Бледна как смерть - Маунтин Фиона - Страница 61

– Да, – ответила она, и ее воображение взметнулась высоко, как воздушный змей. Ей представились совместный отдых среди заступов и лопат и рождественские деревья.

Позже она ему сказала:

– Я боюсь, что если у меня будут дети, то я могу...

Общепринятый психологический факт. Обиженные могут стать обидчиками, а брошенные – теми, кто предает.

– Я уверен в том, что ты сделаешь все возможное, чтобы дать своим детям то, чего сама была лишена.

Именно это он сделал для нее. Рассеял окружавшую Наташу непроглядную темноту, прогнал все страхи и призраки. Подарил ей спокойный ночной сон.

– Если у тебя родится девочка, как ты ее назовешь?

– Кэтрин.

Он посмотрел на нее так, будто услышал нечто разоблачительное, вытянул длинную травинку из пучка под ногами и подбросил ее, словно хотел узнать направление ветра.

– Почему?

– Этим именем назвалась моя мать. Оно величественное и сильное. Подходит и для России, и для Англии. Екатерина Арагонская, самая известная жена Генриха VIII, и Екатерина Великая, знаменитая русская императрица.

Сейчас он сказал, повернувшись к ней:

– Ты очень понравилась Кэти. Мне жаль, что я не собрался познакомить вас раньше.

– Это я должна была просить у тебя прощения.

– Считай, что попросила.

Вся беда заключалась в том, что необходимо было произнести еще множество других слов, которые так и остались невысказанными.

Они вернулись в Садовый тупик. Наташа пошла на кухню, чтобы накрыть на стол. Маркус снова разжег огонь. Как в старые добрые времена...

Когда она ставила на стол блюдо с курицей и картошкой, то заметила, что Маркус забрал почту и аккуратной стопкой сложил на столе. Наташа не обратила на нее внимания.

Поев, они взяли вино в гостиную, где ярко пылал камин. Устроились на ковре возле огня.

– Ты хочешь узнать о моей семье? – спросил он.

Маркус взял ее руку, перевернул ладонью вверх, будто собирался по линиям предсказать судьбу, положил что-то в руку и сжал ее пальцы. Это был маленький предмет, холодный и тяжелый. Она открыла ладонь и увидела миниатюрный силуэт – камею с затемненным профилем, обрамленную золотым ободком.

– Это автопортрет моей бабушки, Кэтрин. Кэти назвали в ее честь.

Можно было сказать, что она была красавицей, даже по профилю, по четкой линии ее небольшого носа и спиральным завиткам волос, вырезанным на белом фоне.

– Он говорит о ней удивительно много, – заметил он. – Она была художницей и интересовалась прошлым.

Точно так же, как и он.

– Очень необычно.

Вид у Маркуса был озадаченный, поэтому Наташа объяснила:

– Она выбрала направление, которое потеряло свою актуальность. Два века назад силуэты были самым дешевым и простым способом запечатлеть образ любимого человека. Заменяли бедным людям портреты, написанные маслом. До тех пор, пока не появилась фотография.

Позже, лежа в его объятиях, Наташа подумала, что если ее выбор профессии был довольно странным, – разыскивать предков людей, в то время как у нее самой не было возможности узнать о своих, – то и в выборе Маркуса было нечто пикантное. В детстве ему попал в руки силуэт, затемненный абрис, по которому он самостоятельно воссоздал образ человека. Теперь по древним костям он научился реконструировать лица.

Иногда, когда он ласкал ее, Наташе хотелось спросить, пользуется ли он профессиональными навыками и знанием анатомии, устройства мышц и кожи, когда занимается с ней любовью. Ей хотелось понять, почему она чувствовала, что оживает под прикосновениями его пальцев, совсем как те лица, которые он воссоздает из глины. Но она никогда не задавала этого вопроса, потому что не хотела, чтобы он останавливался.

