Кубинский зал - Харрисон Колин - Страница 46

Или еще один случай, когда ворочавший миллиардами застройщик и владелец недвижимости приобрел изысканный старый отель неподалеку от Публичной библиотеки. Он истратил сто шестнадцать миллионов на его перестройку и переоборудование, и все только для того, чтобы – вкатив в вестибюль по специальному пандусу свою прикованную к инвалидной коляске мать – объявить ей, что этот отель принадлежит ему. Вся его головокружительная карьера была лишь средством доказать матери, что он что-то собой представляет, – так сказала мне его жена, прекрасно сложенная молодая женщина с безупречной, подозрительно похожей на настоящую грудью, с которой я разговорился на прогулочном теплоходе, курсировавшем по проливу Лонг-Айленд-Саунд. У миллионера она была уже третьей, и до «смены караула» ей оставалось еще года два. Мне она показалась славным, но слабым человеком; вся ее красота не могла ей помочь, ибо привлекала только мужчин, желавших уложить ее в постель. Допив коктейль, она внезапно выбросила в океан оставшийся на дне лед и ломтик лимона, потом швырнула в волны бокал и, повернув ко мне свое красивое лицо, сказала с ожесточением и горечью: «Он все делает ради матери, хотя на самом деле он ее ненавидит». Я только кивнул. «Почему он не хочет завести детей? – спросила она. – Я только этого и хочу».

Через год ее место заняла другая женщина. Когда переоборудование отеля было завершено, меня пригласили на церемонию открытия, и я заметил – не мог не заметить, – что, пока перерезали красную ленточку, мать нового владельца безмятежно спала в своем мягком инвалидном кресле, зажав между костлявыми коленями трость и открыв рот, так что всем присутствующим и корреспондентам были хороши видны ее вставные челюсти.

Слегка покачивая бедрами, к моему столику снова подошла Элисон.

– Все думают, что рыба – это просто, – сказала она. – Никто не хочет подумать о том, что ловят ее одни, покупают другие, готовят третьи… – Она устало опустилась на стул. – Может, поручить Ха присмотреть за рыбой вместо меня?

– Почему именно Ха?

– Он в ней отлично разбирается.

Но рыбная тема меня не привлекала. Куда больше меня интересовали события прошлого вечера и ночи.

– Скажи, Элисон, что еще ты знаешь о Джее? Где его офис, чем он занимается?

Элисон перевела дух:

– Я не знаю, где его офис.

– Он никогда тебе не рассказывал?

– Кажется, он говорил что-то насчет строительного бизнеса.

– Куда ты звонишь, если он нужен тебе днем? По какому номеру?

Она подавленно улыбнулась:

– Я ему не звоню.

– Не звонишь?

– Нет. Разве это не странно?

– Значит, Джей звонит тебе?

– Да.

– Ты была когда-нибудь у него дома?

– Нет.

– Ты знаешь, где он живет?

– Нет.

– Есть у тебя хоть один его телефонный номер?

– Нет.

– Нет?

– Стыдно признаться, но он так и не дал мне свой номер.

– То есть домашнего телефона у тебя нет?

– Нет.

– А служебный? Мобильный? Я абсолютной уверен, что у него есть мобильный телефон.

Элисон машинально чертила на своей планшетке какие-то каракули.

– Иногда мне кажется, что я вовсе ему не нравлюсь.

– Почему тебе это кажется? Потому что Джей ничего о себе не рассказывает? А ты пробовала поискать в Интернете?

– Разумеется, пробовала, но ничего не нашла.

– То есть он сам звонит тебе и предлагает встретиться?

– Как правило – да.

– Хотел бы я знать, что сталось с кодексом выживания крутой нью-йоркской девчонки!

– Ох, Билл, я обо всем забыла.

– И чем вы занимаетесь вдвоем? Прости, что я спрашиваю, но мне очень хочется разобраться, что он собой представляет, этот парень.

– Он звонит мне сюда, в ресторан. Потом мы встречаемся – здесь или у меня на квартире.

– А потом?

– Ты сам знаешь, что бывает потом.

– И все-таки?

– Обычно мы… развлекаемся, потом я готовлю ему что-нибудь перекусить.

– Значит, это происходит не ночью?

По лицу Элисон я видел, что она не ожидала такого вопроса.

– Обычно нет…

– А когда?

– Часа в три, в четыре, когда в ресторане почти не бывает посетителей.

