Тайна под дубом - Елькина Марина Валерьевна - Страница 11

Я часто бываю у него в госпитале. Раз в три-четыре дня. Вот и накануне был.

Он меня во дворе встретил и подмигивает:

— Тебя сюрприз ожидает.

Ну, я, конечно, удивился. Думал, шутит. Я ему в тон:

— Без костылей ходить научился? Или уже плясать можешь?

А он:

— Ноги мои тут ни при чем. Тебя один человек видеть хочет. Пойдем в палату.

Я иду за ним, а сам гадаю — кто же это меня видеть хочет? Наверное, кто-нибудь из ребят, с которыми воевать пришлось. Сколько на войне встреч было, сколько знакомств! Всех и не упомнишь. С кем после боя раненых вытаскивали, с кем землянку делили, с кем из одного котелка кашу ели.

Подвел меня Борис к кровати, а там солдат лежит, весь забинтованный. Только нос из белых бинтов торчит. И рот, как дыра. Кого, думаю, так покалечило? Не узнаешь человека во всех этих бинтах. И признаться, что не узнал, неудобно, и притвориться, что узнал, неловко. Стою над кроватью и молчу. Солдат меня не видит. Глаза у него тоже забинтованы.

Я на Бориса посмотрел, взглядом спросил: «Кто это?» Он говорит:

— Валя, я к тебе друга привел.

Губы солдата чуть шевельнулись. Знакомо так. Верхняя губа немножко в гармошку собралась. Валя?! Валька Боровиков? Дружок мой школьный?!

Сколько ж лет прошло, как мы не виделись? Лет шесть, пожалуй. Я и не знал о нем ничего все эти шесть лет.

Не могу я даже сейчас понять, что в моей душе творилось в эти секунды. Плакать хотелось. И от радости, что встретились, что жив Валька, что я жив. И от жалости — живого места на дружке моем война не оставила.

Хорошо, Борис помог. Стал о Вальке рассказывать да о том, как наше с ним общее школьное детство выяснилось.

Я слушал, а сам молчал. И Валька молчал. Улыбался только. Вымученно так, больно ему улыбаться, верно.

— Как твои? — наконец с трудом произнес он. — Жена? Дочка?

— Погибли, — ответил я. — Под бомбежкой.

— А я один. Не успел жениться. Теперь уж не придется. Обгорел в танке. Ослеп.

— Ослеп?!

— Никогда видеть не буду.

Долго ли мы говорили? Наверное, долго. Валька мне рассказывал о своем последнем бое. О том, как вел танк, а глаза заливала кровь. Его сначала осколком ранило в голову.

Три танка подбил их экипаж, вел Валька уже почти вслепую. Командир экипажа командовал, направо или налево.

А потом в их танк попал снаряд. Наводчика убило сразу. Танк загорелся. Командир вытаскивал Вальку, на котором загорелась одежда. Пламя едва сбили. Ожоги по всему телу. И слепота.

Не человек теперь, а безглазое бревно, — пожаловался Валька.

Я его успокаивал, Борис даже подшучивал.

Встанет, мол, на ноги, еще не одну красавицу с ума сведет, вот только в тыл отправится.

— Отвоевал, — соглашался Валька. — Отвоевал. А жаль.

Я смотрел на этого обгоревшего, ослепшего танкиста, слышал знакомый Валькин голос, и никак в голове моей не укладывалось, что этот раненый — Валька, такой подвижный, озорной, веселый.

Покорежила нас всех война. Об этом ли мы думали в школе, когда мечтали, что станем командирами, летчиками, танкистами? Невозможно нам, мальчишкам, тогда было представить, что такое война, как она калечит. Не могли мы тогда знать, кто живой останется, кто погибнет, а кто вот так, как Валька — ни живой, ни мертвый.

Наш разговор сестра прервала. Вошла в палату да на нас с Борисом накинулась:

— Тяжелораненому покой нужен!

Не поспоришь. Я через бинты Валькину руку легонько сжал, а он снова верхнюю губу в гармошку собрал. Увидимся ли когда-нибудь? Выживем ли?

Глава VI

Клад

Ребята шарили руками под толстыми узловатыми корнями. — Ничего нет, ничего нет, — лихорадочно шептал Толик.

Лешка искал молча. Он то и дело испуганно оглядывался: не идет ли служитель. Но служителя не было. Наверное, он исполнил свою угрозу — отвел пацана к директору парка.

— Ну и траншею мы тут раскопали, — ворчал Толик.

