по теплому морю, Джон прошелся подошвами. Сонмы женщин танцевали на столах, мечтая снискать его похвалу, а он, помедлив у выхода, бросал: «Дорогуша, одолжи пятерку. Там стоит нищий – просто сердце разрывается…»

Теперь, глядя на эту девушку, чьи темные волосы перебирал ночной ветер, я спросил:

– И все-таки, кто он такой?

– Все тот же, – отвечала она. – Тот, кто живет в этом доме, кто прежде меня любил, а теперь не помнит. – Из-под опущенных век брызнули слезы.

– Он здесь больше не живет, – сказал я.

– Неправда! – Она резко повернулась ко мне, словно для удара или плевка. – Зачем ты лжешь?

– Пойми. – Я вглядывался в свежий, но померкший снег ее лица. – То было другое время.

– Нет, время бывает только настоящим! – Мне показалось, она сейчас бросится к дому. – И я по-прежнему его люблю – так сильно, что любому сверну за него шею, пусть даже за это поплачусь!

– Назови его имя. – Я преградил ей путь. – Как его зовут?

– Уилл, как же еще? Уилли. Уильям.

Она сделала шаг. Я поднял руки и покачал головой:

– Нет, здесь живет Джонни. Джон.

– Ложь! Я его чую. Имя другое, но это он. Смотри сюда! Ты тоже почуешь!

Она подставила ладони ветру, летящему в сторону дома, я повернулся и ощутил то же самое: межвременье, другой год. Об этом шептали порывы ветра, и ночь, и слабый свет в окне, где маячила тень.

– Это он и есть!

– Он мне друг, – осторожно сказал я.

– Такой никому и никогда не будет другом!

Я попытался взглянуть на этот дом ее глазами и подумал: господи, неужели так повелось на все времена, неужели здесь испокон веков живет некий человек – жил здесь и сорок, и восемьдесят, и сто лет назад! Нет, не один и тот же, а зловещий строй двойников, и на дорогу всегда выходила эта растерянная девушка, у которой вместо любви – снег на тонких руках, вместо утешения – лед в сердце; ей только и остается, что шептать, стонать, сетовать и плакать до самого рассвета, а когда взойдет луна, начинать все сначала.

– Здесь живет мой друг, – повторил я.

– Если это правда, – яростно прошептала она, – тогда ты мне враг!

Я смотрел, как ветер уносит с дороги пыль в сторону погоста.

– Уходи, откуда пришла, – сказал я.

Она увидела ту же дорогу, ту же пыль, и голос ее сник.

– Значит, покоя не будет? – простонала она. – Неужели мне суждено вечно скитаться в этих краях, год за годом?

– Если бы это и впрямь был твой Уилли, твой Уильям, – отважился я, – мог бы я тебе хоть чем-нибудь помочь?

– Прислать его сюда, – вполголоса ответила она.

– Зачем он тебе?

– Чтобы лечь с ним рядом, – прошептала она, – и больше не подниматься. Чтобы он остался холодным камнем в холодной реке.

– Вот как. – Я кивнул.

– Так что же, пришлешь его ко мне?

– Нет. Он не тот, кто тебе нужен. Хотя и похож. Почти один к одному. И тоже ест на завтрак девушек, и утирает губы их шелками, и зовут его в разные века по-разному.

– Ему тоже неведома любовь?

– Это слово он забрасывает вместо удочки, – сказал я.

– Выходит, я попалась на крючок! – У нее вырвался такой стон, что тень в доме за лужайкой прильнула к окну. – Буду стоять тут всю ночь, – выговорила она. – Он, конечно, почувствует, что я здесь, и оттает – не важно, как его зовут и сколько зла у него в душе. Какой сейчас год? Сколько лет прошло в ожидании?

– Не скажу, – ответил я. – Если узнаешь, это станет для тебя ударом.

Повернув голову, она впервые посмотрела на меня в упор.

– Вот ты каков – добрый вроде? Из совестливых, которые не обманут, не обидят, не сбегут? Где же ты был раньше, скажи на милость?

