Папа Сикст V - Медзаботт Эрнест - Страница 42

Жеронима скромно опустила глаза.

— Скорее я могу сомневаться в вашей взаимности, — продолжал иезуит, — моя молодость прошла, и ничего нет удивительного, если вы меня лишите взаимности.

— О, господин маркиз! — прошептала вдова. — Да разве есть хоть одна женщина на белом свете, которая могла бы вам противиться…

— О, благодарю, благодарю вас, мой ангел! — отвечал иезуит.

Молодой граф Проседди также нашептывал сладкие речи красавице Анжелике.

— Вот уже две недели, — говорил он, — я умоляю вас позволить мне остаться после ужина, и вы мне все отказываете!

— Браво! Мой милый юноша, вы меня уже начинаете упрекать, — отвечала, смеясь, куртизанка.

— О, нет, Анжелика, я не упрекаю вас, — страстно шептал юноша, — но я страдаю… безгранично вас люблю!

Куртизанка с участием посмотрела на этого страждущего падшего ангела и сказала:

— Бедный мальчик! Я очень люблю тебя, но не могу согласиться на твои требования. Ты слишком беден для меня, ты не в состоянии дать мне всей этой роскоши, которая меня окружает. Ты беден, мой дорогой друг, и не можешь сравниться с богатыми синьорами, бросающими свои капиталы к моим ногам.

— Значит, здесь вопрос только в деньгах?

— Конечно. А тебе кажется, это мало? Вот видишь, я бедна, но для удовлетворения моих прихотей требуется много денег; богатство других совершает это чудо, что все мои прихоти исполняются моментально. Обрати внимание хоть, например, на Марио Сфорцу; этот подлый и грязный злодей не мог бы заслужить внимания даже простой кухарки; между тем этого человека носят на руках все женщины Рима, а почему? По той простой причине, что он богат, и я сама должна с ним нежничать.

— Анжелика! Вы хотите, чтобы я убил этого негодяя в ваших глазах? — прошептал юноша,

— Ну и что же бы из этого вышло? — отвечала, улыбаясь, куртизанка. — От этого ты бы не сделался богаче и твои сердечные дела не подвинулись бы вперед ни на вершок, а потому я советую не говорить вздора и успокоиться.

— Но ведь его деньги есть плод целого ряда преступлений!

— Очень может быть, но мне-то что за дело до этого. Это вино архипелага, которое ты пьешь с наслаждением, не может быть противным потому, что оно куплено на червонцы Марио Сфорцы. Главное — деньги, вот в чем секрет; все остальное пустяки!

В этот момент послышался голос монсеньора де Марти.

— Я вам говорю, Марио, папа приказал устроить специальный трибунал из священников, чтобы судить отравителей, смелость которых поистине невероятна.

— Разве еще открыто что-нибудь новое? — спросил Сфорца.

— Нет, но и старого довольно, — отвечал де Марти, — множество фамилий Рима в трауре, так как их родные умерли отравленными.

— Может ли это быть? — вскричала Анжелика. — В Риме при папе Сиксте V существуют отравители! Это что-то невероятное, да, наконец, какая же их цель?

— Цель очень просто объяснима, — отвечал будущий кардинал, — предположите, например, что один из ваших страстных обожателей хотел бы поднести вам мешки червонцев, но этому желанию противится отец, мать или дядя. Что делать в таком случае влюбленному? Понятно, надо прибегнуть к радикальным мерам, т.е. к яду, для того чтобы заполучить в свои руки богатство.

Молодой граф Проседди слушал с особенным вниманием речь будущего кардинала; глаза юноши блестели, и руки дрожали до такой степени, что он пролил из стакана вино, поднося его к губам. На волнение юноши никто не обратил внимания, все были заинтересованы обсуждением затронутого вопроса.

— Однако, милый синьор, — возразила куртизанка, — все эти господа отравители, вероятно, забывают, что царствует Сикст и что яд оставляет следы, которые медики легко открывают?

