Описание Отечественной войны в 1812 году - Михайловский-Данилевский Александр Иванович - Страница 44

Еще прежде прибытия армии к Смоленску Дворяне Смоленские неоднократно просили не скрывать от них настоящего положения дел, дабы вследствие того могли они вооружиться, действовать совокупно с армией или вести партизанскую войну. Сначала Главнокомандующий уверял их в безопасности, но на другой день после вступления своего в Смоленск пригласил к вооружению дворянство, граждан и поселян. Он писал Гражданскому Губернатору: «Да присоединятся сии верные сыны России к войскам нашим для защиты своей собственности. Именем Отечества просите обывателей всех близких к неприятелю мест вооруженной рукой нападать на уединенные части неприятельских войск, где их увидят. К сему же я пригласил особым отзывом Россиян, обитающих в местах, Французами занятых, дабы ни один неприятельский ратник не скрылся от мщения нашего за причиненный Вере и Отечеству обиды, и когда армия их поражена будет нашими войсками, тогда бы бегущих неприятелей повсюду встречали погибель и смерть из рук обывательских. Восставшие для защиты Отечества граждане вспомогать будут усилиям братьев и соотечественников своих, которые на поле брани за них жертвуют жизнью. Нашествие вероломных Французов отражено будет Россиянами, равно как предки их в древние времена восторжествовали над самим Мамаем, смирили гордость завоевателей и за вероломство наказали и истребили коварных соседов. Смоляне всегда были храбры и тверды в Вере. Я надеюсь на их усердие» [112] .

В таком же смысле писано Платову: « Как мы теперь находимся в местах отечественной России, то должно внушить обывателям, чтобы они старались хватать патрули и шатающихся по разным дорогам, где можно, чтобы их истребляли, и также ловили мародеров. Внушите жителям, что теперь дело идет об Отечестве, о Божьем Законе, о собственном имении, о спасении жен и детей» [113] .

Следственно, с прибытием 1-й армии в Смоленск война должна была создаться войной народной. Вместе с тем хотели положить конец отступлений и начать борьбу с неприятелем. Недоставало только Князя Багратиона. Июля 17-го, в тот день, когда 1-я армия подходила к Поречью, Князь Багратион был в Мстиславле, откуда думал он взять первоначально направление на Горы и потом прямейшим путем идти на Витебск, ибо ему не было еще известно об отступлении 1-й армии от Витебска. Узнав о движении ее к Поречью, он отменил марш на Горы и обратился прямой дорогой на Смоленск, через Хиславичи и Щелканово. Из Мстиславля он доносил Императору: «Я наконец достиг того пункта, на котором не имею неприятелей в тылу и во флангах армии, здесь я к ним грудью» [114] . Так открыл себе путь Князь Багратион на соединение с 1-й армией. В пятинедельном борении с двумя Французскими армиями, превосходившими его числом, из коих одна преследовала его, в то время как другая перерезывала ему дорогу, успел он достигнуть своей цели – свободного сообщения с Барклаем-де-Толли, и ускользнул от сил неприятельских, долженствовавших поставить его между двумя огнями и отбросить от главного театра войны. Быстрота маршей и непоколебимая твердость, с которой стремился он к цели, единожды им предположенной, ставят его отступление наряду с самыми блистательными военными действиями. Он шел иногда верст по 40 и более, имел беспрестанно позади и впереди себя сильного неприятеля, вез больных, пленных и обозы, отчего армия была иногда растянута на протяжение 50 верст. «Одно непомерное желание людей драться поддерживало их силы», – говорит Князь Багратион в донесении Государю. «Удостойте принять удостоверение, что быстроте маршей 2-й армии, во все время делаемых по самым песчаным дорогам и болотистым местам, с теми тягостями, которые на себе ныне люди имеют, удивился бы и Великий Суворов» [115] .

21 Июля Князь Багратион, опередив армию, приехал в Смоленск. Он тотчас отправился к Барклаю-де-Толли, который, увидя из окна коляску его, надел шарф, взял шляпу, пошел к нему навстречу до передней комнаты и сказал, что, узнав о его приезде, сам только что имел намерение быть у него. От сего свидания зависело весьма многое. Во время отступления случались недоразумения между обоими Главнокомандующими касательно взаимных действий их. Иначе и быть не могло. По великому пространству, разделявшему армии, один не мог в точности знать препятствий, какие должен был преодолевать другой. Барклай-де-Толли винил Князя Багратиона, почему не пробивается он для соединения с 1-й армией, а Князь Багратион досадовал на своего товарища, зачем он не атакует Французов и тем лишает его средств идти к Двине. По мнению Князя Багратиона, 1-я армия наступлением своим на Наполеона принудила бы его притянуть к себе Даву и тем очистила путь для 2-й армии. Барклай-де-Толли оправдывался невозможностью действовать наступательно, в чем Князь Багратион сначала не был убежден, ибо не знал о силах неприятельских, находившихся против 1-й армии. При свидании Главнокомандующих все объяснилось: недоразумения кончились. Несравненно важнее было решение вопроса: кому принять верховное начальство над обеими армиями, на что предварительно не было дано повеления. Князь Багратион был старше Барклая-де-Толли в чине, но Барклаю-де-Толли, как облеченному особенной доверенностью Монарха, не были сокрыты мысли Его Величества насчет войны и, как Военному Министру, более известны состояние и расположение резервов, запасов и всего, что было уже сделано и приготовлялось еще для обороны Государства. Князь Багратион подчинил себя Барклаю-де-Толли, который в прежних войнах бывал часто под его начальством.

