Судьба всегда звонит дважды (СИ) - Волкова Дарья - Страница 27

   - Что ты здесь делаешь?! Выйди немедленно!!!

   Может только головой качнуть, причем даже не понимая, что хочет этим сказать.

   - Литвинский! Ты чертов извращенец! Выйди отсюда немедленно! Пошел вон!

   И он пошел. Шагнул к ней прямо туда, под душ, как был, одетый. Сгреб, прижал к себе плотно, пользуясь своим преимуществом в росте и силе. Промок мгновенно, прижался губами к мокрому уху и...

   - Маша... Машенька... Девочка моя... Ты прости меня, пожалуйста. Я же не могу без тебя. Я умираю, я не знаю, как жить без тебя. Маша, солнышко... пожалуйста...

   Он прижимает ее к себе, теплую, обнаженную и мокрую, держит крепко, не отпускает. И наговаривает что-то ей на ухо, все так же бессвязно, в очередной попытке объяснить, что с ним творится.

   А она молчит. Ему становится страшно, что он снова не сможет, что она не понимает, а он не знает, как сказать...

   - Машенька, пожалуйста... Не оставляй меня. Не прогоняй. Я не смогу. Я не знаю, как дальше... Что делать без тебя. Я... - его начинает бить дрожь, несмотря на теплую воду, льющуюся сверху. Он захлебывается, кашляет. Нет, не слезами, конечно, просто тут очень много воды.

   Она слегка отстраняется и, наконец, произносит:

   - Эй, Бас, ты чего?

   - Ничего, - еще крепче прижимая ее к себе. Все равно не отпустит! - Не отпущу тебя! Я не могу без тебя! Не прогоняй меня. Скажи, что не прогонишь меня, пожалуйста, Машенька!

   Она вздыхает, грустно, даже как-то обреченно.

   - Дурак ты, Литвинский. Я люблю тебя. А ты...

   Закончить фразу он ей не дал. Ему просто необходимо было после этих слов ее поцеловать. Жизненно необходимо. Чтобы слова эти... на вкус... А потом он сцеловывал капли воды с ее лица, а они все падали и падали сверху, и он шептал в промежутках ее имя... А она позволяла ему все это делать.

   - Васька, а ты ничего не хочешь мне сказать?

   - Что? - счастливым шепотом, едва различимым за шумом воды.

   - Ну, например, что ты любишь меня.

   - Я люблю тебя, - покорно соглашается Бас и, неожиданно спохватившись: - Маш, я ведь... никому еще... не говорил такого. Даже себе боялся признаться. Почему-то очень трудно сказать первый раз эти слова.

   - У тебя хорошо получилось, - улыбается Маша.

   Бас тихонько смеется:

   - Это потому что я тренировался. Я в последнее время постоянно твержу эти слова. Я. Люблю. Ее. Машу. Машеньку. Люблю.

   Маша судорожно вздыхает.

   - Я шел сюда... и думал. Вот не получится у меня... убедить тебя. И ты меня выставишь за дверь. И я понял - я не буду знать, куда идти после этого. Некуда идти от тебя. Некуда, понимаешь?!

   - Куда же я тебя прогоню... такого мокрого.

   - Машка... - он улыбается ей. Улыбается ей той самой улыбкой, которая когда-то украла ее сердце, - тебе тоже некуда идти. Потому что ты тоже мокрая.

   И Маша понимает, что он прав. Во всех смыслах.

   _____________

   Он взял ее тут же, в душевой кабине, у стеночки. Его одежда мокрой кучей лежит в углу. Всегда считал, что секс стоя - это баловство и больше фитнесс, чем удовольствие. Да и физическая форма у него не совсем идеальна для таких упражнений. Но так они нуждались друг в друге, сейчас, немедленно, сиюминутно, что мысль о том, чтобы разъединить тела, пойти куда-то, пусть и недалеко, даже не пришла им в голову.

   Она обнимает его твердую плоть своею, тугой. Ее бедро закинуто на его талию, прижимая к себе. Ее руки обхватывают его за шею, и ее жаркое дыхание ему в ухо. И тихие "да". Он устоит на ногах, обязательно. И ее он удержит, будет держать, крепко держать и не отпустит самое дорогое, что у него есть.

   Оргазм он едва пережил. Было до умопомрачения хорошо, но ноги реально подгибались, хоть ты тресни. Маша тихонько соскользнула вниз, потянула за собой, шепнув: "Садись".

   И они сидели, обнявшись и соприкасаясь лбами, на полу душевой кабины, под тропическим ливнем на двух квадратных метрах, насквозь мокрые и абсолютно счастливые.

   _______________

   Поскольку обретение жабр не входило в их ближайшие планы на жизнь, из душевой все же пришлось вылезти. Наспех вытерлись одним на двоих полотенцем и, держась за руки, быстро перебрались под одеяло. Кровать узкая, то, что называют "полуторка", но им совсем не тесно. Не тесно лежать, прижавшись телами, гладить пальцами лица друг друга, шептать какие-то глупости и нежности. Или вдруг начать в чем-то признаваться. Или так же вдруг - целоваться. Под шум воды у них началась новая жизнь. Одна на двоих.

   - Я смотрю, тебе со мной хорошо...

   - Не представляешь, как... - его пальцы наглаживают любимое и упругое, до которого так удобно дотягиваться.

   - Что ж ты тогда на часы поминутно смотришь?

   - Ой, - Бас смущен, - твоя подруга... она сказала, что у меня есть два часа. И час и сорок минут уже прошло...

   - Тогда, наверное, нам действительно лучше встать и одеться, - усмехается Маша.

   - Подожди. Послушай... я хотел спросить... тебя скоро ждут дома?

   Она не отвечает так долго, что его только что обретенная сладкая безмятежность тает сама собой. Маша вздыхает.

   - У меня билет на завтра...

   - Черт, ну почему?! - не выдерживает, срывается. - Почему, как только у нас секс, так нам тут же нужно расстаться?!

   - Вась, ну не преувеличивай...

   - Ты можешь остаться? - настойчиво. - Пожалуйста.

   Она еще раз вздыхает, гладит его по затылку.

   - Васенька... У меня съемка. Запланированная, долгожданная. Важная. Меня мой учитель и наставник пригласил в свой проект, очень интересный и значимый профессионально. Это признание, Вась. Я не могу отказаться.

   Ему эгоистически, по-детски хочется закричать: "Что, это важнее меня?! Важнее нас?!". Но вспоминает. Сколько она отдала ему своего времени, душевного тепла. И теперь он просто не имеет права что-то требовать от нее. Даже несмотря на ее любовь к нему. Но отказаться от нее... Нет, не отпустит и не отдаст.

   - А потом? Вернуться сможешь?

   - Куда вернуться?

   Он все решает мгновенно.

   - Маш, послушай. Нам... надо побыть вместе, вдвоем. Какое-то время. Чтобы никто не мешал, чтобы мы могли поговорить и... Мне столько нужно сказать тебе! Я бы не хотел отпускать тебя сейчас!

   - Вась...

   - Я все понимаю. Про важные дела и прочее, - он морщится. Это у него теперь нет важных дел, а Маша успешный фотограф, у нее расписание, график. - У нас есть семейное шале, в Тине. От деда осталось. Я буду ждать тебя там. Приедешь? Только ты и я.

   - Конечно, - она улыбается и прижимается к нему, обнимая крепко-крепко. - Неделя, максимум, две. И я вся твоя.

   - Звучит многообещающе... - дальнейшее продолжение фразы тонет в трели звонка.

   - Черт! - он.

   - Сонька! - она. И, спустя секунду, озарением: - Бас, у тебя же вся одежда... мокрая!

   Они хохочут, глядя друг на друга, между тем, звонок снова напоминает о том, что их уединение нарушено. Маша, наконец, встает с кровати, натягивает короткий халатик.

   - Лежи тут, - командует Басу. - Я сначала сама с Соней объяснюсь. Вляпалась я, - дразнит его, - из-за тебя.

   - Это я вляпался, - он смотрит на нее с кровати. - И я тебе умоляю. Скажи ей, что тебе хорошо. Иначе меня кастрируют. Овощерезкой.

   - Мне замечательно, - она посылает ему воздушный поцелуй. Еще одна трель звонка, уже очень длинная. - Все, я побежала. Сонька в гневе страшна!

   _________________

   У него стойкое ощущение "дежа вю". Снова - близость с ней и разлука. В прошлый раз хоть секса было больше. А в этот раз... это было больше просто... отчаянное продолжение телами тех слов, что они сказали друг другу. И то - один раз всего. А потом эта вредная Сонька, которая подкалывала его все то время, которое он ждал, пока высохнет одежда. Из ее квартиры он с наслаждением сбежал, прихватив с собой трофей в виде Маши. И они гуляли допоздна, как самые распоследние романтики. Заходили попить кофе в маленькие кафе, целовались на набережной и кормили голубей.