Зеленые ворота - Мейсснер Януш - Страница 43

Хафенмейстер Ведеке, который тем временем приехал из Гданьска, чтобы собственными глазами увидеть небывалое событие, каким был выход в море шести кораблей зимой (когда каждый рассудительный шкипер, и даже самый смелый рыбак сидели дома у печки) наблюдал за этими стараниями, обмениваясь едкими замечаниями со своим заместителем, капитаном Эриком Сассе. Похвалил его за отказ открыть восточный рукав фарватера, служивший трассой для входа в порт, хотя было совершенно очевидно, что там королевская флотилия могла бы пройти быстро и без усилий, не пересекая курса никакому кораблю, входящему в порт, поскольку судов таких тут не видели уже несколько недель.

— Пусть немного помучатся, — заявил он со злорадной ухмылкой. — Это их научит уважать наши законы и порядки.

Сассе уважительно кивнул.

— Если бы это зависело от меня, — заметил он, — я бы не впускал их даже в устье Вислы. Есть свой порт в Пуцке — пусть сами и углубят его так, чтобы могли туда заходить. Прежде…

— Смотри! — перебил его Ведеке. — Этот верно ошалел!

Касалось это Мартена, который видимо решил выйти под парусами, ибо на реях «Зефира» затрепетали белые полотнища, а два треугольных кливера поехали вверх на штагах между фокмачтой и бушпритом.

— Сейчас он окажется на мели, если ветер не выбросит их на берег, — заметил Сассе. — Ого! Уже срывает буи! — воскликнул он, когда корабль слегка сдрейфовал, пока реи перебрасывали на бейдевинд.

Но ни буи не были сорваны, ни маневр не подвел Мартена. Как только ветер наполнил и разгладил нервно подрагивавшие паруса, «Зефир» стал слушаться руля и направился на середину потока, а потом, набирая ход, миновал Лятарню, обогнул каменный столб у края правобережной набережной Вислы, выполнил быстрый поворот, взял ещё круче к ветру и помчался через Вестфарвассер, словно его буксировала колесница самого Нептуна, запряженного конями о коралловых копытах и золотых гривах, вместе с пятьюдесятью нереидами.

Готард Ведеке и Эрик Сассе, стоя на палубе сторожевого корабля «Йовиш», взирали на это с удивлением и завистью. Даже «Йовиш» явно не способен был на такие штуки. «Йовиш» — гордость гданьского порта, шедевр немецких корабельных мастеров, все год как спущенный на воду в Любеке…

— Ну и что же, Дюнне? — спросил наконец Готард капитана, который затаив дыхание следил за последним маневром «Зефира», не в состоянии оторвать глаз от его возносящихся в небо мачт. — Вы сумели бы таким вот образом выйти из порта на нашей каравелле?

Фридерик Дюнне скривился с деланным презрением.

— Я не рискую ради аплодисментов, — ответил он, кося то вправо, то влево, словно не мог или не хотел задержать взгляд на хафенмейстере. — Я не цирковой канатоходец, и не сын и внук колдуний, как он.

— При чем тут это? — спросил Ведеке.

— Как это — при чем? — буркнул Дюнне. — Разве вы не видели? Ни один истинно христианский корабль не мог бы идти так круто к ветру, как этот. Ян Куна не бывает в церкви — можете спросить Шульца. У него на парусах нет ни одного креста, как у прочих кораблей. Вот потому его и пули не берут. Мать его научила своему чародейству, а в Индиях тамошние колдуны ещё добавили. Тьфу! — сплюнул он и набожно перекрестился, добавив: — Плохо дело кончится, если король Зигмунт против своего дядюшки собирает такую публику.

— Ба! Герцог Зюдерманский тоже давно покумился с дьяволом! — вмешался Сассе.

Ведеке пожал плечами: он в колдовство не верил.

— Я слышал, — сказал он, — что Мартен был тяжело ранен, и причем именно пулей. И едва от этой раны оправился. Так что уверен, что прицельный залп с «Йовиша» смел бы его стройный кораблик с поверхности воды, как мыльный пузырь. Должно быть, он тоже это хорошо знает, раз не пытался пройти через Остфарвассер.

— Пусть бы попробовал! — буркнул Дюнне. — Черти в пекле сразу бы порадовались его черной душе!

