Принцесса льда - Ярцева Евгения Сергеевна - Страница 30

Мама сбегала в свою комнату и вернулась с массивной шахматной коробкой. Тарелкам и бокалам пришлось потесниться – доска едва поместилась на столе.

В двух словах Саша пересказал, какие существуют известные дебюты, изобразил их на доске, стукая по клеткам фигурами, как шашками. Показал Маше сицилианскую защиту, когда слон выдвигается из-за пешки и встает на самую длинную диагональ, на пальцах разъяснил, как лучше ходить другими фигурами, чтобы от этого слона была польза. Потом разобрал с Машей «детский мат», который можно поставить в начале игры. Мама, кажется, страшно радовалась, что Маша общается с ним охотно и запросто, и ходила чуть ли не на цыпочках, будто вместо «детского мата» они анализировали стратегический план, от которого зависят судьбы мира.

Заверещал будильник, мама кинулась к духовке. И сразу же, перекликаясь с будильником, раздался телефонный звонок. Она выставила мясо на плиту и отбежала к телефону.

Саша сосредоточенно налил в один из бокалов вино и глубокомысленно поводил им у себя под носом, чтобы в полной мере прочувствовать аромат. Ему, понятное дело, не терпелось узнать, какова окажется коллекционная «Массандра» на вкус. Чтобы не терять времени и заодно проявить гостеприимство, она взяла прихваткой чугунную сковороду и, с трудом удерживая ее перед собой, принялась вилкой перетаскивать куски мяса на Сашину тарелку. После возни с краном рукава у него так и остались засученными, а сковорода была тяжеленная, точно нагруженная кирпичами. Рука у Маши дрогнула, и пышущая жаром сковорода на миг прислонилась к Сашиной руке. Всем дном. Он айкнул и отдернул руку.

– Ой, извините! – Маша резко отвела сковороду и опрокинула ею вазу с цветами. Которая, в свою очередь, сбила два бокала, предназначавшиеся Саше и маме. Бокалы разлетелись вдребезги. Маша от испуга умудрилась заехать Саше локтем в глаз. Саша опять айкнул.

– Ой, извините! – снова взвизгнула Маша.

– Ничего-ничего, бывает… – Саша дул на обожженную руку, а здоровой тер пострадавший глаз. – Переживем, один глаз из строя вышел, второй остался.

Маша грохнула сковороду на плиту и в панике схватилась за тряпку – нужно было опередить воду, которая извилистыми рукавами растекалась между тарелками и бокалами и вот-вот могла залить Саше его новые джинсы. Саша предупредительно поднял свою тарелку и салатницу, чтобы тряпка свободно гуляла по столу, вода тем временем побежала ручейком на пол, Маша торопливо наклонилась, чтобы собрать ее и с пола, энергично разогнулась, головой вдарила Саше под руку, которой он держал салатницу, а спиной наподдала край шахматной доски, выступавший над столешницей. Львиная доля оливье шлепнулась Саше на грудь, а оттуда на пол, доска подпрыгнула, шахматные фигуры полетели и повалились во все стороны. Пешки осыпали Сашу, как конфетти, ферзь прокувыркался в воздухе и приземлился точнехонько в бокал, отчего его содержимое выплеснулось Саше в лицо. А бутылка опрокинулась, и вино щедрым потоком хлынуло ему на джинсы. Он вскочил, подхватил бутылку… но та уже опустела. Половина вина вылилась на Сашу, половина – на пол.

– А-а-а!.. – Маша отчаянно схватилась за голову.

«Кап, кап, кап», – падали со стола последние капли. В этот самый момент мама беззаботно впорхнула на кухню… и увидела Сашу, которого минуту назад оставила целым и невредимым. Брюки сплошь залиты, рубашка в майонезе с вкраплениями морковки и зеленого горошка, лицо забрызгано вином, точно кровью. Ни дать ни взять раненый полицейский после штурма супермаркета, захваченного террористами.

Эта картина маму настолько поразила, что она начала заикаться:

– Чт-то т-тут п-произошло?

– В гости заходил полтергейст, – проговорил Саша. Теперь он тер оба глаза: во второй, видно, попало вино. – Но ты опоздала. Он уже ушел. – Саша дотер глаза, проморгался и окинул взглядом стол, по которому, казалось, прогулялся слон. – Ничего такого страшного, посуды немного побилось, это к счастью. Салата, правда, осталось мало, но и то хлеб… Все, в общем, в порядке. Только вот вино…

– Боже мой! Неужели пропало?! – Мама обхватила ладонями лицо и уставилась на рубиновую лужу с таким ужасом, словно на ее глазах разворачивалась глобальная катастрофа. Маша готова была заплакать.

