Рождение - Авраменко Александр Михайлович - Страница 15

Понятно. Ну-ну…

– Вольха. А что такое кирпич, знаешь? Или черепица?

Тот морщит лоб, пытается повторить незнакомые слова. Ведь за полным отсутствием их аналогов в местном языке я называю их по-русски. На имперском.

– Кирипи? Че… Чепица?

– Пусть будет чепица. Ей крыши кроют. Такая штука не горит, не гниёт, а если правильно уложить, то ни ветер, ни дождь, ни снег, словом, ничего не страшно. Лучше скажи – обжиг знаешь?

– Да, сьере.

– Печь гончарную сложишь?

– Конечно, сьере!

– Отлично!

Минуту молчу, удерживая жеребца рядом с парнем. Ну вот нравится он мне. Открытое, приятное лицо. Широкая бесхитростная улыбка. Полное отсутствие жестокости. Сколько не шли вместе, ни разу не заметил, чтобы он ударил хоть одну овцу или выругался, хотя в руке длинный хлыст. И хлопает он им лихо. Пугает – да. Но не обижает.

– А остальных ты знаешь?

– Кого, сьере?

– Тех, кто вместе с тобой был?

Он мрачнеет, но отвечает, хотя и нехотя:

– Мы все из одной деревни, сьере…

– Тогда совсем хорошо.

Парнишка не понимает моей радости, и приходится ему пояснить:

– Привыкать вам друг к другу не придётся, да и знаете, кто, на что может рассчитывать. Когда вас в пару друг другу поставят. Уже легче, ведь так?

Настороженность немного спадает.

– Верно, сьере. Как то не подумал…

Посылаю жеребца вперёд, и тот, радуясь скорости, лихо срывается места. Впрочем, конь умный, старается овец, послушно раздающихся перед ним, не пугать…

Как раз добираюсь до основной массы тогда, когда вторая из женщин срыгивает с воза, починив и свою, и мужскую пару. Посылаю туда третью, и сразу назначаю четвёртую и последнюю. Ей оказывается та самая красотка. Получается, выделил из всех? Или обидел? Маню к себе одного из мальчишек, испуганно выглядывающих из воза. Тот выпрыгивает, торопливо, кланяясь на ходу, бежит ко мне.

– Эй, малец, сбегай назад, к Вольхе, пусть даст свою одежду в починку. Отнеси ему это пока.

Вытаскиваю из сумки запасную рубаху и штаны, протягиваю ему. Этой парой можно и пожертвовать, поскольку я купил на рынке в Сале себе гораздо более тонкую одежду из растительного волокна. Эта же домотканая. Так что можно и серву подарить. Пацан убегает, я неспешно еду рядом с возом, где происходит починка, и вот мальчишка возвращается. Слегка запыхался, в руках – ком тряпок. Подхватываю его и опускаю обратно на воз, не слезая с седла, одежду забираю и кидаю той самой красотке:

– Тебе починить вместе со своей!

Что за… Она краснеет, люди из её деревни почему то становятся мрачными, как бы прикрывают её собой. Явно дело нечисто. Не так, в общем. Очередная зарубка в памяти…

На дневку становимся в уже знакомой долине у реки. Быстро разводим костры, разгоняем животных щипать траву, кормим птицу, не выпуская её из клеток. Мужчины торопливо обтирают и, чистя коней, поят их, а женщины хлопочут у костров, готовя нам всем еду. Замечаю, опять же, что красавицу люди как бы оберегают, не дают носить тяжести, забирают себе самую грязную и тяжёлую работу. Может, она беременна? Тогда её надо сажать на воз… У кого бы узнать? Спросить саму: А вдруг это для неё позор? И так отец будущего ребёнка неизвестно кто, и напоминать лишний раз о пережитом не хочется. Этим сервам и так довелось хлебнуть лиха… Ладно. Время всё покажет… Быстро едим, затем трогаемся. Народ недоумевает из-за спешки, но Хум быстро всё проясняет, и люди уже сами, без понукания, начинают шевелиться. Естественно, есть и недовольные. Они мычат, блеют и топают копытами, но тут уж деваться некуда, и пара выстрелов кнутом быстро наводят порядок среди живности. В общем, управились за час, и сумрачное лицо нашего деда расцветает. Теперь старик твёрдо уверен, что ночевать будем в отличном месте. Так и есть. Глиняная Лощина просто прелесть! Широкая отмель с песчаным днём, сочная трава, густой лес, где полно валежника, в общем, устраиваемся основательно. После того, как скот разогнан пастись, я разрешаю людям помыться. И сам с удовольствием сбрасываю с себя одежду и лезу в воду поплескаться. Та – как парное молоко, и пропотевшее тело приятно омывают прохладные струи. Полощу рубаху, нижние штаны, и… Ловлю испуганные, даже напряжённые взгляды.

