Тарантул - Валяев Сергей - Страница 30

— Это так, Семен Семенович, нервное. Контузия.

— Ой, гляди, солдат, у нас служба строгая. А нервы лечить надобно. — И выудил из тумбочки ополовиненную бутылку водки. — Что ни на есть лучшее лекарство.

— Не пью, — огорчил начальство.

— Плохо, — резюмировал Дыбенко и, ухнув в себя стакан, занюхал дребезжащей связкой ключей. Серьезно подумал. — Берем с испытательным сроком — месяц.

— И на том спасибо.

— У нас, голубь мой, своя специфика, — озорно подмигнул. — Времечко знаешь какое? Тяжкое, как кузнечный пресс. А кушать всем хотца-ца-ца!.. Ежели понравишься начальству, пойдешь на повышение…

— Куда выше?

— Есть-есть куда, — заговорщически подмигнул.

— Буду стараться, — пожал плечами.

— И хорошо, — сказал бывший военрук, вливая в себя очередной стакан. Чем меньше вопросов, тем выше доверие. А чем выше доверие, тем больше благо-го-го-госостояние народа! За русский народ во всем его много-го-го-гобразии!..

И я начал трудовую деятельность. Специфику мне объяснили бойцы ВОХРа Козлов и Федяшкин, два выносливо пьющих дядька, похожие своими краснознаменными пропойными рожами на братьев-близняшек.

Территория фабрики была обнесена новым бетонным забором, поверх которого извивалась колючая проволока под током. Напряжение слабенькое: убить — не убьет, но протрезвит шальную головушку. Раньше, до капитализма, куда было проще — и забор дырявый, и ВОХР вечно на бровях, а нынче директор Серов, как князь в вотчине, правит непоколебимой дланью. Что, впрочем, не мешает людям жить по социалистическим законам, то есть тяпать фабричную продукцию на сторону.

— Ковры? — удивился я.

Охранники посмеялись — на «Розе» коллектив бабский, тянут тетки полуфабрикаты — нитки там, шерсть, краску. Хитрожопые бестии, чего того не удумают, чтобы растащить свою же собственность, поскольку являются членами акционерного общества «Русь-ковер». Не понимают своей выгоды и вместо того, чтобы ждать дивидендов на свою бумажную акцию, тащат все материальное, что под руку подпадет.

— Да, — затужился я. — И что, мне с бабами колотиться?

— Зачем? — удивились Козлов и Федяшкин. — Баба на то и баба, чтобы с ней полюбовно обговориться. Молодкам ВОХРу дать, аль в роток взять дело житейское. А с бабок своя такса — сорокоградусная. И всем в полном удовлетворении, ха-ха… Так что, выпьем за любовь!..

— Я не пью, — и потянулся к грязному окну и, глядя из затхлой и прокуренной проходной на фабричные строения и складские помещения, на странную сторожевую вышку, охранявшую какую-то спецзону «А», на загружаемые ковровыми рулонами машины, на асфальтированное, оплавленное солнцем пространство, по которому ходили умаянные безнадежностью и отчаянием люди, понял, что среди них скоро буду и я.

Испытательный срок мной был пройдет с трудом — я не пил водку, тискаемую бабульками, и не пытался решить вопросы полюбовно с боевыми и веселыми молодками. Реквизировал краденное и отпускал воришек на все стороны. Почему-то такое положение вещей никого не устраивало. Коллектив ВОХРа во главе с майором в отставке Дыбенко посчитал, что я хочу выглядеть лучше, чем есть на самом деле, и своим поведением дискредитирую службу охраны. Женский коллектив фабрики тоже проявлял недовольство — срывать коммерцию из-за одного принципиального импотентного болвана? И потом, удивлялся Дыбенко, ты, сукин сын, не понимаешь своего интереса, будь активнее и прямым ходом в охрану зоны «А». На мой вопрос, что это за потайная зона такая, о которой мало, что известно, майор скроил многозначительную рожу и ответил: это есть государственная, ик, тайна. Тогда я спросил у своих подельников.

— А хрен его знает, — ответил Федяшкин. — Туда сам хозяин набирает охрану.

— А я солдатиков видел, — вспомнил Козлов. — А по ночам вроде как танки заводятся.

— То не про нашу честь, — сказал Федяшкин. — У нас свой фронт работы…

— Интересно, — покачал я головой. — Может, какая коммерция? СС-20 выпускают или танки.

