Солнечное дерево - Афоньшин Сергей Васильевич - Страница 2

2

— Целого бочонка смолы не пожалею! — ответила рыжая.

— Что это за диковина — смола? В первый раз слышу.

— Не мудрено, что не знаешь, коли без просыпа спишь. Смола — это еда такая, густая и сладкая, как свежий мед, темная, как смородина, душистая, словно цвет черемухи.

— Ладно, — согласился барсук Криволап, — принеси попробовать. Если хороша, так поменяемся.

— Смотри же, свет, уговор дороже денег, — говорит лиса, — даешь слово — крепись, а дал — держись, чтобы потом не пятиться!

И побежала кумушка к дедовой зимнице за смолой. Разыскала белый берестяной бурачок, в котором дед летом воду держал, и смолы из трубы нацедила, принесла к норе и все ходы-выходы смолой вымазала. Потом еще бурачок смолы притащила, в нору выплеснула и крикнула:

— Слышь, сосед, придачку принесла! Дошло ли?

А барсук лежит себе и ждет, когда его позовут придачу принимать. Лиса опять за смолой побежала. Так бегала она много раз, старалась до того, что брюхо, лапы, носик и уши смолой вымазала. Когда же до барсука струйка смолы добралась, понял он, что его обманули, полез на выход и перепачкал смолой и лапы и голову. Долго потом он в ручье полоскался, от смолы отмывался. Но не зря, видно, такая поговорка есть: «Пристал как смола!» Так и остался барсук на веки вечные с черными мазками на голове, с бурыми лапами.

А лиса в барсучьей квартире всю смолу песочком зашвыряла, входы и выходы лапками оскребла и стала жить в ней припеваючи. Но сколь ни хитра, и она от смолы да кирпича отмыться не сумела. И по сей день форсит в рыжей шубе, с просмоленными ушками, и лапками, а под горлом, где берестяной бурачок прижимала, пятно белое. За это ее белодушкой прозвали. Рассказывают еще старики, что с тех пор барсуки квартирные дела до скандала с лисой не доводят. Как только начнет рыжая разные козни у норы устраивать, хозяин немедля уходит новое жилье строить. Боится, как бы опять смолой не вымазали.

Сказка про Матренку

В давние времена в славном Городце-Радилове на самой окраине жил искусный мастер Федор Беда, родом из Суздаля. Прибыл он в Городец не один, а с женой своей Бедихой и дочкой Матренкой. Сначала по чужим углам жил, потом соседи помогли ему избушку на горушке построить. Вышла изба чуть косовата, между бревен местами солнышко просвечивало. Зато печку сделали с трубой, чтобы дым по избе не гулял; окошко бычьим пузырем затянули, а внизу подзоринку оставили — на улицу выглядывать.

— Надо бы щели законопатить, зимой холодно будет! — молвила как-то Бедиха.

Но до зимы было далеко, а Федор торопился к ремеслу приступить. Умел он отличные прялки делать, веретена вытачивать, игрушки всякие для детей вырезать. И все очень искусно раскрашивал. Наладил он свой станок-верстачок и первым делом смастерил всем городецким ребятишкам по забавной игрушке. Гладких шаров да белых грибов из липы навытачивал, толстоногих коней навырезал, Бабу-Ягу в ступе, Ивана-дурака на коне. Всем ребятам по игрушке досталось, и все они были довольны и рады. Только сама Бедиха не радовалась:

— Проконопатил бы избу, непутевый! Всех на свете игрушками не оделишь, а придет зима — замерзать будем!

Послушался Федор, походил вокруг избы, постучал топором, большие щели мохом позатыкал и опять за любимое дело взялся.

Тут зима со снегом да холодом нагрянула, а следом за ней пришла в Заволжье злая хворь Кориха. И стало ей завидно, что все городецкие ребятишки живы и здоровы, днем на улице бегают, а вечером по домам сидят и веселыми игрушками забавляются. Пошла Кориха по улицам, стала по окнам клюкой стучать:

— Тук-тук-тук! Ребятишки есть ли тут? Завтра приду!

И начала Кориха ребятишек одного за другим хватать, в жар бросать, личико красной сыпью осыпать. Добралась она и до Бединой избушки, постучала клюшкой:

— Тук-тук-тук! Ребятишки есть ли тут? Завтра приду!