Первое свидание продолжалось недолго. Оба Главнокомандующих расстались довольные друг другом. Вот собственные их выражения из донесений Государю: «Долгом почитаю доложить, – говорил Барклай-де-Толли, – что мои сношения с Князем Багратионом самые лучшие. Я в нем нашел человека благороднейших свойств, исполненного возвышенных чувствований и любви к Отечеству. Мы объяснились насчет дел, и совершенно одинакового мнения в мерах, которые надлежит принять. Смею заранее уверить, что по утверждении между нами доброго согласия мы будем действовать единодушно» [116] . «Порядок и связь, приличные благоустроенному войску, – писал Князь Багратион к Его Величеству, – требуют всегда единоначалия; еще более теперь, когда дело идет о спасении Отечества, я ни в какую меру не отклонюсь от точного повиновения тому, кому благоугодно будет подчинить меня. Я принял смелость, из особенной преданности моей к Отечеству и благотворительным ко мне милостям Вашего Императорского Величества, удостоверить сим, что никакая личность в настоящем времени не будет стеснять меня, но польза общая, благо Отечества и слава Царства Вашего будут неизменным законом к слепому повиновению».

«Я весьма обрадовался, услышав о добром согласии вашем с Князем Багратионом, – отвечал Государь Барклаю-де-Толли. – Вы сами чувствуете всю важность настоящего времени и что всякая личность должна быть устранена, когда дело идет о спасении Отечества» [117] . В тот же день Император писал к Князю Багратиону: «Зная ваше усердие к службе и любовь к Отечеству, Я уверен, что в настоящее, столь важное для оного время вы отстраните все личные побуждения, имев единственным предметом пользу и славу России. Вы будете к сей цели действовать единодушно и с непрерывным согласием, чем приобретете новое право на Мою признательность».

На другой день после свидания Главнокомандующих, 22 Июля, прибыла к Смоленску 2-я армия и соединилась с 1-й, по прошествии 40 дней от вторжения Наполеона в Россию и по совершении 1-й армией 500-, а второй 750-верстного обхода. Хотя отданы были на расхищение неприятеля губернии: Курляндская, Виленская, Гродненская, Витебская, Могилевская, Минская, часть Смоленской и Белостокская область, но не менее того соединение армий почиталось, по справедливости, событием сколь же счастливым, столь и неожиданным: счастливым потому, что некоторым образом уравновесились силы воюющих сторон на главном театре войны, а неожиданным оттого, что Наполеон, заняв с начала похода центральное положение между нашими армиями, мог, действуя решительнее, отделить их одну от другой на долгое, неопределенное время. Соединение армий совершилось в день, который благодарная Россия привыкла тогда праздновать полвека: день тезоименитства Императрицы Марии Феодоровны. 2-я армия расположилась на левом берегу Днепра. Неумолкающий гром музыки, отголоски веселых песен свидетельствовали о бодрости солдат. Забыты были понесенные труды, видны были гордость побежденных опасностей, готовность к одолению новых. Глядя на войско, можно было подумать, что оно прошло пространство между Неманом и Днепром не отступая, но – торжествуя.Узнав, что Даву не успел преградить Князю Багратиону пути к Смоленску, Наполеон остановил движение главной своей армии. Остановка была необходима. После утомительных переходов от Немана армия имела нужду в отдохновении; требовалось время для собрания множества отсталых, сождания запоздавших на пути обозов, распоряжений о продовольствии; словом, нужно было устроиться, осмотреться и перед дальнейшим вторжением в Россию обеспечить свой тыл и фланги, распорядясь действиями отдельных корпусов Князя Шварценберга, Ренье, Макдональда и Удино. Остановясь в Витебске, Наполеон разместил армию на пространные кантонир-квартиры между Двиною и Днепром, от Велижа до Орши. В таком расположении провел он две недели, между тем как наши армии совершали различные движения около Смоленска. Оставляя их на Днепре, занятых маневрами, а Наполеона в Витебске в бездействии, обратимся к тому, что происходило, с открытия похода до начала Августа, в других частях театра войны: армиях Тормасова и Чичагова, корпусе Графа Витгенштейна и в окрестностях Риги; обозрим губернии, занятые неприятелем, скажем, как по воззванию Александра восстала и ополчилась Россия, и потом перейдем к битвам, загремевшим в окрестностях Смоленска и в стенах его.