Пасьянс в четыре руки - Граузс Елена - Страница 4

…Это выглядело странно… Страшно. И не было всех этих идиотских спецэффектов, которые додумывают сценаристы — типа сияния вокруг рук, дрожания воздуха, шелеста или прочей ерунды. Нет. Дима вдруг словно слился с дверью, приник к ней, ладони чуть подрагивали на холодной даже на вид поверхности. И это завораживало. И еще… Сева просто встал и пошел. Пошел молча, понимая, что ХОЧЕТ подойти. И положить руки ему на плечи. И стоять за его спиной, за ним, и чувствовать это тепло, такое мягкое, такое тянущее, совсем как возбуждение, которое приходит ночью, стоит только подумать о Марте, старосте потока.

А он — красивый. Красивый…

И в неярком свете одинокой лампы в коридоре… его профиль казался волшебным. Профиль эльфа из любимой маминой сказки… а этот хмырь, ступивший в подвал — в ИХ подвал — заплатит.

Сева шагнул вперед, как привык, мягко, быстро, на подшаге — всем корпусом вперед, вкладывая в один-единственный удар остатки собственных сил. Мощный апперкот… голова запрокидывается, слышится мерзкий хруст…

Дима только дернул уголком губ, отмечая хорошую работу, и шагнул за порог. Зов прекратился. Зато кругами, как волнами расходилось мягкое возбуждение, почти томление. Обволакивая, оно лишало воли, заставляя попавших в поле его действия покорно и с радостью исполнять все желания. По ступенькам вверх и в коридор. Охранники, сидящие возле еще одной двери, вскочили, схватились за оружие и застыли, словно парализованные.

— Отдайте их мне, — голос Димы был мягким, нежным. Он, как яд, вливался в их уши, туманя и без того плавающий в сладкой эйфории сознание. Секунда, и оба пистолета в руках Димы. Еще одна — и охранники засыпают у стены со счастливой улыбкой на губах. И там, за дверью — почти свобода. Клуб. Который нужно пройти. И сил… больше нет.

Сева плелся за ним как на привязи, ненавидя тех, кто смотрел на Диму. И себя ненавидя тоже, за то, что странный «сокамерник» как-то вдруг и сразу вывернул на изнанку душу и отравил разум. Плелся и не знал, чего ему хотелось сейчас больше всего — подохнуть, или убить самому. Ах да… он УЖЕ убил человека. Он УЖЕ преступник. И пусть он действовал под действием чудовищно притягательной мощи Димы, это только хуже. Он стал сообщником «карты», и если верить всем этим газетным статейкам и скупым пояснениям брата, силищи в этом хрупком даже на вид теле было столько, что потянет как минимум на Валета. Валета красной масти… он сам… как сказал Дима — «карта» в «прикупе» не раскрытая.

Близнецы — полярны. Он будет уязвим для «мастей» пока не станет учеником «карты». Он будет вестись на малейшие воздействия. Любой, даже паршивая Шестерка сможет заморочить ему голову, влюбить, проклясть… в комиксах о таких говорили — «их потянули». Но еще не раскрыли. Его найдут скорее, чем «карту». Найдут и посадят. В лучшем случае. О худшем думать решительно не хотелось.

Сева в несколько шагов нагнал Диму и коснулся его плеча. И зажмурился. Отголоски ЭТОГО гуляли в теле. Ошметки, остатки ЕГО сил. Но и этого оказалось достаточно.

— Пожалуйста… инициируй меня… сделай это, ты же можешь…

— Из меня плохой учитель, Сева, — прислонившись к стене рядом с выходом в клуб, Дима тяжело дышал и пытался собрать остатки сил. Крохи… И надеяться можно только на чудо. Если им удастся смешаться с толпой. Если их пропажу не обнаружат раньше. Если, если… Одни только «если».

— Пока ты еще не «карта», ты нормален. Такой же, как все. Не надо, Сева… Ты не знаешь, что это такое…

— Мы оба подохнем здесь, если ты этого не сделаешь… — один раз не считается. Они просто выйдут отсюда. А потом разойдутся в разные стороны. И забудут друг о друге. Потому что оба будут «картами». А «карты» заявлять в полицию о том, что их попытались убить, не станут. Дима вернется к своей жизни. Сева вернется домой, к брату…

Сева двинулся к двери. Осторожно приоткрыл и тут же ухнул в громкую-громкую музыку. Звук больно ударил по измученному мозгу, вспышки светомузыки полоснули по глазам. Больно.

