Тайный рыцарь - Мельников Руслан - Страница 33

— Я, Фридрих фон Берберг из Вестфалии, — возглашал их старый знакомец по прусскому Священному лесу, — готов драться насмерть и с благородным Вольфгангом, и с любым другим рыцарем во славу своей дамы сердца. Я, Фридрих фон Берберг из Вестфалии, призываю небеса в свидетели и говорю вам, что прекраснейшая из женщин — это…

Пауза, которую выдержал фон Берберг, сделала бы честь профессиональному оратору. Смолк приглушенный рокот толпы, стихла торопливая речь герольда, а Фридрих все тянул время и жилы. Даже Бурцев затаил дыхание, гадая, чье же имя назовет вестфалец. Он назвал. Имя в наступившей тишине прозвучало громко, отчетливо:

— Агделайда из Кракова!

Аделаида ахнула. Восхищенно… Бурцев выругался. Непристойно…

— Из уважения к своей даме сердца я, Фридрих фон Берберг из Вестфалии, говорю сейчас по-польски! — громко и с вызовом закончил свою речь рыцарь.

Фон Барнхельм, дослушав перевод герольда, побагровел. Еще бы! Макнули-то мальчишку капитально — по самые красные уши макнули. Он ведь тоже только что прилюдно объявил дамой сердца женщину с польским именем, но похвастаться знанием родного языка своей возлюбленной не мог. И дерзкие речи на ристалище говорил по-немецки.

Пылающее лицо молодого рейнца скрыл видавший виды побитый шлем.

Фридрих фон Берберг глумливо усмехался, надевая свой новенький рогатый топхельм. Драка, и впрямь, теперь будет смертельной. И не дай Бог… Не дай Бог выиграет эту схватку фон Берберг. А ведь выиграет. Без проблем выиграет. Обозленный подвыпивший мальчишка ему не противник. Бурцев сплюнул. Надо было, эх надо было плюнуть на все и топать на ристалище самому. Как знать, может, и разрешили бы ему выйти с мечом против копья.

Взмах геральдического флажка — и вот противники уже несутся друг на друга. Головы пригнуты к лошадиным шеям. Щиты — вперед. Копья — опущены. Малые щитки на древках прикрывают руку и правое плечо. И лишь гулкий стук тяжелых подков. И грязный снег из-под копыт. И бряцанье железа. И напряженная тишина в рядах замерших зрителей. Два хищных боевых наконечника вот-вот должны были ударить в цель.

Ну-ка, ну-ка! Бурцев вытянул шею. Весь хмель с нетрезвого рейнского рыцаря как рукой сняло. Фон Барнхельм держался теперь в седле великолепно, да и тяжелым копьем — сразу видно — владел неплохо. Даром, что безусый юнец. Нет, не просто будет совладать с ним фон Бербергу, совсем не просто.

Но в последний — самый последний — момент влюбленный мальчишка все же дрогнул. Нервы подвели-таки паренька. За долю секунды до столкновения рейнский рыцарь дернулся назад и в сторону от несущейся ему навстречу громады звенящего металла. Юный фон Барнхельм словно попытался отпрянуть, уклониться, повернуть коня и позорно соскочить с седла. Эх, не надо было тебе дергаться, паря!

В этот раз копья не преломились. Наконечник Вольфганга скользнул по геральдическому медведю, не причинив фон Бербергу ни малейшего вреда. Зато оружие вестфальца достало правое плечо молодого рыцаря. Копье ударило с дьявольской силой. Фридрих фон Берберг буквально вышвырнул «херувима» из седла в грязный снег ристалища.

Фон Барнхельм попытался встать, но, едва приподнявшись на одно колено, рухнул снова. Силы оставили раненого паренька. А накативший обморок милостиво избавил его от необходимости продолжать смертельный бой за даму сердца.

Добивать беспомощную жертву Фридрих фон Берберг не стал. Может быть, где-нибудь в другом месте и при других обстоятельствах рыцарь и позволил бы себе такое, но только не на ристалищном поле под взорами сотен восхищенных глаз и — главное — на виду у Аделаиды. Не покидая седла, вестфалец громогласно объявил — опять-таки по-польски, — что он дарит своему противнику жизнь и свободу, а также не претендует на имущество побежденного.

— Ибо спор наш велся не ради добычи и выкупа, а ради утверждения красоты достойнейшей из женщин, — высокопарно закончил Фридрих. — И спор этот разрешился в пользу Агделайды из Кракова.

Старший герольд перевел.

