Шипка - Курчавов Иван Федорович - Страница 91

91

Сейчас пуля пролетела от головы Пенки так близко, что платок ее мгновенно очутился на правом плече, — Ой, дырку сделали! — крикнула она, спрятавшись за повозку и рассматривая порванный платок. Пенка вдруг опомнилась, поднялась. — А ослик? Его тоже убьют!

— Пенка, сиди! — строго потребовала Елена. — Башибузук шалит, он тебя живо!..

Она хотела сказать «убьет», но решила не пугать Пенку — подруга и без того напугана. На вершине Святого Николая не затихала сильная пальба. Елена вспомнила, что там должен находиться Иван Шелонин, что бой идет с полуночи и с ним все могло случиться. Она стала подгонять осла тонкой палкой. Пенка снова оказалась позади повозки, упираясь в нее правым плечом.

Раненых встречалось все больше и больше. Елена пристально вглядывалась в их лица, боясь встретить Ивана. Несколько гранат разорвались впереди повозки, и осел энергично покрутил головой, словно отбиваясь от назойливых мух. Елена подстегнула его сначала вожжами, а потом и палкой. На вершине она окликнула незнакомого офицера, и тот распорядился помочь девушкам. Повозку разгрузили быстро. Елена привязала осла к изуродованному дереву и, поручив Пенке присматривать за животным, пошла к кучке раненых, которые показались ей слабыми и беззащитными.

— Елена!

Она оглянулась и увидела солдата, махавшего ей рукой. У него был изодранный мундир из-под которого выглядывало грязное, окровавленное белье. Лицо его было синим, а левый глаз плотно прикрыла опухоль.

— Ванюша! — скорей догадалась, чем признала его Елена.

— Я, — сказал он. — Вот видите, какой я теперь!

Ей стало не по себе от его ужасного вида, но она пооорола свое волнение и проговорила как можно бодрее и спокойнее:

— Ничего, Ванюша, скоро все пройдет. Я отвезу вас в Габ-рово!

— Я тут не один, Леночка, со мной Панас, дружок мой хороший! — сказал Шелонин.

— И его заберу. Ослик у меня сильный!

Врач, шумный и суетливый, даже обрадовался, когда Елена предложила отвезти раненых в Габрово. Он сунул девушке помятый документ и побежал на стон. Елена помогла подняться Шелонину, потом вдвоем они подняли Панаса и добрели до повозки. Ослик походил сейчас на зайца: прижал большие уши и дрожал всем телом.

— А, Пенка! — устало, но обрадованно воскликнул Шелонин.

— Иван?! — испугалась девушка, приложив ладони к щекам.

— Красивый я, правда? Турки меня так…

— Турци? — пролепетала она едва слышно.

— В повозку! — уже командовала Елена. — Посредине садитесь, меньше будет трясти.

— А вы? — спросил Шелонин.

— А мы пешком, — быстро ответила Елена.

— Мы солдаты… — начал Иван.

— Под горку идти легко, Ванюша! А вам надо лежать удобно. Считайте, что вы у себя дома, на ваших полатях! — не без гордости блеснула девушка знанием русского языка.

Повозка тронулась, затарахтев на камнях. Стрельба уже стихала, но гранаты все еще продолжали падать, доносились и надоедливые пули. Осел под горку шел быстро, почти бегом, и Елена с опаской поглядывала на крутые спуски: если телегу не удержать — она, покатившись, собьет ослика и грохнется вниз, в темную и холодную пропасть. Елена подобрала два больших камня и положила их на повозку: может, еще придется бросать под колеса, чтобы притормозить и задержать бег!

Шелонин пытался шутить, но Половинка был мрачен и не произнес ни слова.

— Панас, давай стихи, давай своего Тараса! — неожиданно предложил Иван.

— Не до виршив… — угрюмо отмахнулся Половинка.

— Он хорошо читает украинские стихи, — пояснил Иван, — попросите, может, он вас послушает!

— Никогда не слышала, как читают стихи по-украински! — вздохнула Елена. Она хитрила и желала хоть чем-то растормошить приунывшего раненого. — Вот бы послушать! — И снова вздохнула.

