Стихотворения и поэмы - Багрицкий Эдуард Георгиевич - Страница 10

10

Птицелов

Трудно дело птицелова: Заучи повадки птичьи, Помни время перелетов, Разным посвистом свисти. Но, шатаясь по дорогам, Под заборами ночуя, Дидель весел, Дидель может Песни петь и птиц ловить. В бузине, сырой и круглой, Соловей ударил дудкой, На сосне звенят синицы, На березе зяблик бьет. И вытаскивает Дидель Из котомки заповедной Три манка — и каждой птице Посвящает он манок. Дунет он в манок бузинный, И звенит манок бузинный, — Из бузинного прикрытья Отвечает соловей. Дунет он в манок сосновый, И свистит манок сосновый, — На сосне в ответ синицы Рассыпают бубенцы. И вытаскивает Дидель Из котомки заповедной Самый легкий, самый звонкий Свой березовый манок. Он лады проверит нежно, Щель певучую продует, — Громким голосом береза Под дыханьем запоет. И, заслышав этот голос, Голос дерева и птицы, На березе придорожной Зяблик загремит в ответ. За проселочной дорогой, Где затих тележный грохот, Над прудом, покрытым ряской, Дидель сети разложил. И пред ним, зеленый снизу, Голубой и синий сверху, Мир встает огромной птицей, Свищет, щелкает, звенит. Так идет веселый Дидель С палкой, птицей и котомкой Через Гарц, поросший лесом, Вдоль по рейнским берегам. По Тюрингии дубовой, По Саксонии сосновой, По Вестфалии бузинной, По Баварии хмельной. Марта, Марта, надо ль плакать, Если Дидель ходит в поле, Если Дидель свищет птицам И смеется невзначай? 1918, 1926

Тиль Уленшпигель («Весенним утром кухонные двери…»)

Весенним утром кухонные двери Раскрыты настежь, и тяжелый чад Плывет из них. А в кухне толкотня: Разгоряченный повар отирает Дырявым фартуком свое лицо, Заглядывает в чашки и кастрюли, Приподымая медные покрышки, Зевает и подбрасывает уголь В горячую и без того плиту. А поваренок в колпаке бумажном, Еще неловкий в трудном ремесле, По лестнице карабкается к полкам, Толчет в ступе корицу и мускат, Неопытными путает руками Коренья в банках, кашляет от чада, Вползающего в ноздри и глаза Слезящего… А день весенний ясен, Свист ласточек сливается с ворчаньем Кастрюль и чашек на плите; мурлычет, Облизываясь, кошка, осторожно Под стульями подкрадываясь к месту, Где незамеченным лежит кусок Говядины, покрытый легким жиром. О, царство кухни! Кто не восхвалял Твой синий чад над жарящимся мясом, Твой легкий пар над супом золотым? Петух, которого, быть может, завтра Зарежет повар, распевает хрипло Веселый гимн прекрасному искусству, Труднейшему и благодатному… Я в этот день по улице иду, На крыши глядя и стихи читая, — В глазах рябит от солнца, и кружится Беспутная, хмельная голова. И синий чад вдыхая, вспоминаю О том бродяге, что, как я, быть может, По улицам Антверпена бродил… Умевший всё и ничего не знавший, Без шпаги — рыцарь, пахарь — без сохи, Быть может, он, как я, вдыхал умильно Веселый чад, плывущий из корчмы; Быть может, и его, как и меня, Дразнил копченый окорок — и жадно Густую он проглатывал слюну. А день весенний сладок был и ясен, И ветер материнскою ладонью Растрепанные кудри развевал. И, прислонясь к дверному косяку, Веселый странник, он, как я, быть может, Невнятно напевая, сочинял Слова еще не выдуманной песни… Что из того? Пускай моим уделом Бродяжничество будет и беспутство. Пускай голодным я стою у кухонь, Вдыхая запах пиршества чужого, Пускай истреплется моя одежда, И сапоги о камни разобьются, И песни разучусь я сочинять… Что из того? Мне хочется иного… Пусть, как и тот бродяга, я пройду По всей стране, и пусть у двери каждой Я жаворонком засвищу и тотчас В ответ услышу песню петуха!.. Певец без лютни, воин без оружья, Я встречу дни, как чаши, до краев Наполненные молоком и медом. Когда ж усталость овладеет мной И я засну крепчайшим смертным сном, — Пусть на могильном камне нарисуют Мой герб: тяжелый ясеневый посох — Над птицей и широкополой шляпой. И пусть напишут: «Здесь лежит спокойно Веселый странник, плакать не умевший. Прохожий! Если дороги тебе Природа, ветер, песни и свобода, Скажи ему: "Спокойно спи, товарищ, Довольно пел ты, выспаться пора!» 1918, 1926

Кошки

Ал. Соколовскому Уже на крыше, за трубой, Под благосклонною луною, Они сбираются толпой, Подняв хвосты свои трубою. Где сладким пахнет молоком И нежное белеет сало, Свернувшись бархатным клубком, Они в углу ворчат устало. И возбужденные жарой, Они пресыщены едою, Их не тревожит запах твой, Благословенное жаркое. Как сладок им весенний жар На кухне, где плита пылает, И супа благовонный пар Там благостно благоухает. О черных лестниц тишина, Чердак, пропахнувший мышами, Где из разбитого окна Легко следить за голубями. Когда ж над домом стынет тишь, Волной вечернего угара, Тогда, скользя по краю крыш, Влюбленные проходят пары. Ведь ты, любовь, для всех одна, Ты всех страстей нежней и выше, И благосклонная луна Зовет их на ночные крыши. 1919