Аплодисменты, переходящие в овации… Толпа, покоренная благородством и красноречием победителя, буйствовала. Аделаида сияла от счастья. И разумеется, кроме своего обожаемого вестфальца не замечала уже ничего и никого вокруг. Даже законного мужа. Ну, фон Берберг, ну скотина!

Двое кнехтов помогли оруженосцу Вольфганга оттащить поверженного рыцаря с ристалища.

Глава 38

Когда победитель, согласно турнирным правилам, склонил голову перед устроителями состязаний, даже епископ Вильгельм поощрил фон Берберга кивком. Более того, его преосвященство, подойдя к краю помоста, перекинулся с вестфальцем парой слов. Неслыханная честь! А вот Герман фон Балке недовольно хмурился. Не понравилось, видать, ландмейстеру, что славный немецкий рыцарь предпочитает изъясняться по-польски. Дама — дамой, но и фатерланд тоже надо чтить — вот что было написано сейчас на кислом лице тевтонского шовиниста.

Сухенькое поздравление и неприязнь фон Балке вкупе с явным расположением папского легата не укрылись от глаз и ушей Дитриха фон Грюнингена. Ливонец немедленно пожелал заполучить в друзья удачливого вестфальца. Через зычноголосого старшего герольда — чтоб слышали все — он сообщил, что жалует доблестного Фридриха ленным владением под Ригой и позволяет фон Бербергу, как доказавшему пред Богом и людьми силу своей любви, выбрать сегодня королеву турнира.

— Это великая честь для любого рыцаря! — Аделаида повернула к Бурцеву раскрасневшееся похорошевшее личико. — Но не только для него. Рыцарь может отдать турнирный венец любой из присутствующих женщин и тем самым возвысит и несказанно осчастливит ее тоже.

Откомментировав, княжна умолкла. В мыслях она была где-то далеко. И явно не в компании с законным мужем. На губах — улыбка. В глазах — влага. Странное сочетание. От счастья хочет зареветь, что ли?

А фон Грюнинген уже протягивал вестфальцу что-то вроде дурно сделанной короны. Ничем не украшенная, но довольно внушительных размеров жестянка-ободок. Безвкуснейшая бутафория, одним словом.

Фон Берберг ловко подцепил копьем турнирный венец и осторожно, стараясь не уронить драгоценную ношу, направил коня вдоль рядов зрителей.

Знатные дамы, мимо которых проезжал всадник замирали, бледнели и ахали. Но, увы, их старания не приносили результата: Фридрих фон Берберг игнорировал даже лучших красавиц Кульмско-Хельминской земли.

Всхлип жены отвлек внимание Бурцева. Еще один всхлип, и еще… Польская княжна вытирала широким рукавом влажные глазки. А на устах — все та же мечтательная улыбка. Что за ерунда?

— Ты это… Аделаидка… Чего плачешь-то?

Душераздирающий вздох.

— Мальчика жалко. Этот Вольфганг… Такой юный, такой милый, такой благородный, такой влюбленный. Ах, бедная-бедная Ядвига. Я искренне скорблю вместе с ней.

— А почему тогда улыбаешься?

— Как почему? — Фырканье — не женщины — раздраженной кошки. — Ведь сегодня доблестнейший рыцарь Фридрих фон Берберг из Вестфалии прославил на ристалище мое имя.

М-да… печалиться и радоваться одновременно — такое может только взбалмошная дочь Лешко Белого.

— Ох, и полюбился же тебе, я смотрю, этот вестфалец!

— А почему бы и нет? — Княжна дерзко вскинула голову. — Пока ты тут хлопал глазами, Фридрих с оружием в руках защищал мою честь.

— Честь?

Вот те на! Бурцев усмехнулся. Здесь уже и на честь любимой супружницы, оказывается, покусились, а он и не заметил.

— Да, честь! — Княжна выпятила подбородок и грудь. — Вольфганг заявил, что Ядвига — самая прекрасная дама на свете. То есть, получается, прекраснее меня, так? А Фридрих не согласился. Принял вызов и выбил бедняжку Вольфганга из седла. Что тут непонятного?

Бурцев пожал плечами. Вообще-то многое. Идиотская средневековая куртуазность для него по-прежнему — темный лес. Но спорить сейчас глупо. Да и опасно. Кричать, скандалить или каким-либо иным способом привлекать к себе внимание сейчас чревато: в их сторону уже направлялся всадник. Фридрих фон Берберг с венцом королевы турнира на копье.