Аутодафе - Пехов Алексей Юрьевич - Страница 60

Наклонившись, он пошарил в тряпье и выудил на свет перевязь со шпагой внушительного размера и кинжалом, украшенным сапфиром.

— Я жажду крови! — прорычал он.

— Вино закончилось. Мы вчера убили последние четыре бутылки.

Пыл Натана несколько поутих, он увидел меня:

— Мы спасены, брат Шуко. Теперь Гертруде будет, чем заняться.

— Смотрю, ребята, вам здесь жилось несладко.

— Очень точно подмечено. Особенно когда ты находишься в подчинении у магистра, которая младше тебя лет на семь. Если хочешь, чтобы мы тебе на нее пожаловались, поехали в паб.

— Здесь траттории.

— Без разницы! Едем!

С Натаном я работал лишь однажды, когда судьба забросила меня в Илиату. До того случая я с ним практически не общался, он был старше меня на несколько выпусков и почти все время пропадал в Сароне и Флотолийской республике, которые знал, как свои пять пальцев. Он любил юг и шутил, что устал от унылых вересковых пустошей своей родины и не планирует возвращаться в Ньюгорт в ближайшие пару сотен лет.

Еще в школе его стали называть Маэстро, так как он был лучшим фехтовальщиком среди стражей и превосходил даже известного драчуна Рансэ, проделывая со шпагой такие вещи, что мастера из Прогансу и Литавии лишь рты открывали да разводили руками. Никто из них не мог разглядеть в этом высоченном, нескладном человеке такой неожиданной грации, пластики и умения просчитывать позиции, лишь стоило ему обнажить клинок. В шестнадцать он вышел на бой с четырьмя бретерами одновременно, посмевшими назвать его пожирателем овсянки и рыжим худосочным глистом. Двоих Натаниэль прикончил, одного покалечил до конца жизни, а четвертый сдался на милость победителя, несмотря на то, что в победителе к тому времени уже было две дырки и глубокий порез на бедре.

Сейчас, придерживая шпагу, он уверенно вел нас с Шуко по гудящим вечерним переулкам района Святого Джованни, украшенным алыми стягами, где каждый житель обсуждал завтрашнюю игру в квильчио. Улочки этой части города были столь узки, что приходилось вжиматься в стены, когда мимо проезжали верховые, и то их стремена едва не задевали нас.

Траттория «Апельсин», массивное здание, фундаментом которому служила основа дома, заложенного еще во времена Августа Великолепного, деда императора Константина, располагалась на трех этажах. В одном, подземном, был большой зал с винными бочками — в основном для невзыскательной публики, ремесленников и солдат. Второй предлагал услуги тем, кто побогаче. И третий, с кабинетами, залами и собственным бассейном (как сказал мне Шуко), порой принимал даже герцогов.

Траттория в районе Сан-Джованни пользовалась большой популярностью, и народу здесь всегда было с избытком. Цыган — я в этом нисколько не сомневался — быстро спустился по лестнице в гомонящий подвальный зал, где пахло вином и жаренным на углях мясом.

— Здесь веселее, — пояснил он свой выбор.

Мне было все равно, где покупать вино, так что я лишь пожал плечами. Стражи сюда приходили уже не в первый раз, и для них держали свободный стол.

Мы сели рядом со стеной, где из-за кусков кирпичной кладки проглядывал мрамор прежней, куда более прекрасной постройки. И прямо напротив нас оказалось веселое застолье, в котором участвовали с десяток человек. Все, судя по белым рубахам с расстегнутыми воротами, жилетам с дорогой вышивкой, шпагам и рапирам, а также цепям с драгоценными камнями, которые лежали на их плечах, были дворянами. Они горячо обсуждали какое-то событие, активно жестикулировали, но услышать в этом гомоне хоть что-то было невозможно.

— Три… Нет… давай пять бутылок «Вальполичелло». Из Каварзере, разумеется. Позапрошлый год, если осталось.

— Оно было особенно хорошо, — сделал заказ Натаниэль. — И мяса. Людвиг, ты любишь баранину?

— В Ливетте ее прекрасно готовят, — улыбнулся я, двигая скамью поближе к столу. — Зачем вы перебрались в арсенал?

— Потому что нам выделили какие-то крошечные кельи, и тот альбаландец, лейтенант, согласился нас пустить, если мы пообещаем не доставлять неприятности, — ответил Шуко, волком посматривая на дворян за соседним столом.

