Тайна старого компьютера - Маркмор Роберт - Страница 15

— Брось, Лорин. Мне тогда было десять лет. А ты делаешь из меня психопата с пеной у рта.

— Может, ты и не психопат, но нехорошая черта в тебе есть. Надеюсь, Джеймс, в конце концов ты из-за этого растеряешь всех друзей. Надеюсь, ты никогда не помиришься с Керри. Может, после этого ты перестанешь наезжать на тех, кто слабее тебя, и избивать всех на своем пути.

После такого выговора у Джеймса закружилась голова.

— Большое спасибо, — всхлипнул он. — Только твоих поучений мне и не хватало.

— И нечего хныкать, — пожала плечами Лорин. — Я думала, ты рано или поздно перерастешь эту блажь.

— Керри меня бросила, — пожаловался Джеймс. — Ни с того ни с сего.

Лорин поняла, что ее брат ищет сочувствия, и не отреагировала.

— А если не перерастешь, Джеймс, знаешь, чем это кончится? В один прекрасный день ты изобьешь свою жену и детей.

Джеймс разинул рот.

— Лорин, не говори глупостей. Этого никогда не случится.

Лорин сказала, передразнивая Джеймса:

— «Ты же знаешь, у меня плохой характер, я ничего не могу с собой поделать». Так если не можешь ничего поделать, откуда ты знаешь, что этого не произойдет?

— Лорин, клянусь богом, я никогда пальцем не трону жену и детей.

— Вот тебе другая клятва. — Лорин помахала пальцем у него перед носом. — Мне до смерти надоели твои выходки. Клянусь маминой могилой: если такое случится еще раз, я никогда больше не буду с тобой разговаривать.

Лорин встала и направилась к двери.

— Лорин! — в отчаянии крикнул ей вслед Джеймс.

Она остановилась.

— Что?

Джеймс пожал плечами:

— Не знаю… Побудь со мной немного, посмотри телевизор. Не хочется оставаться одному.

Лорин покачала головой:

— У меня на этаже сегодня день рождения. Не хочу пропускать веселье. А если ты сидишь тут один и глотаешь слезы, то кто в этом виноват?

Лорин вышла, хлопнув дверью.

Джеймс рухнул на кровать. Лорин не то что прикоснулась к больному месту, она прошлась по обнаженным нервам теркой для сыра. Сдерживая слезы, Джеймс вдруг сообразил: каждый раз, когда он выходит из себя, сильнее всего страдает он сам. Надо научиться сдерживать гнев.

11 ОБЕЩАНИЕ

«Херувим»

Договор о хорошем поведении

Я, Джеймс Роберт Адамс, обещаю выполнять следующие условия:

1. Я буду уважать всех своих товарищей и сотрудников Херувима.

2. Я не буду ни к кому проявлять агрессии, ни словесной, ни физической.

3. Я буду регулярно посещать занятия с психологом.

4. Если я почувствую злость, то пущу в ход методику, усвоенную с психологом, чтобы обуздать свой гнев. Я не дам воли своим рукам.

5. Я принесу письменные извинения Энди Лейгану.

6.Я наверстаю своё отставание по домашней работе. Я не буду списывать задания у своих одноклассников и понимаю, что не буду отпущен из лагеря, пока не восполню все пропуски.

7. Я согласен убираться в корпусе подготовки операций с 5 до 7 часов вечера каждый день в течение трёх месяцев или пока меня не пошлют на операцию.

8. Я буду отстранён от операций на один месяц. Если за это время я не выполню всей пропущенной домашней работы, этот срок будет увеличен до трёх месяцев.

9. Я согласен с тем, что из-за моего проступка меня в этом году не отпустят на летние каникулы в гостиницу Херувим.

10. Я согласен не жаловаться моей наставнице Мерил Спенсер и не просить ее изменить содержание этого договора после того, как подпишу его.

Я понимаю, что через 3 месяца этот договор будет пересмотрен. Если я не выполню все 10 условий, я буду подвергнут суровому наказанию, вплоть до исключения меня из «Херувима».

Подписано: Дж. Р. Адамс

Подпись наставника: М. Спенсер

Засвидетельствовано: Л. З. Адамс.

