Надвигается беда. Механизмы радости - Брэдбери Рэй Дуглас - Страница 78

— Это неплохо, что люди понимают толк в красоте…

— Красота, красота! Кто владелец этого участка?

— Государство, надо полагать…

— Не надо! Мы владельцы, ты и я! Разбираем лагерь, подаем заявку, приступаем к разработкам, и по закону участок наш… Верно?

— Стой! — Боб Гринхилл впился взглядом в пустыню и удивительный город вдали. Иначе говоря, ты собираешься… разрабатывать мираж?

— В самое яблочко угодил! Разрабатывать мираж!

Роберт Гринхилл вылез из машины и обошел вокруг нее, разглядывая расписанную следами землю.

— И мы можем это сделать?

— Можем ли? Извините, что я напылил!

В следующий миг Уилл Бентлин уже вколачивал в землю палаточные колья, тянул веревку.

— Вот отсюда и до сих пор простирается золотой прииск, мы промываем золото. Это корова — мы ее доим. Это море денег — мы купаемся в нем!

Нырнув в машину, он выбросил из нее несколько ящиков и извлек большой лист картона, который некогда извещал о продаже дешевых галстуков. Перевернул его, вооружился кистью и принялся выводить буквы.

— Уилли, — сказал его товарищ, — кто же станет платить за то, чтобы посмотреть на какой-то дешевый, старый…

— Мираж? Поставь забор, объяви людям, что просто так они ничего не увидят, и им сразу загорится. Вот!

Он поднял на руках объявление.

СЕКРЕТНОЕ ДИВО — МИРАЖ

ТАИНСТВЕННЫЙ ГОРОД

25 центов с машин. С мотоциклов гривенник.

— Как раз машина идет. Теперь гляди!

— Уильям!

Но Уилл уже бежал к дороге с поднятым плакатом.

— Эй! Смотрите! Эй!

Машина проскочила мимо, точно бык, игнорирующий матадора.

Боб зажмурился, чтоб не видеть, как пропадает улыбка на лице Уилла.

И вдруг — упоительный звук.

Визг тормозов.

Машина дала задний ход. Уилл бежал ей навстречу, размахивая, показывая.

— Извольте, сэр! Извольте, мэм! Секретное Диво Мираж! Таинственный город! Заезжайте сюда!

Ничем не примечательный участок исчертило сперва просто множество, а затем вдруг несчетное множество следов колес.

Огромное облако пыли повисло в жарком мареве под сухим мысом. Стоял сплошной гул прибывающих автомашин, которые занимали свое место в ряду — тормоза выжаты, моторы заглушены, дверцы захлопнуты: разные машины из разных мест, а в машинах люди, тоже разные, как полагается быть людям, ехавшим кто куда, и вдруг их что-то притянуло, как магнит: поначалу все и говорили разом, но затем постепенно смолкали перед лицом того, что являла им пустыня. Ветер тихонько гладил лица, теребил волосы женщин и расстегнутые воротники мужчин. Люди долго сидели в машинах или стояли на краю мыса, ничего не говоря; наконец один за другим стали поворачивать.

Вот первая машина покатила обратно мимо Боба и Уилла; сидящая в ней женщина с благодарностью кивнула им.

— Спасибо! Действительно самый настоящий Рим!

— Как она сказала: «Рим» или «дым»? — спросил Уилл.

Вторая машина заколесила к выходу.

— Ничего не скажешь! — Водитель высунулся и пожал руку Бобу. — Так и чувствуешь себя французом.

— Французом!? — закричал Боб.

Оба подались вперед, навстречу третьей машине. За рулем, качая головой, сидел старик.

— В жизни не видел ничего подобного. Подумать только: туман, все как положено, Вестминстерский мост, даже лучше, чем на открытке, и Большой Бен поодаль. Как вы этого достигаете? Боже храни вас. Премного обязан.

Окончательно сбитые с толку, они пропустили машину со стариком, медленно повернулись и устремили взгляды туда, где колебался полуденный зной.

— Большой Бен? — произнес Уилл Бентлин. — Вестминстерский мост?.. Туман?

— Чу, что это, кажется там, за краем земли, совсем тихо, почти не слышно (да слышно ли? — они приставили к ушам ладони) трижды пробили огромные часы? И кажется, ревуны окликают суда на далекой реке и судовые сирены гудят в ответ?

— Чувствуешь себя французом? — шептал Роберт. — Большой Бен? Дым? Рим? Разве это Рим, Уилл?

Ветер переменился. Струя жаркого воздуха взмыла вверх, извлекая перезвон из невидимой арфы. Что это, никак туман затвердел, образуя серые каменные монументы? Что это, никак солнце водрузило золотую статую на выросшую глыбу чистого снежного мрамора?

— Как… — заговорил Уильям Бентлин, — каким образом все меняется? Откуда здесь четыре, пять городов? Мы говорили кому-нибудь, какой город они увидят? Ну держись, Боб, держись!

Они перевели взгляд на последнего посетителя, который стоял один на краю сухого мыса. Сделав знак товарищу, чтобы тот молчал, Боб подошел беззвучно к платному посетителю и остановился сбоку, чуть позади.

Это был мужчина лет пятидесяти, с энергичным загорелым лицом, ясными, добрыми, живыми глазами, тонкими скулами, выразительным ртом. У него был такой вид, словно он в жизни немало путешествовал, не одну пустыню пересек в поисках заветного оазиса. Он напоминал одного из тех архитекторов, которые бродят среди строительного мусора возле своих творений, глядя, как железо, металл, стекло взмывает кверху, заслоняя свободный клочок неба. У него было лицо зодчего, глазам которого вдруг, в одно мгновение, предстало, простершись на весь горизонт, совершенное воплощение давней мечты. Внезапно, будто и не замечая стоящих рядом Уильяма и Боба, незнакомец заговорил тихим, спокойным, задумчивым голосом. Он говорил о том, что видел и чувствовал:

В Ксанадупуре…

— Что? — спросил Уильям.

Незнакомец чуть улыбнулся и, не отрывая глаз от миража, стал тихо читать по памяти:

Его голос угомонил ветер, и ветер гладил двоих стариков, так что они совсем присмирели:

Уильям и Боб смотрели на мираж и в золотой пыли видели все, о чем говорил незнакомец. Гроздья минаретов из восточной сказки, купола, стройные башенки, которые выросли на волшебных посевах цветочной пыльцы из Гоби, россыпи запекшейся гальки на берегах благодатного Евфрата, Пальмира — еще не руины, только лишь построенная, новой чеканки, не тронутая прошедшими годами, вот окуталась дрожащим маревом, вот-вот улетит совсем…

Видение озарило счастьем преобразившееся лицо незнакомца, и отзвучали последние слова:

Незнакомец смолк.

И тишина в душе у Боба и Уилла стала еще глубже.

Незнакомец мял в дрожащих руках бумажник, глаза его увлажнились.

— Спасибо, спасибо…

— Вы уже заплатили, — напомнил Уильям.

— Будь у меня еще, я бы все вам отдал.

Он стиснул руку Уильяма, оставил в ней пятидолларовую бумажку, вошел в машину, в последний раз посмотрел на мираж, сел, торопливо прогрел мотор и уехал с просветленным лицом и умиротворенными глазами.

Роберт сделал несколько шагов вслед за машиной. Он был потрясен.

Вдруг Уильям взорвался, взмахнув руками, гикнул, щелкнул каблуками, закружился на месте.

— Аллилуйя! Роскошная жизнь! Полная чаша! Ботиночки со скрипом! Загребай горстями!