Завывания ветра эхом отозвались у нее в груди. Где-то далеко, в спящем городке, пробили часы.

– Мне пора. – Я собрался с духом. – Как же все-таки помочь тебе обрести покой?

– Тебе это не под силу, – ответила она, – ибо не ты нанес рану.

– Понял.

– Ничего ты не понял. Но хотя бы попытался понять. И на том спасибо. Иди в дом. Не то подхватишь смерть.

– А ты?..

– Что я? – усмехнулась она. – Я свою подхватила давным-давно. А двум смертям не бывать. Ступай!

Упрашивать меня не пришлось. Мне с лихвой хватило ночного холода, бледной луны, межвременья – и этой незнакомки. Ветер подгонял меня вверх по травянистому склону. У дверей я обернулся. Подняв руку, она все еще стояла на млечной дороге, и тяжелая шаль трепетала на ветру.

– Не мешкай, – послышалось мне, – передай, что его ждут!

Я плечом вышиб замок, влетел в дом и промчался по коридору, мелькнув бледной молнией в огромном зеркале. Сердце отбивало дробь.

В библиотеке Джон приканчивал очередную порцию спиртного; он плеснул из бутылки в мой стакан.

– Когда ты только научишься не принимать мои слова за чистую монету? – сказал он. – Боже, на тебе лица нет! Совсем окоченел. Давай-ка выпьем. А потом повторим.

Я выпил, он налил еще, я снова выпил.

– Значит, это была шутка?

– А что же еще? – Джон захохотал, но вдруг осекся.

За стенами особняка опять слышался стон, ноготь исподволь шелушил краску, луна скользила по черепице.

– Сюда пришла банши. – Я смотрел в стакан, не в силах сдвинуться с места.

– Конечно, дружок, конечно пришла, – приговаривал Джон. – Ты выпей, Дуг, а я еще раз прочту тебе рецензию из «Таймс».

– Она же сгорела.

– И то верно, дружок, но я знаю текст как свои пять пальцев. Ты пей, пей.

– Джон. – Я уставился в огонь, туда, где шевелился пепел сгоревшей газеты. – А эта… рецензия… она точно была напечатана?

– А как же, совершенно точно, да-да. Если уж совсем честно… – Для пущей выразительности он сделал паузу. – В редакции «Таймс» знают, как я тебя люблю, поэтому рецензию на твой сборник заказали мне. – Протянув свою длинную руку, Джон подлил мне спиртного. – Я и написал. Разумеется, под псевдонимом – иначе меня бы не уломали. Но я не имел права лукавить, Дуг, просто не имел права. Отметил и самые блестящие места, и менее удачные. Кое-что разнес в пух и прах, как всегда поступаю, если ты приносишь никудышный эпизод, требующий переделки. Словом, поступил по справедливости, не подкопаешься. Ты согласен?

Он нагнулся, взял меня за подбородок и заставил поднять голову, чтобы долгим, проникновенным взглядом заглянуть мне в глаза.

– Да ты никак обиделся?

– Нет, – сказал я дрогнувшим голосом.

– Ну и ладно. Ты уж извини. Это розыгрыш, дружок, примитивный розыгрыш. – Он по-приятельски ткнул меня в плечо.

Тычок вышел совсем легким, но показался мне ударом кувалдой, потому что я был на взводе.

– Лучше бы его не было, этого розыгрыша. Лучше бы в газете была настоящая рецензия.

– Не спорю, дружок. На тебе лица нет. Меня…

Вокруг дома облетел ветер. Оконные стекла звякнули и зашептались.

Без всякой видимой причины у меня вырвалось:

– Банши. Это она.

– Да пошутил я, Дуг. Со мной держи ухо востро.

– Как бы то ни было, – сказал я, глядя в окно, – она там.

Джон рассмеялся:

– Ты, похоже, ее видел, а?

– Это юная, прекрасная девушка, которая от холода кутается в шаль. У нее длинные черные волосы и огромные зеленые глаза, лицо – как снег, точеный финикийский профиль. Вам такие встречались, Джон?