Тем временем Мартен, понятия не имевший об этих рассуждениях и замечаниях Готарда Ведеке и капитана Дюнне, с нетерпением ожидал сигнала Хайена поднять якоря и строиться в походный порядок. Произошло это лишь после двух часов, когда ветер несколько приутих, словно приглашая в путь. «Сеп» снова двинулся вперед под зарифленными парусами, за ним гуськом два одномачтовых когга, по бокам и чуть сзади — «Эмма»и «Давид». Весь этот конвой двигался неторопливо, со скоростью, не превышавшей трех морских миль в час, хоть шли они теперь вполветра, чтобы миновать невидимый с такого расстояния мыс Хеля. Даже тут, в заливе, приземистые когги переваливались с борта на борт, словно гданьские торговки со Старомястской ратушной площади, безмерно чему-то дивящиеся.

« — А что будет в открытом море? — думал Мартен. — Почему же Гданьск не заставили предоставить королю другие корабли, получше этих? Почему» Йовиш» бесполезно торчит под Лятарней, вместо того, чтобы принять участие в экспедиции со своими тридцатью четырьмя орудиями и сорока картечницами на борту?

Он закусил ус. Гданьск прежде всего заботился о собственных интересах, как всегда. Видно, даже Шульц не смог изменить этой политики, хотя и строил столь смелые проекты перемен, которые так и не произошли.

« — Тут ничего не изменилось, — подумал он. — И пожалуй нескоро изменится, если такие как Зигфрид и Готард Ведеке будут оставаться у власти.»

При воспоминании об этой паре кровь бросилась ему в лицо. Правда, он не видел старика, но прекрасно его помнил, а Готард был необычайно похож на отца. И выглядел он точно также, как Зигфрид тридцать лет назад. Та же самая слегка сутулая фигура, выдвинутая вперед голова с редкими рыжеватыми волосами, что заставляло вспомнить старую цаплю, хоть выступающие скулы и короткие носы с широкими ноздрями отнюдь не делали их похожими на птиц. Глаза у обоих были серыми, маленькими, подвижными, легко наполнявшимися слезами, с пожелтевшими белками. Губы бледные и тонкие, липкие, с презрительно опущенными уголками, где зачастую поблескивали пузырьки слюны. Зигфрид всегда одевался в черное, с маленьким кружевным воротником вокруг шеи. Сын следовал ему, но позволял себе темно-фиолетовые кафтаны из самого дорогого бархата; на шее под воротником носил толстую золотую цепь с усаженным гранатами крестом, а на пальцах — два-три драгоценных перстня.

Оба были одинаково заносчивы и оба при необходимости способны на преувеличенную любезность или даже униженную покорность. Готард в отличие от отца до сих пор не был женат и вел весьма разгульную жизнь, не ограничивая себя в наслаждениях и не слишком это скрывая. Несмотря на это он был расчетлив и умел прекрасно постоять за свои интересы; охотно развлекался и пил за чужой счет, а если сам и тратил деньги, то требовал за них первейшего товара и лучших услуг, никогда ни за что не переплачивая.

Мартен испытывал к нему отвращение, главным образом из-за сходства со старым Зигфридом Ведеке, который вместе с бурмистрами Фербером и Пройтом вынес смертный приговор Каролю Куне.

« — До сих пор я за него не отомстил, — думал он, вспоминая любимого брата. — Ни за него, ни за мать…»

Он клялся отомстить, будучи десятилетним ребенком, а позже повторил эту клятву над телом отца, приняв после него командование «Зефиром». И вот уж тридцать лет этим детским обещаниям, а Зигфрид Ведеке был все ещё жив, хотя безжалостные судьи Кароля и Катарины Куна давно уже в могиле.

Фербер, Клеефельд, Пройте, Зандер и Гизи… Их настигла карающая рука правосудия ещё в царствование Зигмунта Августа. Только Ведеке — главный преступник — избежал позорной смерти.

Но сегодня он был уже стариком. Мартен знал, что не способен предстать перед ним и высказав все то, что когда-то твердил себе, проткнуть его рапирой или выстрелить в сердце из пистолета. При одной мысли о таком сведении счетов с этим человеком он содрогался от отвращения. Нет, на такое он способен не был, и пока не видел иного способа сдержать клятву.

Эти мысли возвращались к нему каждый раз, когда видел он Готарда. Да, с ним стоило посчитаться. Но — за что? Готард Ведеке не имел к тем делам никакого отношения. Тогда он был подростком и вполне мог даже не знать, за что приговорили к смерти Кароля Куну и почему его мать умертвили под пытками. Впрочем, все это было пустыми размышлениями.