Бледна как смерть - Маунтин Фиона - Страница 20

Единственный верный вариант – отнести записку в полицию. Полсекунды она размышляла, можно ли это сделать, не поставив в известность Адама. Конечно же, нет.

– Послушайте, только из-за того, что нет прямого кровного родства с Дженет, дневник нельзя считать совсем уж бесполезным. Я хочу еще раз его просмотреть, может, найду что-нибудь. Какой-нибудь ключ, ну, я не знаю, упоминание какого-нибудь адреса или кого-нибудь из пациентов доктора...

Подошла официантка с записной книжкой. Наташа заказала королевских креветок в кокосовом соусе и рис, приготовленный на пару – то, что она уже здесь пробовала. Адам сказал, чтобы ему приготовили то же самое, потом откинулся на спинку стула.

– А что, если я в корне не прав? – Его тон вызвал у Наташи предчувствие, что его дальнейшие слова ей не понравятся. – Россетти положил свои стихи в гроб Лиззи Сиддал в качестве последнего «прости», своего рода большой жертвы. Так? Допустим... я просто рассуждаю. А что, если дневник – это попытка Бетани повторить историю Россетти и Лиззи? Я не удивился бы, если бы она сделала что-либо подобное. Что, если она хотела, чтобы у меня оставался символ, эдакий памятный подарок?

Наташа наполнила оба стакана, стараясь не поддаваться впечатлению от сказанного Адамом.

– Послушайте, – настаивал он, – я благодарен вам за то, что вы сделали. Но, может, нам следует поставить на этом точку? Признать поражение.

Она протянула Адаму стакан.

– Боюсь, это не то, чему меня учили и с чем я могу согласиться.

В награду она получила слабую улыбку, первую за этот номер.

– Это я понимаю.

Как он воспримет, если с Бетани действительно что-нибудь произойдет? Как ты сама сможешь это пережить?

– Расскажите мне о ней побольше.

– Что вы хотите узнать? – в его тоне опять появилась скука.

– Я точно не знаю. Что-нибудь. Все. Какую музыку она любила?

Музыка всегда служила ключом к пониманию души человека.

– Тhe Doors. Джима Моррисона.

Отлично. Джим Моррисон покончил жизнь самоубийством. Но у Наташи тоже были все его альбомы. И виниловые пластинки, и компакт-диски.

– Ей нравилась ее работа?

– Я полагаю, очень. Она знала о цветах много интересного.

Наташа подалась вперед, поставив локти на стол.

– Например?

Он пожал плечами.

– Она рассказывала мне о цыганских похоронах. В частности, о том, что они укладывают цветы в форме «разбитого сердца», с зигзагом из красных роз, символизирующим трещину. Во время Второй мировой войны, говорила она, существовал запрет на транспортировку цветов по железной дороге. Тогда в Ковент-Гарден придумали провозить анемоны контрабандой, в корзинах с брокколи. Я никогда не думал, что у цветов такие поэтические названия: «Звезда Вифлеема», «Крылья Ангела», «Амарант Прекрасный». – Он раскурил еще одну сигарету. – У нее была жестяная коробочка со старинной картинкой, такая, знаете, из-под грушевого мыла или чего-то подобного. Я нашел ее в гардеробе, где она хранила одежду, когда оставалась у меня. Она хранила любую мелочь. Там были билеты – свидетельства наших походов в художественные галереи, снимки-«полароиды», оставшиеся после съемок, клочок бумаги с номером моего телефона, который я дал ей при первой нашей встрече. Она сохранила даже этикетку от капуччино, который купила в тот день, когда мы познакомились.

Бетани его очень любила. Почему же она ушла?

Наташа вспомнила маленькую музыкальную шкатулку с секретным механизмом, в которой в детстве хранила конфеты. Теперь в ней лежали кусочки фольги, оставшиеся от конфеты в форме звезды, которую Маркус купил в Сту Фаер, когда они впервые вместе проводили уик-энд. Она чувствовала себя ненормальной, сохраняя их, но не могла заставить себя выбросить этот мусор.

– Она дала мне фотографию, которую сделала сама в двенадцать лет, – сказал Адам. Он извлек бумажник из кармана и вытащил моментальный снимок, изображавший канал с несколькими лодками.

Наташа перевернула карточку. Икс Бетани – аккуратно было написано черными чернилами на обороте.

Была ли фотография сделана где-нибудь поблизости от того места, где она жила, куда приезжала на каникулы? Куда она сейчас поехала? В Оксфорд? В Кембриджшир, откуда происходят Маршаллы? Сколько каналов в Британии? Слишком много.

– Я спросил, кто научил ее фотографировать, – сообщил Адам. – Был ли это ее отец. Она ответила, что ее отец не научил ее ничему, что она хотела бы узнать. Мы в это время были в кафе, она отказалась доесть ужин. Вместо этого мы сразу ушли, но она так и не сказала, что ее расстроило. Я усвоил урок. И в разговорах старался никогда не упоминать о ее семье.

Она ответила, что ее отец не научил ее ничему, что она хотела бы узнать. Что может заставить человека отказываться говорить о своей семье и зайти так далеко, чтобы сменить фамилию?

– А как вы оказались вместе? Я знаю, что вы встретились в кафе, но что...

– Я купил ей еще чашку капуччино. Потом я предложил пойти ко мне домой. Она сказала «Да».

– Вот так просто?

– Вот так просто! – эхом повторил Адам, передразнивая Наташу. – Она доверяла мне.

Он сделал короткую паузу.

– В Бетани сочетались странные вещи. Иногда у нее возникали сумасбродные идеи. Но во многом она была старомодной. Придерживалась всяких традиций. Ей нравилось ходить и один и тот же ресторан по пятницам, завтракать со мной вместе перед уходом в студию. Она говорила, что ей нравится иметь возможность заглянуть в будущее, которое не слишком далеко. Она терпеть не могла, если я в последнюю минуту менял планы. Что мне приходилось делать довольно часто. Мы никогда не расставались без примирения... Она всегда злилась, просто закипала от гнева, если я опаздывал. И это тоже я делал постоянно. Она буквально выходила из себя, рыдала...

Наташе не нравилось то, что она слышала, но она могла это понять. Страх разлуки. Одна из проблем, от которых страдают приемные дети. Она глотнула немного вина.

– Однажды она попыталась ударить меня, в другой раз по-настоящему упала в обморок, – продолжал Адам. – Потом ужасно извинялась, обещала никогда не переходить границы. Я говорил ей, что не нужно давать обещаний, которые не сможешь сдержать. Что они ничего не значат. Однако, по-видимому, ее это действительно беспокоило.

– В тот день, когда она ушла, вы не заметили ничего необычного?

– Нет. Разве что...

– Что именно?

– Накануне вечером она целую вечность висела на телефоне. У нас один из аппаратов установлен в ванной комнате, она заперлась там, вместо того чтобы использовать телефон в гостиной. Я спросил, с кем она болтала, а она ответила, что ни с кем. Я тогда сказал, что разговаривать сама с собой – первый признак сумасшествия, но она не отреагировала на шутку.

Принесли еду, и разговор прервался. Наташа отодвинула журналы, освобождая место на столе. Она бегло взглянула на заголовки, интересуясь выбором Адама, пока перекладывала прессу на подоконник. «Индепендент» и три глянцевых женских ежемесячника.

Она подняла брови.

– Покупаю их только для того, чтобы посмотреть фотографии.

На стол легла тень, и Наташа посмотрела вверх. Мгновение она пыталась вспомнить, где могла видеть этого мужчину. Потом до нее дошло – Ассоциация специалистов по генеалогии. На нем был тот же пиджак цвета мха поверх черной футболки и брюки в стиле милитари.

Очевидно, он не узнал ее.

– Ну, Адам, ты не собираешься представить нас друг другу?

– Джейк Ромилли, – пробормотал Адам. – Наташа Блэйк.

– А, Маленькая Тайна Адама, – он протянул руку. – Приятно, наконец, с вами познакомиться.

Его голос показался знакомым. Человек, который отвечал по телефону в студии? Он оглядел ресторан. Высокий, крепко скроенный, с зелеными жестокими глазами.

– Хорошее местечко, – он повернулся к Адаму, который взял один из журналов и принялся угрюмо его просматривать. – Я поджидаю подругу, но, похоже, она опаздывает.