Усталый взгляд тут же немедленно уткнулся в спину охранника, маячившего перед дверью. Но там, в зале, осталось слишком мало людей, чтобы рвануть вперед и слиться с толпой. Поздняя ночь, или время близится к утру? Какая разница, все равно им не пройти. Нет толпы, в которой можно затеряться. Им нужно просочиться мимо охраны, через зал, а там, на той стороне, там тоже охрана. Они не пройдут. Это просто невозможно. Он прикрыл дверь и прислонился к ней лбом.

— Там охрана. И посетителей клуба слишком мало. Мы не сможем среди них затеряться. Это правда, что «карту» только кучей брать… как волка псами… Ты Валет или Дама?

Дима криво усмехнулся.

— Я, что, похож на даму?

Влад напрягся. Казалось, он весь просто окаменел. От кончиков пальцев до корней волос.

— Да. Во всяком случае, хотелось тебя куда сильнее, чем… — он не договорил. Оборвал себя, мечтая только, чтобы Дима его слова напрочь проигнорировал.

— Забудь, — почти грубо оборвал его тот. — Это всего лишь воздействие.

Черт, сил совсем не осталось… А сейчас, именно сейчас они так нужны. Ему хватило бы одного сильного, грубого посыла. Иначе не пройти. И времени нет.

— Если это всего лишь воздействие меня так зацепило, что… — Сева выдохнул и повернулся к нему. — Меня ведь теперь каждый вот так может. Я знаю. Так «на живца» ловят в особом следственном.

Дима прикрыл глаза. Под веками встало лицо сестры, а в голове зазвучал голос заказчика: «ЭТА организация никого и никуда не призывает. Она просто действует. И в списке потенциальных жертв — иерархи колоды, Короли мастей…» Дима вздрогнул и распахнул глаза. Он должен выбраться. Ради Киры… Дима выдохнул воздух сквозь стиснутые зубы и посмотрел на Севу. Он мог бы стать спасением. Необученный, он вряд ли поможет, но его инициация даст Диме так нужные сейчас силы, которых хватит на воздействие. Но последствия… К черту последствия!! От него зависит жизнь Киры.

— Я могу инициировать тебя, — Дима не спускал с Севы глаз. — Ты станешь моим учеником, — судя по тому, что мать парня была «бубной», Сева станет такой же мастью. — Но пути обратно уже не будет. Даже дикая, необученная «карта» — все равно «карта».

«По крайней мере, ты на меня так воздействовать не сможешь», — но этого Сева так и не озвучил.

Вместо этого он стиснул зубы и протянул ему руку.

Севка стиснул зубы и протянул ему руку.

— Я хочу быть в твоей масти… Сейчас.

— Это значит да? Скажи ЭТО.

— Пожалуйста, я хочу быть твоей Картой! — он крепко сжал протянутую руку и почувствовал, как стиснули его ладонь стальные пальцы. До боли. И тут же… боль пронзила тело, а вокруг сплетенных в объятиях их рук поплыл жар. Пальцы Димы будто вплавились в ладонь Севки, и на миг, на такой короткий и такой бесконечный миг показалось, будто они оба переплавились, перемешались, остатками сил, душами, памятью, всем, что составляло два существа, на мгновение ставших одним.

Кто-то незримый тасовал и тасовал колоду, перебирая масти и карты. Кем ты будешь, мальчик? Кем ты станешь? Чувства или воля?

Чувства? Тот, кто рядом с тобой — концентрированная страсть.

Воля? Но он способен и заставить твои глаза поверить в какую угодно ложь.

Чувства? Твой собственный свет и жажда справедливости, твое стремление помочь и тепло, которым ты отогревал собственного брата — все это чувства, алые, как капля крови, расплывшаяся сердцем по бумаге.

Воля? Верная рука, неудержимое воображение, волшебные эльфы из сказок матери, мастера иллюзий. Воля! ВОЛЯ!

От боли, пронзившей все естество, хотелось выть, но Сева только до крови прокусил и без того истерзанную губу, чувствуя, как соленый металлический привкус разливается во рту. Воля. Алый ромб застелил перед мысленным взглядом все прочие символы и, кажется, оставил ожег на теле, отпечатался в каждой клеточке кожи…

Дима застонал сквозь зубы и, запрокинув голову, вобрал воздух в легкие. Силы живительным потоком струились по венам, и он чувствовал себя всемогущим. И злым. До бешенства, до яростного ликующего смеха.