— Кому сейчас нужны эти короба, Чеченец, — оскалился Козлов. — Небось, ковры налево плывут.

— Ладно вам чесать языки, — перебил товарища Федяшкин. — Не наше это дело.

— А вот Лехе все одно надо стараться, — заметил Козлов. — Молодой еще… Мы-то ладно, мы — к пёз… ам, а ему к звездам!

— Хорошо, — согласился я, — пристрелю какую-нибудь старушку.

Надо. Надо было вбиваться в общий молекулярный ряд. И чувствовал, что совсем скоро это случится. Если уж разлагаться в кислоте повседневности, то вместе со всеми.

… Я стоял в очереди в гастрономический отдел как все. Терпеливо и спокойно. Слушал, как частит раздрызганный кассовый аппарат: бой-баба с иезуитской невозмутимостью рассчитывала наши судьбы.

— Алеша, — услышал знакомый голос и оглянулся.

Полина, девочка из прошлой жизни, которая когда-то мне нравилась. Повзрослела, смотрела внимательно и недоверчиво, словно боясь, что я припомню свой первый день после возвращения.

— Я стою за пельменями, — признался. — Тебе нужны пельмени?

— Нет, — ответила она. — Я их не люблю, они такие липкие, как пластилин.

— Надо жрать, как и жить, с закрытыми глазами, — пошутил. — Я так и делаю.

— Да? — посмотрела, и в её взгляде заметил жалость. Ко мне, стоящему в общей очереди?

— Что-то не так?

— Я тебя не узнала, — ответила.

— Меня трудно узнать, — был вынужден согласиться. — А где твое колечко?

— Я его потеряла. Куда-то укатилось.

— Укатилось, — повторил я.

Как наши судьбы, промолчал, закатываются под шкаф, где всегда пыльно и темно.

Мы вышли из магазина, где я все-таки купил пачку пельменей, поговорили на автобусной остановке о ковровой фабрике, куда направили работать Полину, и разошлись. Девочка тиснулась в старенький, потрепанный, переполненный автобус, а я отправился домой давиться клейкими пельменями. С закрытыми глазами.

В первый осенний день, подернутый прохладной дымкой будущих холодов, я вернулся на войну.

После дежурства привычно и скучно брел вдоль бетонного забора, когда услышал визг тормозов. Малолитражка и джип, похожий на катафалк, заблокировали крытый брезентом грузовичок, выкатившийся из ворот фабрики. Из автомобильчиков быстро десантировались молоденькие хлопчики в пятнистой форме. Некоторые мне были знакомы — это была команда «марсиан». Ходили слухи, что они держат под своим контролем «Розу Люкс», однако молва молвой, а тут я мог убедиться собственными глазами об их чересчур активной социальной позиции.

Они вырвали из кабины грузовичка мужичка-шофера и принялись обрабатывать его по всем законам уличной разборки.

Я мог пройти мимо — что мне чужие проблемы, когда меня ждали пельмени из штампованной коробки? И прошел бы мимо, но увидел — кровь. И вспомнил, что ею затоплены подвалы наших домов, и мы скоро будет хлюпать в ней как по воде.

Или, может, я не хотел становиться в общую очередь за нормированным липким пайком?

Хотя вернее всего, на чистенького и аккуратного мальчика Алешу, засыпающего под голос отца:… а вода все прибывала и прибывала. И дождь не кончался, казалось, уже неделю льет, как из ведра…, наплыла тень. И тень эта имела имя — Чеченец.

Моих врагов было пять, если считать юнца за штурвалом джипа. Они старательно мутузили мужичка, и были так увлечены своей трудовой деятельностью, что не заметили меня. А скорее всего, отвыкли получать отпор. Были самоуверенны и сыты. Кажется, пельменями они не питались?

В помощь мне была только внезапность и навыки ближнего боя. Я выскользнул из-за грузовичка и, саданув ладонью по незащищенным шейным позвонкам, сломал первого. Потом в прыжке, выпростав ногу, заставил второго свернуться калачиком от профилактического удара в пах. Третий, получив тык в челюсть, неудачно опрокинулся и, теряя короткий звенящий ломик, вмазывался затылком о подножку джипа. Четвертый умылся кровавой юшкой, когда я, перехватив его рвущуюся из куртки руку с ТТ, саданул строптивца коленом, как поленом, в растерянную физию.