Хотя на этот раз все было по-другому. Когда он целовал ее, касаясь ее языка своим, расстегивая пуговицы на блузке, лаская руками ее груди, пробегая пальцами по спине, создавалось впечатление, что он подводит некую финальную черту, замыкает невидимый круг. Каждый раз он прижимал ее к себе и одновременно отталкивал... Она не могла отделаться от мысли, что он вернулся, чтобы красиво поставить точку в их отношениях. Чтобы быть в состоянии двигаться дальше.

Когда они отодвинулись друг от друга, Наташа почувствовала, как его пот остывает на ее коже. Она сжалась, когда на мгновение увидела в воображении лицо Адама.

Она проснулась в семь, повернулась на бок, автоматически протянула руки, чтобы обнять его. Никого.

Маркус принес ей кофе в постель, как обычно. За исключением того, что уже был умыт и одет. Он сказал, что улетает обратно в Канаду в четыре часа. И попросил:

– Береги себя.

Ей удалось произнести:

– И ты себя.

– До свидания.

Это было сказано таким «завершающим» тоном, что Наташа не смогла проглотить ком в горле, чтобы ответить.

Из окна спальни она наблюдала, как он уезжает. Интересно узнать, стало ли ему легче?

Она спустилась на кухню, чтобы сполоснуть чашки, но не смогла вымыть ту, из которой он пил. Отставив ее в сторону, Наташа разрыдалась.

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

Она перенесла почту на письменный стол, сняла клейкую ленту с пухлого конверта и вытряхнула содержимое на стол.

Запаковано как бандероль. Еще один коричневый конверт с полоской белой бумаги, украшенной эмблемой, которая расплывалась перед ее наполненными слезами глазами. На логотипе надпись: «Больница св. Марии, Норвик». Почерк был почти горизонтальным, практически нечитабельным. Почерк врача.

«Здравствуйте, Наташа.

Найджелл Мур дал мне ваш адрес. Он сказал, что безуспешно пытался связаться с вами, поэтому я решил, что могу, минуя его, послать вам это письмо. Я познакомился с Найджелом через друга, когда мы проходили практику в Эдинбурге. Он разыскал меня, потому что я являюсь прямым потомком хирурга Джона Маршалла, личность которого, надеюсь, вас интересует. Сын Джона Маршалла, которого звали тоже Джоном, приходится мне пра-прадедом. Как говорится, мир тесен, а мир медиков еще теснее. Как видите, я унаследовал не только имя, но и профессию моих предков.

Надеюсь, что приложение к письму будет вам интересно. Это письмо адресовано моему пра-прадедушке его сестрой. Оно годами хранилось в моей семье, и я был бы очень рад, если бы вам удалось пролить свет на его содержание, или, если позволите, на личность автора – некой таинственной леди. Другой клочок бумаги всегда хранился вместе с письмом, и я не знаю, имеет ли он какое-нибудь значение.

Прошу вас вернуть эти документы, но это не срочно.

Всего наилучшего,

Джон Маршалл.

Р.S. Недавно я получил электронное письмо от другой женщины, из Кембриджа, которая также занимается изучением нашей семьи (на которое я, к своему стыду, еще не ответил). Ее зовут Сью Мелланби, и я был бы рад сообщить ей о вас, если вы решите, что это ей поможет».

Нет необходимости. Наташа осторожно вскрыла меньший по размеру конверт.

Почерк письма на двух страницах Наташа узнала сразу, хотя буквы здесь казались не такими аккуратными, как в дневнике, а некоторые строки – неровными, словно рука, державшая перо, была слабой и не совсем твердой.

«15 ноября 1872 г.

Мой дорогой брат!

Боюсь, что возлагаю на тебя огромную ответственность, но мне необходимо поделиться ею с кем-нибудь. Я хочу рассказать тебе о некоторых фактах и полагаюсь на твою мудрость и сострадание, в надежде, что ты правильно распорядишься ими, если я умру.

Речь идет о ребенке, которого, как тебе известно, из милосердия приютил папа, о нашей милой маленькой Элеоноре.

Меня всегда поражало, как вы, мужчины, можете называть нас слабым полом, хотя по сравнению с нами часто выглядите беспомощными глупцами. Пример тому – одна из папиных пациенток, под обаяние которой попали многие мужчины, кроме, разве что, собственного мужа. И папа не стал исключением.