– Вы никогда не ужинали вместе?

– Очень редко, – призналась она. – Джей говорит – ему нравится встречаться со мной в моей квартире.

– И ты миришься с этим, потому что…

Элисон снова прикусила губу и опустила взгляд, потом порылась в сумочке и достала сигарету. Я понимал ее состояние – своими вопросами я загонял ее в угол, но отступать я не собирался.

– Эти… визиты, они ведь продолжаются недолго, да? Час, полтора – сколько?…

– Да, – сказала она тихо. – Ну и что?

– Это немного. Особенно для настоящего романтического свидания.

– Ты мне говоришь?…

– Скажи, Элисон, не было ли так, что Джей сначала действует энергично, а потом вдруг… скисает?

– Да! Именно так и было в последний раз, когда… – Элисон не договорила. Подняв голову, она смотрела на ворвавшегося в зал полного мужчину в белом халате и фартуке. Я узнал его – это был ресторанный шеф-повар.

– Я этого не вынесу! – выкрикнул он. – Опять эта чертова рыба!

– Хочешь, чтобы я сама посмотрела? – спросила Элисон.

– Это не рыба, а дрянь! Самое настоящее оскорбление! Твой оптовик мошенник, Элисон. Он поставляет настоящее дерьмо – мол, нате, жуйте мое драгоценное дерьмо! – И, круто развернувшись, повар исчез в кухне.

Элисон встала:

– Хочешь посмотреть, с чем мне приходится возиться чуть не каждый день?

Я прошел за ней сквозь открывающуюся в обе стороны дверь с маленьким окошком, мимо длинных разделочных столов и транспортера. Маленький мексиканец окатывал пол водой из шланга. Шеф-повар уже поджидал нас. Перед ним на длинном мокром лотке лежала обезглавленная рыбина трех футов длиной; мне показалось, что это – желтоперый тунец. Кто-то уже пытался его чистить.

– Я не собираюсь есть всякую дрянь! – с жаром воскликнул повар. – Вот, смотрите!

Рыба была разрезана вдоль, и он приподнял верхнюю половину. Обнажилось розовое мясо. В толще его мы увидели молочно-белую червеобразную трубку с карандаш толщиной не меньше полутора футов длиной. Повар тронул ее ножом, и трубка начала сокращаться и корчиться.

– О'кей, я вижу, – сказала Элисон. – Я сегодня же позвоню… – Она повернулась ко мне. – Вот с чем приходится иметь дело!

– Черви! Цепни! – выкрикнул повар, когда я повернулся, собираясь уходить. – Нет, не дождетесь! Никаких паразитов! – Он схватил секач и с силой рубанул рыбу поперек туловища. Мы попятились.

– Ни-ка-ких чер-вей! – Повар продолжал в ярости рубить рыбу, превращая ее в фарш. – Никаких – глистов! Пусть – ваш – хренов – рыбник – поставляет – РЫ-БУ!

Среди множества невероятных чудес есть в Манхэттене маленький зал, напоминающий изнутри кашмирский плавучий дом, парящий на высоте пятнадцати этажей над Сентрал-парк-Саут. Он богато отделан тканями, украшен вышитыми подушками и бронзовыми статуями Будды – ни дать ни взять небесный гарем султана. Деревянные поверхности украшены позолоченной резьбой, негромко и ненавязчиво играет ситар. С этой высоты Центральный парк похож на огромное темное озеро, а фары мчащихся такси напоминают огоньки крошечных субмарин, держащих курс на освещенные многоквартирные дома на дальнем побережье. В зале много свечей, их огоньки колеблются, отражаются в стеклах окон, и от этого кажется, будто над парком беззвучно вспыхивают десятки фейерверков.

На самом деле это, конечно, никакой не гарем, а небольшой ресторан на четыре столика. Именно здесь я сидел в моем единственном хорошем костюме и, поигрывая вычурно украшенной бронзовой ложкой, дожидался сеньора Марсено – нового владельца семейной фермы Рейни. Напротив меня молча сидела темноглазая женщина с крошечным остроконечным носиком, которому хирург каким-то образом сумел придать безупречную форму. Маленький нос подчеркивал полноту и совершенство ее крупного рта, который, казалось, обещал многое и сам был готов превратиться в пещеру наслаждений, способную вместить самые неотложные и жгучие желания – если, разумеется, вам удалось угодить его хозяйке.