Панас взглянул на нее исподлобья, словно для проверки: правду она говорит или лицемерит. Не уловив в словах девушки притворства, он согласился читать. Начал вполголоса, с присвистом и шепелявостью:

Минають дни, минають ночи. Минае лито. Шелестить Пожовкле листя, гаснуть очи, Заснули думи, серце спить. II все заснуло, и не знаю, Чи я живу, чи доживаю. Чп так по свиту волочусь. Во вже не плачу й не смиюсь…

— Бильше не можно, — сознался Панас, — устал я.

— Как же хорошо вы читаете! — воскликнула Елена. — Я почти все поняла. Спасибо! А теперь будет читать Ванюша!

— Я и знаю-то всего одно стихотворение, — пытался отказаться Шелонин.

— Вот его и прочтите, — настаивала Елена.

Что тут поделаешь? Сам предложил — нельзя идти на попятную. Он кашлянул, как бы прочищая горло, взглянул на девушку, которая мило улыбалась, и начал торопливой скороговоркой:

Зима!.. Крестьянин, торжествуя, На дровнях обновляет путь; Его лошадка, снег почуя, Плетется рысью как-нибудь; Бразды пушистые взрывая, Летит кибитка удалая; Ямщик сидит на облучке В тулупе, в красном кушаке…

— Хорошо, — сказала Елена. — Только очень торопитесь. А зачем? Вам же спешить некуда!

— Я всегда так, — сознался Шелонин, — А теперь Елена Христова! По-болгарски!

— А если моего чтения осел испугается? — спросила Елена. — Тогда что?

— Он остановится, чтобы послушать, — пошутил Иван.

Она взглянула на подругу.

— Пенка прочтет! — сказала Елена. — Она так хорошо чи-тает, что даже завидно!

— Нет, нет! — замахала руками Пенка. Всех слов подруги она не поняла, но главное уяснила: надо читать стихи. Господи, да разве на такое отважишься!

— Пенка, читай! — попросила уже по-болгарски Елена. — Посмотри на них, они такие больные, а послушать хотят. Им от этого легче станет! А я им по-русски скажу.

Пенка была очень жалостливой девушкой и потому не могла отказать. Как и Шелонин, читала; она торопливой скороговоркой, но отчетливо и звонко:

Не тъжи вече, о либе мое, Знай, что съердце ми сявга е твое! Ази те любя, но ще се бия, Че мойта кръв е на България!

— Это он говорит, чтобы она не грустила, что его сердце — это ее сердце, что он любит ее, но пойдет в бой и что кровь его принадлежит Болгарии, — перевела Елена.

— Правильно говорит! — подхватил Шелонин.

— Таке може сказати тильки дуже гарный чоловик! — уточнил Половинка.

Повозка тихо катилась извилистой и пыльной дорогой. Высокие горы слева, как казалось Шелонину, подпирали синее небо, справа зиял мрачный и темный обрыв, откуда несло ледяной и влажной свежестью. Они обгоняли пеших и даже тяжело груженные повозки, запряженные лошадьми.

В глубоком и просторном ущелье Иван увидел небольшой город — в зелени садов и виноградников, с красной черепицей крыш, со Светлой лентой бурной речушки, — Какой красивый городок! Это и есть Габрово? — спросил Шелонин.

— Габрово! — оживилась Елена и подхлестнула ослика. — Наше милое Габрово, лучше которого нет в целом свете!

V

И кто это мог придумать о габровцах, что они очень жадные? Не было такого дня, чтобы жители города не привозили подарки: жареную баранину, соленую свинину, телятину, сыр, масло. А виноград, яблоки, сливы, арбузы — г этим и счета нет. И вину — красному и белому. Конечно, солдатам больше нравится ракия, она крепче, но и сладкие пить можно — тоже облегчают душу и поднимают настроение.

Елена и Пенка, наверное, перетаскали раненым всех кур, и своих и сосёдских. Норовят угостить всех, а больными заполнен весь длинный коридор гимназии. Хорош у габровцев и виноград. Прав Панас Половинка, назвавший его царской ягодой. Сегодня у Елены и Пенки опять по большой корзине винограда.