Стихотворения и поэмы - Багрицкий Эдуард Георгиевич - Страница 25

25

К огню вселенскому

Шли дни и годы неизменно В огне желаний и скорбен, И занавес взлетел — и сцена Пылала заревом огней. И в парике, в костюме старом, Заученный поднявши взор, Всё с тем же пафосом и жаром Нам декламировал актер. Казалось, от созданья мира Всё так же выл и хлопотал И бороду седую Лира Всё тот же ветер раздувал. Всё было скучно и знакомо, Как примелькавшиеся сны, От гула жестяного грома До романтической луны. Кисть декоратора писала Всем надоевший павильон, А зритель? Из пустого зала Всё так же восторгался он. О театральные химеры! Необычаен трудный вольт: Пышноголового Мольера Сменяет нынче Мейерхольд. Он ищет новые дороги, Его движения грубы… Дрожи, театр старья, в тревоге: Тебя он вскинет на дыбы. И сердце радостное рвется В еще неведомый туман, Где новый Сганарель смеется, Где рыщет новый Дон-Жуан. Театр уже скончался старый Под рокот лир и трубный гром. Пора романтиков гитару Фабричным заменить гудком. Иди ж вперед тропой бессонной, Назад с тревогой не гляди, Дорогой революционной К огню вселенскому иди. 1923

Памятник Гарибальди

Были битвы — и люди пели… По дорогам, летящим вдаль, Оси пушечные скрипели, Ржали мулы, сияла сталь… Белый конь, выгибая шею, Шел приплясывая… А за ним С бивуаков, где ветер веял, Над кострами шатался дым.. Волонтерами смерть и слава Предводительствовали… Вот Нож пастуший И штык кровавый, В парусах и знаменах флот. От Сицилии до Милана Гарибальди прошел — И встал Телом бронзового истукана На обтесанный пьедестал… А кругом горизонт огромен… И, куда долетает взгляд, Острой грудой каменоломен Альпы яростные лежат… Ветер дует оттуда горный, Долетает оттуда снег, И, студеной узде покорный, Конь на камне замедлил бег… А внизу, У его подножья, На базарах и площадях, Ветер смутной тревожит дрожью Густо-черный поход рубах… И прислушивается к кличу Конник… Кажется, будто в ряд Гроздья воронов на добычу Опустились — и говорят… Нож и ночь — Вот закон упорный; Столб с петлею — Вот верный дар… По зрачкам только ветер черный Да разбойничий перегар… Это тех ли повстанцев дети, Что, покинув костры вдали, Через реки, обвалы, ветер Штык на Австрию навели… Над Миланом На пьедестале Страшный всадник И страшный конь; Пальцы грозно узду зажали, И у пристальных глаз ладонь; С окровавленного гранита В путь! На север! В снега и мрак! Крепче конское бей копыто, Отчеканивая шаг… 1923

Фронт

По кустам, по каменистым глыбам Нет пути — и сумерки черней… Дикие костры взлетают дыбом Над собраньем веток и камней. Топора не знавшие купавы Да ручьи, не помнящие губ, Вы задеты горечью отравы: Душным кашлем, перекличкой труб. Там, где в громе пролетали грозы, Протянулись дымные обозы… Над болотами, где спят чирки, Не осока встала, а штыки… Сгустки стеарина под свечами, На трехверстке рощи и поля… Циркулярами и циркулями Штабы переполнены в края… По масштабам точные расчеты (Наизусть заученный урок)… На трехверстке протянулись роты, И передвигается флажок… И передвигаются по кругу Взвод за взводом… Скрыты за бугром, Батареи по кустам, по лугу Ураганным двинули огнем… И воронку за воронкой следом Роет крот — и должен рыть опять… Это фронт — И, значит, непоседам Нечего по ящикам лежать… Это фронт — И, значит, до отказа Надо прятаться, следить и ждать, Чтоб на мушке закачался сразу Враг — примериваться и стрелять. Это полночь, Вставшая бессонно Над болотом, в одури пустынь, Это черный провод телефона, Протянувшийся через кусты… Тишина… Прислушайся упрямо Утлым ухом, И поймешь тогда, Как несется телефонограмма, Вытянувшаяся в провода… Приглядись: Подрагивают глухо Провода, протянутые в рань, Где бубнит телефонисту в ухо Телефона узкая гортань… Это штаб… И стынут под свечами На трехверстке рощи и поля, Циркулярами и циркулями Комнаты наполнены в края… В ночь ползком — и снова руки стынут, Взвод за взводом по кустам залег. Это значит: В штабе передвинут Боем угрожающий флажок. Гимнастерка в дырьях и заплатах, Вошь дотла проела полотно, Но бурлит в бутылочных гранатах Взрывчатое смертное вино… Офицера, скачущего в поле, Напоит и с лошади сшибет, Гайдамак его напьется вволю — Так, что и костей не соберет. Эти дни, на рельсах, под уклоны (Пролетают… пролетели… нет…) С громом, как товарные вагоны, Мечутся — за выстрелами вслед. И на фронт, кострами озаренный, Пролетают… Пролетели… Нет… Песнями набитые вагоны, Ветром взмыленные эскадроны, Эскадрильи бешеных планет. Катится дорогой непрорытой В разбираемую бурей новь Кровь, насквозь пропахнувшая житом, И пропитанная сажей кровь… А навстречу — только дождь постылый, Только пулей жгущие кусты, Только ветер небывалой силы, Ночи небывалой черноты. В нас стреляли — И не дострелили; Били нас — И не могли добить! Эти дни, Пройденные навылет, Азбукою должно заучить. 1923