Выбежала Бедиха на улицу узнать, кто стучал да кричал, а от Корихи и следа не осталось. А на другой день Матренку хворь свалила. И расхворалась девочка надолго.

Совсем невесело стало в избе Федора Беды. А матери больных детишек идут и идут к нему каждый день:

— Федор-свет, сделай игрушечку позабавнее, мой Ликанька на поправку пошел, порадовать сынка охота!

— Свет Федор, распиши липовую чашечку понаряднее! Не ест, не пьет моя Аленка, авось из твоей посудины похлебает, у тебя рука легкая!

В ответ Федор Беда без слов вставал за верстачок и мастерил для детей самые веселые игрушки. А дочка Матренка не вставала с постели, и Бедиха все больше ворчала на мужа. Как назло, к избушке повадились летать разные пичужки. Почуяли они, что из щелей тепло идет, и догадались мох да тряпицы вытаскивать, чтобы лапки отогреть. Синички, снегири и дятлы — все полюбили Бедину избушку. Больше других донимал один черный дятел. Прилетит и начнет носом в стену стучать: «Тук-тук-тук! Тук-тук-тук!» От того стука у матери сердце замирало:

— Дятел на стене — недобрая примета. Это он гробик для дочки долбит. Иди, Федор, пристукни дятла!

Но Беде некогда было за дятлами гоняться, он для здоровых и больных детишек игрушки делал. Вот одним утром застучали в стену, словно долотом задолбили. Даже Матренка на постели встрепенулась и прислушалась:

— Тятька, слышишь? Другой, новый прилетел!

Вышел Федор Беда на улицу и видит: большущий черный дятел наполовину в бревно вдолбился, только хвост торчит. Подкрался он к дятлу, поймал и в избу принес.

— Подержи-ка его, дочка, а я краски погуще припасу!

Дятел был совсем черный, как ворон, только носик светлый, а глаза желтые. И нарисовал Федор Беда на голове у дятла красную шапку. А когда краска подсохла, открыл в окне подзоринку и выпустил дятла в окно на волю с веселой прибауткой:

«Расписал дятлу макушку, чтобы не студил нашу избушку! Стучи в лесу по пенечкам, не пугай мою дочку!»

Тут Матренка в первый раз после болезни рассмеялась:

— Ох и выдумщик ты, тятька-свет!

Повеселела девочка и выздоравливать начала. А черные дятлы с той поры полюбили в красные шапки рядиться и больше к избушке не прилетали и не тревожили Бедиху своим стуком.

МАТРЕНКИН САРАФАНЧИК

Всю долгую зиму не уставал Федор Беда для городецких ребятишек разные игрушки делать, чтобы радость помогала им от хвори обороняться. Пока его дочка Матренка больная лежала, мать Бедиха перед лучинкой за прялкой сидела и пряжу на холсты пряла. В начале весны, когда девочка от хвори оклемываться начала, Бедиха ее порадовать придумала:

— За то, что хворь поборола, доченька, натку холста самого тонкого да мягкого и сарафанчик тебе сошью. Одно плохо — пряжу покрасить нечем!

Задумалась девчоночка, как бы матери в ее работе и заботе помочь. Да и заснула. И увидела во сне разные цветы на прозрачных стеблях. Цветы, как живые, кивали ей и обещали: «Выздоравливай, девочка, мы дадим тебе красок для холста на сарафанчик!» Проснулась Матренка радостная и с того часа стала еще быстрее поправляться, но про сон с цветами не забывала. В начале лета пошла она как-то в лес за земляникой. Ягодок не нашла, зато набрела на полянку с цветами. Наклонилась девочка над одним и запела негромко:

— Травка-муравка, зеленые листочки, какой краски Матренке дашь?

И подставила руку горсточкой. А зверобой-трава ей на ладошку цветок уронила и с ним розовую капельку. Обрадовалась девочка, целый букет зверобоя набрала, домой принесла и отцу с матерью все рассказала. Запарила Бедиха цветы зверобоя в кадушке и моток пряжи туда погрузила и выкрасились нитки в розовый цвет.

А Матренка опять в лес убежала. Понравились ей низенькие кусточки среди сосновой молоди, присела над ними и запела: