Великие Цезари - Петряков Александр Михайлович - Страница 39

Они не хотят больше воевать? Хотят в отставку? Он понимает, что они устали. Понимает. Поэтому у него нет возражений. Вы уволены. Но обещанный долг отдам вам, квириты, когда буду справлять триумф после похода в Африку с другими войсками.

Он сказал: квириты! То есть граждане, а не воины или соратники, как всегда их называл. И что тут началось! Нет, орали солдаты, не называй нас квиритами! Мы твои преданные солдаты и пойдем за тобой, куда скажешь! Не называй нас квиритами!

Вот! Всего одно слово не только спасло положение, но и дало Цезарю еще одно подтверждение того, что он создал не простую армию, воевавшую за идею или деньги. Его легионеры сражались не только ради добычи, но и лично за Цезаря. Они почитали за честь воевать под его знаменами и счастливы были умереть ради его воинской славы. Можно привести много ярких примеров, когда солдаты и центурионы с радостью жертвовали своими жизнями в ратных подвигах лишь ради милостивой оценки и похвалы великого полководца.

Приведем один из таких эпизодов. Перед Фарсальской битвой Цезарь спросил центуриона Гая Крассиния о том, каковы, по его мнению, шансы на успех и каков настрой солдат. Тот ответил: «Мы победим, Цезарь, и живого или мертвого, но ты меня похвалишь». Вот так: «живого или мертвого». Похвала Цезаря ему была дороже собственной жизни. Гая Крассиния Цезарь не только похвалил, но и наградил, но, увы, посмертно. Он доблестно сражался, и был убит ударом меча в рот.

Но продолжим о событиях на Марсовом поле. Цезарь во время этого гвалта спустился с трибуны, но его окружили и просили наказать виновных, но не отказываться от них в африканском походе. Цезарь сделал вид, что колеблется, а затем взошел на трибуну и сказал, что берет их с собой, но за исключением десятого легиона – его он считал лучшим, но раз и тот оказался замешанным в бунте, то Цезарь в нем больше не нуждается. «Но и ему, – сказал он, – я отдам обещанное, когда вернусь из Африки. Когда война будет закончена, я всем дам землю, и не так, как Сулла, отнимая ее у частных владельцев и поселяя ограбленных рядом с ограбившими, так что они находятся в вечной вражде друг с другом, но раздам вам землю общественную и мою собственную, а если нужно будет, и еще прикуплю».

Надо ли говорить, каким ликованием встречены были эти слова. Только солдаты десятого легиона, не осознав, что полководец просто блефует, были подавлены и умоляли наказать их, согласны были даже на децимацию, то есть на казнь каждого десятого по жребию. Но Цезарь сказал, что верит в их искреннее раскаяние, зла не держит и берет их с собой в Африку вместе с другими легионами.

Цезарь был прекрасным оратором, это отмечают даже такие признанные на этом поприще соперники, как Цицерон. Но с солдатами он не слишком утруждал себя красноречием. Что он им обычно говорил? Подобно Помпею, он не пичкал их лозунгами о светлых республиканских идеалах, необходимости защиты родины от узурпатора и тому подобными. Он говорил им, что они самые лучшие солдаты, самые стойкие и мужественные, самые доблестные и отважные, напоминал о прежних победах. Никто, уверял он их, не умеет воевать так, как вы, поэтому вы непобедимы и ваши подвиги бессмертны… То есть он не просто даровал им славу победителей, но давал еще и частичку своего божественного бессмертия, которое даровано только ему, потому что простые смертные когда-нибудь да ошибаются, когда-нибудь да терпят поражение и гибнут, только солдаты Цезаря, ведомые его гением, его счастьем, его фортуной, никогда не будут побеждены, и их военная слава поэтому бессмертна. Поэтому неудивительно, что они почувствовали себя униженными, втоптанными в грязь, когда вождь назвал их квиритами, как и всех прочих римлян.

Сейчас это назвали бы культом личности. Действительно, фанатичная преданность солдат своему полководцу была беспредельна.

В этот приезд в Рим в сентябре сорок седьмого года Цезарь повторно получает звание диктатора. Он пробыл в столице всего три месяца. Ему срочно было необходимо отправляться в Африку, чтобы не дать возможности помпеянцам сконцентрировать и упрочить свои силы для броска в Италию. Хотя едва ли войска Сципиона были морально готовы к этому. Среди них было скрытое брожение и зависть к солдатам Цезаря. Они очень бы хотели оказаться на их месте. И хоть внешне легионы африканского проконсула и выглядели внушительно, и солдаты подчинялись командирам, но внутри они были поражены заразой зависти.

Сципион, не обладавший и малой долей полководческого таланта Цезаря, решил дожидаться противника на африканской территории, хоть его окружение и советовало ему идти на Рим. Он укреплял города, строил фортификационные сооружения и так далее.

Цезарь тем временем собрал десять легионов, но у него не хватало кораблей для их переправки в Африку. Пришлось отправлять солдат с мыса Лилибей в Сицилии частями, а из этого ничего хорошего не вышло, потому что те, кто высадился первыми, не знали, где высадятся идущие следом, и поэтому войска оказались разрозненными.

Сам полководец, когда сходил на африканский берег, споткнулся, что считалось дурным предзнаменованием, но не отличавшийся суеверием Цезарь решил использовать это в своих целях: упал на землю, обхватил ее руками и воскликнул: «Ты в моих руках, Африка!»

И она действительно оказалась в его руках, хоть победа далась и непросто. В хорошо укрепленном африканском городе Утике окопались самые рьяные враги под водительством Катона, самого ненавистного Цезарю человека. Остальные были ему в лучшем случае безразличны, он знал, что стоит их обласкать или подкупить, они, как и все прочие, побегут за ним.

Но Катон, знамя республики и хранитель ее идеалов, был не таков. Он был ему ровней, и мы об этом уже начинали рассуждать, и в следующей главе разовьем эту тему в совершенно драматическом ключе.

Но оставим на время Катона, оказавшегося после смерти Помпея лидером и главой антицезарианских сил. Надо сказать, что и Цицерону предлагали возглавить правительство в изгнании, но он отказался. Он предпочел спокойно наблюдать над тем, «чья возьмет» в Италии.

Когда после молниеносной восточной кампании Цезарь высадился в Брундизии, среди встречавших был и Цицерон, очень опасавшийся, что всесильный теперь Цезарь, в руках которого были и Восток, и Запад, вряд ли проявит свойственное ему милосердие. Но победителю Цицерон был теперь не опаснее мухи, которая не жужжит и не кусает.

Так и пусть живет. Он ничем не унизил прославленного оратора и даже соскочил с коня, когда увидел шедшего ему навстречу Цицерона. Он всячески обласкал бывшего помпеянца и дал понять, что зла не держит.

Цицерон был нужен ему как человек, все еще имевший определенное влияние в кругах так называемой сенатской оппозиции. За те три месяца, что победитель Помпея провел в столице до похода в Африку, он сумел навести в Риме порядок и провел целый ряд мер по улучшению работы государственного аппарата. В частности, было увеличено число чиновников и священнослужителей. Увеличивается также и число сенаторов. Пополнившие их число были, конечно, людьми Цезаря.

Но об этом мы более подробно расскажем в главе, посвященной реформам Цезаря, а теперь вернемся в Африку. Ее берега оказались поначалу настолько негостеприимны, что конникам приходилось кормить своих лошадей морскими водорослями, смывая с них соль. В ожидании подкреплений Цезарь избегал решительного сражения, изматывая противника стремительными марш-бросками, однако стычки происходили довольно часто, и конница Лабиена и царя Юбы постоянно терзала пехоту Цезаря.

В одном из эпизодов Лабиен и Петрей одержали верх над Цезарем и преследовали бегущего противника, хоть Цезарь и пытался повернуть знаменосцев лицом к врагу. Под Лабиеном пала лошадь, и его унесли с поля боя, а Петрей прекратил преследование, сказав, по Аппиану: «Не будем отнимать победу у нашего полководца Сципиона».

Повторилась та же ситуация, что и при Диррахии, когда Помпей не стал преследовать и добивать Цезаря, полагая, что дело сделано.

Тем временем Цезарь по своему обыкновению переманивал на свою сторону и местных правителей, в том числе и мавретанского царя Богуда, красавица-жена которого всерьез вскружила голову старому эротоману. Сведения об этом романе скупы, но можно предположить, что нашего героя после Клеопатры потянуло на еще одну смуглянку с экзотическим цветом кожи и новым любовным антуражем, непохожим на римский. Конечно, тут преследовались также и военно-политические цели: ему нужны были вспомогательные войска, конница, фураж, продовольствие, и в этом ему мог помочь Богуд, и его жена, конечно же, становилась в этом деле активным агентом влияния.