Теперь все корни были засыпаны землей, приходилось разгребать.

— И этот еще постарался! Могилу какую-то выкопал своей лопатой!

— Не болтай, — посоветовал Лешка. — Ищи.

— А я что делаю, по-твоему?

— Времени мало.

— Да не бойся ты, успеем.

Лешка нащупал еще один корень. Под ним была нора. Иначе не назовешь. Лешка даже подумал, что оттуда вылезет какой-нибудь зверек или змея, поэтому сначала ткнул в дыру веткой и прислушался. Ни шороха, ни шипения. Лешка опасливо полез в нору рукой. Рука ушла почти по локоть. Пальцы нащупали сначала сухую траву и листья, а под ними — что-то железное.

— Есть!

— Что там?! — тут же подскочил Толик.

— Не знаю. Коробочка, что ли?

Вытащить находку было не очень просто. Тот, кто прятал, постарался укрепить ее в норе.

Толик в нетерпеливом азарте оглянулся и на секунду застыл: в конце аллеи показалась фигура смотрителя. Быстрым шагом тот направлялся к дубу.

— Черт! — пробормотал Толик. — Поторопись! Тот мужик возвращается!

Лешка занервничал и изо всех сил рванул находку на себя. В маленькой железной коробке что-то глухо громыхнуло.

— Наверх! — скомандовал Толик и потянул Лешку за рукав.

Лешка сунул коробочку в карман, послушно уцепился за толстую ветку и подтянулся. Так и скалолазом сделаться недолго! Интересно, все каникулы придется куда-то карабкаться, за что-то цепляться, зачем-то лезть наверх? Вот уж никогда не мечтал стать альпинистом!

Однако страх перед грозным парковым служителем подстегивал, и Лешка в одно мгновение взлетел вслед за Толиком в большое «гнездо», сплетенное из ветвей старого дуба.

— Здесь он нас не найдет, — уверенно прошептал Толик. — В тот раз меня не заметил. Давай коробку!

Лешка сердито отмахнулся:

— Да тише ты! Он услышит голоса или шорох, тогда будет нам с тобой клад. До сих пор ухо болит!

Толик внял Лешкиным предостережениям и замер.

Лешка с беспокойством оглядел убежище. Кругом листья и толстые ветви. Не сказать, что слишком надежно. Листья все время колышет ветер. Наверное, снизу можно заметить спрятавшихся.

Ладно, лучше все равно ничего не придумаешь. Главное — не шевелиться.

Лешка почувствовал, как затекает неудобно поджатая нога, поморщился, но не шелохнулся. Он даже на всякий случай покрепче сжал в кармане коробочку, чтобы она не звякнула нечаянно.

Служитель возвращался к дубу быстрым, решительным шагом, наверное, в надежде найти еще кого-нибудь из малолетних вредителей. Он сразу приметил помятые кусты шиповника, рванул к ним, но никого не нашел.

— Черт знает что такое! — громко сказал он, осматривая поврежденный кустарник. — Эти пацаны вечно суются, куда их не просят!

Потом подошел к дубу и посмотрел на вырытую яму.

— Вот бездельники! — Он схватил брошенную мальчишкой лопату и быстро закидал траншею комьями земли.

Потом наклонился к самым корням, ощупал их и, кажется, разозлился еще больше, потому что в ярости отшвырнул лопату, схватил свой шланг и потащил его по аллее, забыв полить еще одну клумбу.

— Этот придурок-кладоискатель, наверное, корни у дуба повредил своей лопатой, — предположил Толик, спускаясь вниз. — Видал, как он корни осматривал? Главное, как раз в том месте, где тайник был. Хорошо, что мы коробку успели вытащить, а то не видать бы нам ее, как своих ушей.

— Да он бы на нее и внимания не обратил, — возразил Лешка.

— Ну да! Подумал бы, что это мы ее туда запихали, чтобы совсем дерево уничтожить!

Лешка рассмеялся:

— Как можно уничтожить такое огромное дерево такой малюсенькой коробочкой?

— Открывай коробку-то! — в нетерпении торопил Толик, но Лешка не терял бдительности.

— Давай сначала выберемся из парка, — сказал он. — Вдруг этот тип за директором пошел.

— За директором?

— Ну да, показать ему нанесенный парку ущерб.

— Тогда надо выбираться. Может, через забор махнем, чтобы случайно ни с кем не столкнуться?

Ребята пробрались к чугунной ограде.