— В том-то и дело, что современные отравители употребляют яд, не оставляющий никаких следов. Последний раз князь Челяроза умер скоропостижно; его сын, обремененный массой долгов, был заинтересован в смерти отца: понятно, подозрения тотчас пали на молодого князя. По приказанию римского губернатора было назначено строгое следствие и судебно-медицинское вскрытие трупа. И что же нашли самые знаменитые медики? По их общему приговору, смерть князя произошла от болезни сердца, и вследствие такого заключения медиков молодой князь был отпущен на свободу. Затем по приказанию папы были произведены самые тщательные исследования шести трупов скоропостижно умерших людей. Многих из обвиняемых подвергли пытке, и все эти меры не привели ровно ни к чему.

— Таким образом, — воскликнул молодой граф, — все подозреваемые в преступлении избегли наказания?

— До сих пор так, — отвечал монсеньор.

— Остается суд Бога и адские муки на том свете! — заметил Карл Гербольд, находивший случай блеснуть своими религиозными убеждениями, как подобало истинному дворянину.

— Адские мучения! — сказал молодой граф. — Но они приходят слишком поздно! Страх адских мук никогда и никого не удерживал от преступлений. Мне кажется гораздо более существенным страх перед палачом.

Монсеньор де Марти обратил внимание на выражение лица молодого графа.

— Посмотрите, — прошептал прелат на ухо Марио, — как блестят глаза этого юноши, какое дьявольское выражение, не хочет ли он последовать примеру князя Челярозы?

— О, это невозможно, — отвечал Марио Сфорца, — его дядя, единственный родственник, польский маркиз и ни в чем ему не отказывает.

— Не знаю, быть может, я и ошибся, — отвечал прелат, — но выражение глаз этого юноши какое-то особенное; нет ли у него другого родственника, которого он хочет спровадить на тот свет?

— Едва ли!

Между тем разговор принял общий характер; приводили разные примеры из истории отравлений высокопоставленных лиц. Карл Гербольд рассказывал ужасные подробности отравлений женщиной брата Генриха III. Красавица Диана де Монсоро — передавал молодой лейтенант — преследовала принца повсюду, кокетничала с ним и, наконец, когда молодой человек, без ума в нее влюбленный, кинулся к ее ногам, отравила его.

— Рим в этом случае имеет преимущество перед всей Европой, — сказал монсеньор де Марти. — У нас практиковались чрезвычайно разнообразные способы отравления: посредством надушенного платка, пожатия руки, цветка и даже святого причастия. В особенности яд был в большой моде в царствование папы Александра VI, как известно, погибшего от яда, приготовленного им для других.

— Признаться, я этого не понимаю! — вскричал Марио Сфорца. — С какой стати отравлять врага и рисковать своей особой? Самое лучшее приказать кому-нибудь из своих молодцов подкараулить ненавистную личность ночью, где-нибудь в узком месте, и делу конец.

— Браво, браво! — вскричал кавалер Гербольд.

— Впрочем, не всегда подобные крайние меры имеют личный характер, — сказал монсеньор де Марти, рассматривая свои выхоленные пальцы, унизанные бриллиантами, — иногда эти меры необходимы для блага государства. Неужели вы думаете, что папа Александр VI питал личную ненависть к кардиналам, которых он отравлял? Ничуть; необходимость того требовала. Война с Романией поглощала массу денег, а государственное казначейство было пусто. Папа Александр VI продавал за деньги вакантные места умерших кардиналов, и эти деньги употреблял на усиление своего государства.

— Значит, вы, монсеньор, — вскричала Анжелика, пораженная цинизмом прелата, — защищаете отравителей?

— Боже меня сохрани, — отвечал синьор. — Но устранение препятствий могуществу государства заключается не в отравлении честного человека, здесь преследуются не личные эгоистические цели, а государственные интересы.

— Монсеньор совершенно прав, — сказал иезуит, величавший себя польским маркизом. — При всяком действии необходимо принимать во внимание последствия. Александр VI, приговоривший шесть кардиналов к смерти, имел в виду не свои личные цели, а благо государства; следовательно, за этот поступок он не заслуживает осуждения. Святая католическая церковь и государство имели нужду в жертве, и Александр VI покорился ей!

Общие аплодисменты были наградой иезуиту за его речь.