Остров - Мерль Робер - Страница 38

Кто — то хихикнул, но Маклеод громко спросил:

— Кто еще просит слова? Все молчали, и Маклеод по очереди оглядел присутствующих:

— Если никто не просит слова, предлагаю начать голосование. Кто за то, чтобы спрашивать у негритянок согласия?

— Лучше спросите, кто против, — посоветовал Парсел. Взглянув на него исподлобья, Маклеод пожал костлявыми плечами и проговорил:

— Кто против того, чтобы спрашивать у негритянок согласия?

И первым поднял руку. Хант немедленно последовал его примеру. Затем подняли руку Смэдж, Уайт и Джонсон.

— Пять голосов из восьми, — сказал Маклеод нарочито равнодушным тоном. — Предложение Парсела отвергается.

В наступившей тишине послышался голос Парсела:

— Хант не боится, что Омаата откажется от него. Почему же он тогда голосует с вами?

— Спросите его самого, — сухо бросил Маклеод.

Парсел пристально поглядел на говорившего, но не добавил ни слова.

— Смэдж, — скомандовал Маклеод, — передай треуголку Парселу.

Смэдж поднялся, пересек свободное пространство между факелами и протянул Парселу треуголку. После смерти Барта матросы разделили между собой — его имущество, и треуголка досталась Смэджу. Она была явно велика новому владельцу, и Смэдж даже не мечтал появляться в ней на людях, но сохранил ее как военный трофей, повесил на стену хижины и адресовал ей потоки проклятий и брани всякий раз, когда ему вспоминались зверства Барта и собственная трусость.

Пока Парсел вынимал не торопясь из треуголки бумажку за бумажкой и, поднося поближе к факелу, читал написанные на них имена, пока он складывал бумажки квадратиком, напряжение поослабло и вновь завязались разговоры. Таитяне, до тех пор стоявшие за спиной Ханта, сели и все так же, не повышая голоса, живо комментировали происходящее. Омаата подошла к мужчинам, и Парсел услышал, что они спрашивают ее о порядке голосования. Хант, уставив куда — то вдаль бесцветные глазки, мурлыкал что — то себе под нос. Как ни старался он следить за дебатами, смысл их от него ускользал. И сейчас, когда все замолчали, гигант отдыхал Душой. Положив свои огромные лапы на столь же непомерно широкие ляжки, он время от времени взглядывал на Омаату и терпеливо ждал, когда она подсядет к нему.

Таитянки за спиной Парсела снова зашушукались, захохотали. Они прекрасно поняли процедуру голосования и издевались над тщеславными перитани, которые намеревались выбирать себе ваине, хотя испокон веку всем известно, что как раз ваине выбирают себе мужей.

Проглядывая бумажки с именами, Парсел краем глаза следил за действиями неприятельского лагеря. Смэдж завел вполголоса беседу с Маклеодом, а последний, видимо, не соглашался с его доводами. Уайт не вмешивался в их разговор. Неожиданно он поднялся и пошел поправить покосившийся факел. Парсел заметил, как беспокойно метис оглядел женщин и тут же отвел глаза. Сидевший от него справа Джонсон размеренным, но беспокойным жестом растирал алые бляшки, усыпавшие его подбородок. Хотя принятая процедура голосования позволяла ему надеяться, что он не вернется одиноким в свою хижину, он все-таки сомневался в успехе.

Прямо над ухом Парсела раздался шепот Бэкера: «Они обработали Джонсона и приручили Ханта». Парсел утвердительно кивнул головой, а Бэкер продолжал все так же тихо, но голос его сорвался: «Маклеод будет возражать против того, чтобы Авапуи досталась мне, и остальные его поддержат». Парсел оглянулся и в упор посмотрел на тонкое, бронзовое от загара лицо валлийца. В глазах его застыл тоскливый страх. «Бэкер ее по — настоящему любит», — подумалось Парселу.

— Сейчас я просмотрю бумажки еще раз, — проговорил он, — а вы тем временем пойдите и предупредите Авапуи; как только вы подымете правую руку, пусть она сразу же бежит в джунгли и пока остается там. А если по голосованию Авапуи достанется Маклеоду, требуйте себе Ороа.

— Почему Ороа? — недоверчиво спросил Бэкер.

— Потом объясню.

Бэкер нерешительно замолк, но затем, очевидно, разгадал план Парсела и поднялся с земли. Не поворачивая головы. Парсел снова взялся за бумажки, разворачивал их одну за другой, потом не торопясь складывал и кидал в треуголку.