Саша смертельно перепугался, что они обе, чего доброго, примутся рыдать – такая перспектива потрясла его куда больше, чем пролитое коллекционное вино.

– Эй, эй, вы чего?.. Прекратите! Бросьте! Нашли о чем переживать! Раз уж мы его не выпили, давайте рассуждать трезво! Вот, скажем, есть в бутылке вино, потом его разливают по бокалам, выпивают, и его как не бывало. У нас оно тоже было, теперь его нет, верно? Только одно звено в цепочке пропущено, а на выходе – то же самое. Логично?

Он говорил так горячо и чистосердечно, что Маша волей-неволей улыбнулась. Мама покорно опустила руки.

– Уффф… Слава те господи… – с облегчением пробормотал Саша. – Все, забыли про это несчастное вино и продолжаем радоваться жизни. Как говорил Винни-Пух, «мед если есть, то его сразу нет». Кстати, у меня осталось кое-что получше! «Мускат белый Массандра» урожая тысяча восемьсот девяносто шестого года, но он дома. В следующий раз попробуем! Мне бы только ожог чем-нибудь помазать…

– А ожог-то откуда? – ахнула мама.

– Это все я виновата! – Маша, чтобы как-то загладить свою вину, поспешно распахнула кухонный шкафчик, схватила бальзам от ожогов и хотела выдавить его Саше на руку.

– Не-надо-не-надо-не-надо! – в страхе закричал Саша и отобрал у нее мазь. – Я лучше сам.

Он сдавил тюбик, но бальзам подсох и не выдавливался: засохший слой, как плотина, сдерживал остатки (в тюбике оставалось всего ничего). Саша сжал его посильней, бальзам прорвал плотину, выстрелил из тюбика и длинным темно-желтым червяком шлепнулся на то единственное, что еще не пострадало на столе, – блюдо с нарезкой. В самую середину, на аккуратные ломтики бекона.

– Полтергейст не ушел, – констатировал Саша упавшим голосом. – Он еще здесь. Мы как герои фильма «Невезучие». Хотя нет, «Невезучие» отдыхают. Мы гораздо круче.

Он безнадежно повертел в руках опустевший тюбик… и вдруг начал смеяться. Машу тоже почему-то разбирал смех. Даже мама не удержалась и хихикнула. Но все-таки старалась выглядеть озабоченной. Сняла с блюда ломтики бекона, на которых разлегся желтый червяк, и прямо этим беконом вымазала Саше обожженную руку. Сбегала в ванную комнату за роликовым пятновыводителем и под предлогом, что Саша травмирован с головы до ног, взялась за его джинсы сама. Усердно водила роликом вверх-вниз и наискосок, точь-в-точь как герой рассказа Виктора Драгунского, который красил из шланга дверь, простыни и управдома. Винные пятна полиняли и превратились в расплывчатые сине-фиолетовые разводы.

– Вот и славно, – приговаривал Саша. – Джинсы были не юзаные и получили достойное боевое крещение – коллекционной «Массандрой»! Заодно превратились в «варенку». Это когда-то было модно – вареные джинсы, – пояснил он Маше. – В юности я их и сам пытался варить, но у меня плохо получалось. По-моему, они стали даже лучше, как вам кажется?

Мама не согласилась, что джинсы стали лучше. По ее мнению, в таких джинсах выходить на улицу можно только глубокой ночью и при виде случайных прохожих прятаться в подворотню.

– Если бы я был на машине, меня бы и случайный прохожий не увидел, – сказал Саша.

– А ты не на машине? – ужаснулась мама.

– Не-а, на метро. Я ж думал, вино буду пить… Значит, полагаешь, они не тянут на «варенку»?

Мама полагала, что такие джинсы тянут минимум на пятнадцать суток: дескать, только Саша сунется в метро, полиция мигом его заметет. Как антисоциальный элемент.

– Ничего, притворюсь строительным рабочим, который возвращается после трудовой вахты, весь в красках, в цементе и так далее. У вас дома каска случайно не завалялась? Нет? Жаль…

Маша в это время собирала шахматные фигуры, подметала осколки, вытирала табуретки, пол и забрызганную вином стену. Подогрела мясо, расставила на столе остатки еды и объявила, что ужин какой-никакой, но готов.