Стихотворения и поэмы - Багрицкий Эдуард Георгиевич - Страница 29

29

Осень («Осень морская приносит нам…»)

Осень морская приносит нам Гулко клокочущее раздолье. Ворот рубахи открыт ветрам, Ветер лицо обдувает солью. Я в это утро открыл глаза, Полные тьмы и смолистой дрёмы, — Вижу: прозрачное, как слеза, Море стоит полосой знакомой. Хворост по дачам приятель мой С ночи собрал — и теперь протяжно Чайник звенит… А над головой Небо обмазано синькой влажной. Нынче в редакцию не пойду (Не одолеть мне осенней дури). В пыльном сарае свой прут найду, Леску поправлю на самодуре… Снова иду на рыбачий труд, К старому вновь возвращаюсь делу; Вьется, звенит за кормою прут, Воду врезает лесиной белой. «Что же, — приятель мне говорит, — Нет скумбрии, искупаться надо!» В море с размаху! И вот кипит Солью пропитанная прохлада. Ветер за солнцем идет кругом: Утром — низовый, горышний — ночью. В сети залезем и спим вдвоем. Холод шевелит рубахи клочья. Солнце приветствуют петухи, Мрак улетает, и месяц тонет; Так начинаются стихи, — Ветер случайную рифму гонит. Слово за словом, строка к строке, Сердце налито соленой брагой. Крепко зажат карандаш в руке, Буквами кроется бумага. Осень морская приносит нам Песенный дух и зыбей раздолье. Ворот рубахи открыт ветрам, Ветер лицо обдувает солью. 1924

Кинбурнская коса

Сквозь сумерки — Судороги перепелов. От сумерек Степь неприкаянней, А к берегу движется переполох, Волны раскачнувшийся маятник. Он вместе с восходом Уходит в туман, Он вместе с закатом По берегу бьет… Вокруг маяка Сходит с ума, Стучит по бортам И качает бот… Я ветер вдыхаю… И с каждым глотком По жилам проносится соль, Крылатые волны над желтым песком Прокатывают колесо… Из круглого танца морских фанаберии, Ударя вприсядку, выходит берег… Выходит вприсядку И машет кустом, Прибрежною машет лозиной. К воде надвигается солончаком И отодвигается глиной… Кустарником свищет, норд-вестом звенит, Сухую сосну устремляет в зенит… Я знаю пропитанный песнями дух Трагической этой земли, Я знаю, о чем запевает пастух, Чем кормится стадо вдали. И вот, проплывая под берегом рослым, Баркас, будто цыган, кочует, И пальцы, прижатые натуго к веслам, Подводную фауну чуют… (Присоски и щупальцы, радуга рыб, Бродячей медузы пылающий гриб, Да белый мартын над простором воды Кидается за отраженьем звезды…) И слышится голос Рыбацкой тоски, Что мечется в берег, стеня, И вот надвигаются солончаки, И вот захлестнули меня… О, с этого берега в тысячу раз Ясней и приметнее море, Как будто какой-нибудь дом иль баркас Его заслоняли от пристальных глаз, И нынче — оно разлетается враз, Качается в пылком уборе… И тина цветет, и горят маяки, И ветры по сумеркам шарят… Ладонь над глазами — глядят моряки В сияющих вод нолушарье. 1924, 1927

У моря

Над лиманской солью невеселой Вечер намечается звездой… Мне навстречу выбегают села, Села нависают над водой… В сумраке, без формы и без веса, Отбежав за синие пески, Подымает черная Одесса Ребра, костяки и позвонки… Что же? Я и сам еще не знаю, Где присяду, где приют найду: На совхозе ль, что ютится с краю, У рыбачки ль в нищенском саду? Я пойду тропинкою знакомой По песку сухому, как навоз, Мне навстречу выбежит из дому Косоглазый деревенский пес… Вспугнутая закружится чайка, Тени крыльев лягут на песок, Из окошка выглянет хозяйка, Поправляя на плечах платок. Я скажу: «Маруся, неужели Вырос я и не такой, как был? Год назад, в осенние недели, Я на ближнем неводе служил…» Сердце под голландкою забьется, Заиграет сердце, запоет. Но Маруся глянет, повернется, Улыбнется и в курень пойдет. Я — Не тот. Рыбацкая сноровка У меня не та, что год назад, — Вышла сила, и сидит неловко Неудобный городской наряд. Над лиманом пролетают галки, Да в заливе воет пароход… Я не буду нынче у спасалки Перекатывать по бревнам бот. Я не буду жадными глазами Всматриваться в тлеющий восток, С переливами и бубенцами Не заслышу боцманский свисток. Я пойду дорогою знакомой По песку, сухому, как навоз; Мне навстречу выбежит из дому Космоногий деревенский пес. 1924

Детство

На базаре ссорились торговки; Шелушилась рыбья чешуя; В этот день, в пыли, на Бугаевке В первый раз увидел солнце я… На меня столбы горячей пыли Сыпало оно сквозь зеленя; Я не помню, как скребли и мыли, В одеяла кутали меня… Я взрастал пшеничною опарой, Сероглазый, с белой головой, В бурьянах, за будкой квасовара, Видел ветер над сухой травой… Бабы ссорятся, проходят люди, Свищет поезд, и шумят кусты; Бугаевка! Никогда не будет Местности прекраснее, чем ты… И твое веселое наследство Принял я, и я навеки твой, — Ведь недаром прокатилось детство Звонким обручем по мостовой, И недаром в летние недели Я бродил на хуторах степных, И недаром джурбаи гремели, В клетках, над окошками пивных… Сколько лет… Уходит тень за тенью, И теперь сквозь бестолочь годов Начинается сердцебиенье У меня от свиста джурбаев… Бугаевка! Выйдешь на дорогу, А из степи древнею тоской По забытому степному богу Веет ветер, наплывает зной — Долетают дальние раскаты Грома — и повиснет тишина, Только, свистнув, суслик полосатый Встанет над колючками стерна, Только ястреб задрожит над стогом, Крыльями расплескивая зной, — И опять по жнитвам, по дорогам Тихо веет древностью степной. Может, это ничего не значит, Я не знаю, — только не уйти От платанов на пустынной даче, От степного славного пути… Ветер, ветер, бей по огородам Свеклу и подсолнухи; крути Дерезу; неистовым походом Проплыви поселки и пути… И сквозь ветер матушка проходит В хлев, в соломенный, коровий дух, Где скотина мордою поводит И в навозе роется петух… Матушка! Ты через двор щербатый Возвращаешься обратно в дом, И в руках твоих скрипят ушаты, Распираемые молоком… Свежий ветер мчит по Бугаевке Репухи и сохлое былье, И за ветром мчится на веревке Щелоком пропахшее белье… Свежим ветром сорвана с сарая, Свистом перепугана моим — раз! — И нет — кружит и плещет стая Голубей, прозрачная как дым… Поднялись — летят напропалую, Закрутились над коньком крыльца, Каждый голубь в свежесть голубую Штопором ввинтился до конца… Тяжело охотницкое дело — Шест в ладонь, — а ну еще наддай, И кричу я ввысь остервенело: «Кременчугские! — Не выдавай!» Август 1924