12. УБОРКА

МЕСЯЦ СПУСТЯ

Первые одиннадцать лет своей жизни Джеймс вёл такое же неприметное существование, что и большинство его ровесников: вставал, шёл в школу, возвращался домой к маме, раз в год уезжал на каникулы, а если везло, то и дважды. Но с тех пор, как умерла мама, Джеймс испытал множество поворотов судьбы: попал в детский дом, обучался в Херувиме, жил в коммуне среди хиппи, работал помощником у торговца наркотиками и даже побывал в аризонской тюрьме.

Но больше всего Джеймс любил повседневную жизнь в лагере. Комната у него была уютная, а каждая трапеза в столовой перерастала в обмен сплетнями о том, кого и за что заставили нарезать круги на стадионе, кто кого пригласил на свидание и с каким успехом, или же ребята подтрунивали друг над другом, обсуждая результаты последнего футбольного матча. Но интереснее всего было просто слоняться по лагерю. То и дело где-нибудь вспыхивала водяная перестрелка, верхний этаж объявил войну нижнему и закидывал его мучными бомбами.

Школьная учёба и тренировки были тяжёлыми, но в целом Джеймс считал жизнь в лагере Херувима очень прикольной штукой.

Но теперь Джеймсу объявили бойкот, и он не находил себе места. Бродить по лагерю, когда не можешь ни с кем поговорить, было слишком нелепо, поэтому он почти всё своё свободное время сидел в комнате. Наверстав домашнюю работу, он читал журналы о мотоциклах или играл в Playstation. До чего же тягостно было сидеть в душной комнате и слушать, как остальные развлекаются вовсю: гоняются друг за другом, кричат, хлопают дверьми, а время от времени, подравшись, ударяются в рёв . Но хуже всего было сознавать, что он сам же, дурак, во всём виноват.

*

«Херувимов» могут в любой момент послать на длительную операцию, и по возвращении они должны наверстать все пропуски в школьной программе. Из-за этого каждый «херувим» учится по индивидуальному расписанию, и уроки идут круглый год, с понедельника по субботу. Единственное исключение — государственные праздники и дни от Рождества до Нового года. И пока все остальные «херувимы» по очереди уезжали на пять недель в приморскую гостиницу, Джеймс ежедневно ходил на уроки.

Он считал личным достижением, если успевал сделать домашнюю работу за час, остававшийся между последним уроком и уборкой в подготовительном корпусе. В ту среду ему это удалось, поэтому Джеймс вышел из комнаты в неплохом настроении, однако вскоре оно развеялось.

В коридоре стоял Брюс. На нем были плавательные шорты на три размера меньше, чем нужно. Шак смотрел на Брюса и хохотал.

— Придется тебе до отъезда смотаться в город и купить новые, — смеялся Шак. — Ума не приложу, как ты вообще в них влез?

Брюс поглядел на свои ноги.

— В прошлом году они мне были в самый раз. Но я уже потратил все деньги, выданные на одежду. Ты не мог бы одолжить мне свои синие?

Шак стоял посреди коридора, загораживая Джеймсу дорогу к лифту.

— Простите, — сказал Джеймс.

Шак недовольно поморщился и прижался к стене, а Брюс окинул Джеймса взглядом, полным презрения. Ожидая лифта, Джеймс подумал, что месяц назад и сам охотно посмеялся бы вместе с приятелями, а потом, скорее всего, сел бы с ними в автобус и поехал в город. Они походили бы по магазинам, а потом весело завалились бы в «Бургер Кинг».

Когда двери лифта раскрылись, ему стало еще тоскливее: внутри, едва не касаясь головой пластикового потолка, стоял Норман Лардж. Джеймс встретился с Ларджем в первый раз после того, как сходил вместе с Даной к директору. Этот визит положил начало цепочке событий, которая закончилась тем, что мистера Ларджа низвели до уровня обычного инструктора. А вместо него во главе «херувимского» тренировочного сектора встал его бывший заместитель, мистер Спике.

Они старались не встречаться взглядами, а Джеймс упорно гнал из головы мысли о том, что этот великан может раздавить его одним пальцем. Лифт медленно тащился к первому этажу.

Дойдя до подготовительного корпуса, Джеймс должен был заглянуть в объектив на двери. Красный луч лазера считывал рисунок с сетчатки его глаза, сравнивал с образцом, заложенным в память, затем на принтере печатался цветной пропуск-ярлычок, и дверь, щелкнув, открывалась. Джеймс каждый день получал точно такие же свеженапечатанные ярлычки со своим именем и фотографией, поэтому, не глядя, сунул его в карман футболки.