Когда Бэкер снова уселся рядом, Парсел свертывал последнюю записочку. Прямо против него Маклеод по — прежнему вполголоса, но в более бурном тоне вел беседу со Смэджем.

— Положите на землю правую руку. Я вам одну вещицу передам, — шепнул на ухо Парселу Бэкер.

Парсел повиновался и почувствовал на раскрытой ладони какой — то холодный твердый предмет. Он сжал пальцы. Нож Бэкера!

— Пусть он пока будет у вас, — шепнул Бэкер, — а то я чего доброго не удержусь.

Не разжимая кулака, Парсел сунул нож в карман.

— Ну, пора, — громко произнес Маклеод.

Он поднял обе руки, и сразу воцарилась тишина.

— Я просмотрел и пересчитал все девять записок, — сказал Парсел. — На каждой из девяти написано имя одного из британцев. Но мне не попалась ни одна бумажка с именем таитян, из чего я заключаю, что вы решили не допускать их к голосованию.

— И не ошиблись, — медленно процедил Маклеод.

— Это несправедливо, — энергично подхватил Парсел. — Действуя таким образом, вы смертельно оскорбите таитян. Они имеют такое же право, как и мы, выбрать себе жену.

Маклеод оглядел поочередно Смэджа, Уайта и Джонсона с торжествующим и самодовольным видом, словно призывая их в свидетели своей прозорливости. Потом, выставив вперед свой костлявый подбородок, он презрительно из — под полуопущенных бесцветных ресниц взглянул на Парсела,

— Ваше предложение, Парсел, ни капельки меня не удивило, ведь вы на черномазых, как говорится, не надышитесь. Будь я проклят, если еще кто — нибудь из европейцев так обожает дикарей, как вы! Вечно с ними носитесь! Вечно с ними лижетесь! И на ручки берете, и гладите, и цацкаетесь, и сюсюкаете! Все равно — будь то мужчина или женщина! Прямо страсть какая-то! Смэдж хохотнул, за ним улыбнулся и Джонсон, но поспешно и смущенно отвернулся, словно боясь, что его улыбку, адресованную Маклеоду, заметит Парсел.

— Сволочь! — прошипел Бэкер.

Молоденький Джонс коснулся локтя Парсела и спросил вполголоса:

— Накидать ему по заду?

Джонс был невысокого роста, но сложен как атлет. Парсел ничего не ответил. Его прекрасное, бледное и суровое лицо казалось изваянным из мрамора. С минуту он молча глядел куда-то вдаль, мимо головы Маклеода, потом спокойно проговорил:

— Я полагаю, что у вас имеются и другие аргументы.

Бэкер с восхищением взглянул на него. День за днем Парсел бьет Маклеода, отвечает презрением на презрение! Только у Парсела получается куда благороднее: в его словах никогда не чувствуется желания оскорбить противника.

— Если вам, Парсел, так уж хочется знать, — проговорил Маклеод, — что ж, скажу прямо, другие аргументы у меня тоже есть, и, с вашего разрешения, достаточно веские. Лучше посторонитесь, а то как бы они вас по голове не ударили. Оказывается, есть на нашем острове такие типы, которым до сих пор невдомек, что здесь пятнадцать мужчин, англичан и черных, и только двенадцать женщин… Предположим, мы кинем в треуголку все пятнадцать имен. И что получится? Получится, что трое, те, кто будут тянуть жребий последними, останутся вовсе без жены. Он обвел присутствующих насмешливым взглядом.

— Может, это будут черные… А может, как раз белые, и, представьте себе, Парсел, мне небезразлично, если это окажутся белые. Я лично предпочитаю, чтобы без женщин остались ваши любимые дружки, а не Смэдж, скажем, Уайт или Джонс…

— Обо мне не беспокойся, — крикнул с места Джонс, молодецки расправляя плечи. — Как — нибудь без твоей помощи устроюсь.

— Маклеод, — Парсел нагнулся, чтобы лучше видеть своего противника, — мы с вами редко сходимся во мнениях, но на этот раз, поверьте мне, вопрос слишком серьезен. Вообразите себе, «что произойдет, когда таитяне останутся под баньяном одни с тремя женщинами, которых вы соблаговолите им оставить.

— Ну и что же? — протянул Маклеод. — Три женщины на шестерых совсем не плохо. Выходит по полженщины на каждого. Совсем не плохо — одна женщина на двоих. Мне и то не всегда столько доставалось.