— Мы и не доставляем, — уточнил Натаниэль, выдергивая пробку из первой появившейся, словно по волшебству бутылки и щедро наливая вино в глиняные кружки. А затем кивком указал на цыгана: — Вообще, основная проблема наших первых дней в Риапано — вот этот гнусный тип, но теперь он накачивается винищем так, что его приходится тащить в дом клириков на плечах. Оставшуюся часть ночи он спит, а потом предается меланхолии над гитарой.

— Ну, за встречу.

Вино, как и любое, сделанное в Каверзере, было превосходным и стоило каждой серебряной монеты, что за него просили.

— Не пей слишком много, Натан, — сказала девушка в черном корсаже, алой юбке и с алой розой в черных волнистых волосах, присаживаясь на свободный стул.

— Ничего со мной не будет, Мила, — хмыкнул высокий ньюгортец. — Ты же знаешь, что я не хмелею.

Она печально вздохнула, решив не вступать в спор, с улыбкой посмотрела на меня:

— Еще один страж. Он миленький. Почему не познакомил меня с ним раньше?

— Мила, это Людвиг. Людвиг, это Мила. Последние пару лет она путешествует вместе со мной.

— Привет, — поздоровался я с ней. — Два года с Натаном — большой срок.

— Я знаю, что в вашем Братстве у него не очень хорошая репутация, но он замечательный человек.

— Ну, до репутации Шуко, а уж тем более моей, ему далеко, — усмехнулся я, и цыган отсалютовал кружкой, подтверждая мои слова.

— У Милы отличный голос. Она великолепно поет на праздниках и собирает овации целых площадей, — поделился Натаниэль.

— Собирала, — поправила его девушка, продолжая улыбаться. — Теперь я пою только для тебя. И тех немногих, кто может меня услышать.

Я невольно посмотрел на небольшое темное пятнышко на ее корсаже, как раз под левой грудью. Она поймала мой взгляд.

— Ревнивый поклонник. Так всегда бывает, сперва они тебя любят, затем ненавидят.

— Мне жаль, — произнес я.

Что я еще мог ей сказать?

— Мне тоже, мессэре. Но Господь явно знал, что делал, хотя от меня его мысль все так же скрыта, — ответила мне душа. — Вы тут надолго, мальчики?

— Пока не кончится вино или деньги, — ответил ей ньюгортец. — Не волнуйся за меня, милая. Когда я попадал в неприятности?

— Каждый божий день, Натан. Каждый божий день. На Шуко у меня надежды нет. Людвиг, присмотрите за ним, пожалуйста.

— Обещаю, — кивнул я.

Она послала мне воздушный поцелуй и упорхнула, затерявшись в толпе.

— Женщины… будь они живы или мертвы, все равно одинаковы, — сказал, глядя ей вслед, Натаниэль.

— А тебя что-то окружают лишь мертвые красотки. Когда он видит живых, то становится темно-бордовым и не может связать и двух слов, — подмигнул мне Шуко.

Ньюгортец в ответ буркнул нечто невразумительное.

— Я удивился, узнав, что ты здесь, — обратился я к цыгану. — Ведь после Солезино ты планировал отправиться в Ерафию.

— И даже дальше, — хмуро ответил он мне. — Но не сложилось.

— Разумеется, не сложилось, — встрял Натаниэль. — Наш друг хуже, чем порох. В Сароне он едва не угодил в тюрьму.

— Местные власти погорячились, — небрежно отозвался Шуко.

— Если забыть, что твоя бритва оставила след на лице любимчика второго сына султана, то, конечно, они погорячились. Мне пришлось постараться, чтобы вытащить его из каталажки.

— Я бы сам справился.

Раньше с Шуко была Розалинда, способная сдержать его характер и направить неуемную вспыльчивость в нужное русло. Теперь же он как корабль без якоря. В тот раз рядом оказался Натан, но рано или поздно цыган нарвется на проблемы, когда некому будет его выручить.

Мы довольно быстро опустошили бутылку, и речь зашла о новом Папе и о том, что из политической ситуации сможет извлечь Братство.

— Нам, рядовым исполнителям, без разницы, у кого на пальце кольцо рыбака. Магистры хотят добиться от Папы большего влияния и снижения опеки Ордена — флаг им в руки. По мне, вся эта возня выеденного яйца не стоит. Никаких улучшений не случится, кто бы ни занимал Папский Престол. Человек или сам черт, — подвел итог Шуко.