– Вы чего?

Слышен робкий голос кого-то из женщин:

– Сьере… Вы… Стираете свою одежду?!

Едва не бью себя по лбу – надо было отдать шмотки кому-нибудь из девок, идиот! Напускаю на себя деловой вид:

– Я же мужчина! Значит, воин! А воин не берёт с собой в поход служанок,

Съели? Вроде бы… И опять тот же голосок:

– Но ведь здесь есть мы…

– А вам что, не надо стирать свою одежду? Или вы хотите завтра свалиться по дороге от усталости и задержать весь обоз?!

Меняю свой вид на сурово-злой, и все прыскают, словно тараканы, ошпаренные кипятком, в разные стороны. Но в основном, по направлению к реке. Начинается спешная постирушка, потом женщины стучат зубами у костров. Выполоскав верхнее платье, они торопливо переодеваются за кустами и возами в мокрое, и спешат стирать нижние юбки. Ума, естественно, палата. Стоп! Чего это я о них так? Ведь попросить у хозяина какие-нибудь тряпки на смену, хотя бы помыться, ни одна из них не осмелится! Мужикам легче – они просто подвязывают рубахи в качестве набедренной повязки и спокойно плещутся в воде. А вот женщины… И эта вот, девчонка…

– Стой!

Кричу я, увидев, как та стуча зубами, пробирается по лугу к воде. С её грубого платья стекает вода. Естественно, что силёнок у той выжать нормально своё рубище не хватило. Она замирает на месте, лица новичков напрягаются, но я запрыгиваю на воз и торопливо распаковываю тюк. Где -то здесь у меня куплены платья для прислуги… Вот оно! Вытаскиваю плотно увязанный свёрток, затем ещё пять штук. Бросаю ей:

– Марш обратно и переоденься в сухое! И остальным женщинам раздай! Ещё не хватало заболеть!

…Снова изумлённые взгляды, испуганное выражение на личике красотки. Она вскидывает голову, глядя на меня, и вижу непонятное выражение на нём.

– Чего уставилась? Испугалась? Не трону я тебя. Не в моём ты вкусе…

И едва не ляпаю про беременность, но вовремя прикусываю язык… Девица уходит, за ней тянутся остальные. Потом от огня тянет паром и запахом сушащегося льна. Его ни с чем не спутать. Специфический, сладковатый, чем то сено напоминает прелое. Тем временем готов ужин, опять с мясом. Все едят, раскладываются по местам. Дежурных на эту ночь назначил заранее, и они уже успели вздремнуть на возах по паре часиков. Ночь проходит тихо, а утром с реки нагоняет туман, и народ просыпается, почуяв сырость. Машут руками, пытаясь согреться, но горячая еда, приготовленная заранее, всех быстро приводит в чувство. Вскоре, даже не дожидаясь окончательного рассвета, караван трогается в путь. Впереди ещё одна ночёвка, и завтра, к обеду, если ничего непредвиденного не произойдёт, мы доберёмся до замка. Матушку ждёт сюрприз. Думаю, приятный. Замок пуст, и расселить новичков места хватит… Ловлю задумчивый взгляд шагающей рядом с возом красотки. Ощущение, будто она хочет что-то сказать, и боится. Её проблемы. За язык не тяну. У меня сейчас другие заботы. Сьере Ушур. И производство самогона. Ага! Вот и сланцевая жила! Поворачиваю жеребца к ней и подбираю лежащий на земле кусок камня. Возвращаюсь на дорогу и не торопясь, еду возле возов, рассматривая образец. Что-то невероятное! Просто глазам своим не верю. Обычно содержание горючего вещества в таких минералах не превышает семидесяти процентов. А тут… Явно больше. Гораздо больше. Вспоминаю, что если его перегнать на сухую, то можно получить искусственную нефть… И газ. Горючий газ. Значит, придётся озаботиться о печи для возгонки минерала. Останавливаю коня, делаю затёсы на растущих у дороги деревьях под удивлёнными взглядами сервов. Ничего. Скоро устанут удивляться…

– Сьере…

Вздрагиваю от неожиданности. Оборачиваюсь на голос – твою же мать! Красавица! Подобралась незаметно, воспользовавшись тем, что я погрузился в размышления. А голосок приятный. Бархатный…