Стихотворения и поэмы - Багрицкий Эдуард Георгиевич - Страница 7

7

Креолка

Когда наскучат ей лукавые новеллы И надоест лежать в плетеных гамаках, Она приходит в порт смотреть, как каравеллы Плывут из смутных стран на зыбких парусах. Шуршит широкий плащ из золотистой ткани; Едва хрустит песок под красным каблучком, И маленький индус в лазоревом тюрбане Несет тяжелый шлейф, расшитый серебром. Она одна идет к заброшенному молу, Где плещут паруса алжирских бригантин, Когда в закатный час танцуют фарандолу, И флейта дребезжит, и стонет тамбурин. От палуб кораблей так смутно тянет дегтем, Так тихо шелестят расшитые шелка. Но ей смешней всего слегка коснуться локтем Закинувшего сеть мулата-рыбака… Л дома ждут ее хрустальные беседки, Амур из мрамора, глядящийся в фонтан, И красный попугай, висящий в медной клетке, И стая маленьких бесхвостых обезьян. И звонко дребезжат зеленые цикады В прозрачных венчиках фарфоровых цветов, И никнут дальних гор жемчужные громады В беретах голубых пушистых облаков. Когда ж проснется ночь над мраморным балконом И крикнет козодой, крылами трепеща, Она одна идет к заброшенным колоннам, Окутанным дождем зеленого плюща… В аллее голубой, где в серебре тумана Прозрачен чайных роз тягучий аромат, Склонившись, ждет ее у синего фонтана С виолой под плащом смеющийся мулат. Он будет целовать пугливую креолку, Когда поют цветы и плачет тишина… А в облаках, скользя по голубому шелку, Краями острыми едва шуршит луна… 1915

Пристань

Встает зеленый пар над синевой зыбей, И небо вдалеке прозрачно голубое… И месяц, опьянев от тишины и зноя, Разорван на куски ударом тонких рей… Скелеты бригантин, как черные бойцы, Вонзили копья мачт в лазурную бумагу… И пурпурный корсар безмолвно точит шпагу, Чтоб гибель разнести в далекие концы. В таверне «Синий бриг» усталый шкипер Пит Играет грустный вальс на дряхлой мандолине, А рядом у стола, в изломанной корзине, Огромный черный кот, оскалившись, храпит… И юнга, в сон любви безмолвно погружен, Вдыхает синий дым из жерла черной трубки, И в кружеве огней мерещатся сквозь сон Поющий звон серег и пурпурные губки. И сабли длинные о грязный стол стучат, И пиво едкое из бочек брызжет в кружки… А утром медные на них направит пушки Подплывший к пристани сторожевой фрегат… 1915

Дионис

Там, где выступ холодный и серый Водопадом свергается вниз, Я кричу у безмолвной пещеры: «Дионис! Дионис! Дионис!» Утомись после долгой охоты, Запылив свой пурпурный наряд, Он ушел в бирюзовые гроты Выжимать золотой виноград… Дионис! На щите золоченом Блеклых змей голубая борьба, И рыдает разорванным стоном Устремленная в небо труба… И на пепел сожженного нарда, Опьяненный, я падаю ниц; Надо мной голова леопарда, Золотого вождя колесниц!.. О, взметните покорные руки В расцвеченный Дианой карниз!.. Натяните упорные луки — Дионис к нам идет, Дионис! В облаках золотисто-пурпурный Вечер плакал в туманной дали… В моем сердце, узорчатой урне, Светлой грусти дрожат хрустали. 1915

В пути

Уже двенадцать дней не видно берегов, И ночь идет за днем, как волк за тихой серной. И небо кажется бездонною цистерной, Где башни рушатся туманных городов… Уже двенадцать дней, как брошен Карфаген, Уже двенадцать дней несут нас вдаль муссоны!.. Не звякнет тихий меч, не дрогнет щит червленый, Не брызнет белизной узор сидонских стен… Напрасно третий день жгут синие куренья, Напрасно молится у черной мачты жрец, Напрасно льют на нард шипящий жир овец: Свирепый Посейдон не знает сожаленья… На грязной палубе, от солнца порыжелой, Меж брошенных снастей и рваных парусов, Матросы тихо спят; и горечь летних снов Телами смуглыми безмолвно овладела… И ночь идет за днем… Пурпуровую нить Прядет больной закат за далью умиранья… Но нам страшней громов, и бури, и рыданья В горящей тишине дрожащий возглас: «Пить!»… И ночь холодная идет стопой неверной, Рассыпав за собой цветы поблекших снов, Уже двенадцать дней не видно берегов, И ночь идет за днем, как волк за тихой серной. 1915

Конец Летучего Голландца

Надтреснутых гитар так дребезжащи звуки, Охрипшая труба закашляла в туман, И бьют костлявые безжалостные руки В большой, с узорами, турецкий барабан… У красной вывески заброшенной таверны, Где по сырой стене ползет зеленый хмель, Напившийся матрос горланит ритурнель, И стих сменяет стих, певучий и неверный… Струится липкий чад над красным фонарем. Весь в пятнах от вина передник толстой Марты, Два пьяных боцмана, бранясь, играют в карты; На влажной скатерти дрожит в стаканах ром… Береты моряков обшиты галунами, На пурпурных плащах в застежке — бирюза. У бледных девушек зеленые глаза И белый ряд зубов за красными губами… Фарфоровый фонарь — прозрачная луна, В розетке синих туч мерцает утомленно, Узорчат лунный блеск на синеве затона, О полусгнивший мол бесшумно бьет волна… У старой пристани, где глуше пьяниц крик, Где реже синий дым табачного угара, Безумный старый бриг Летучего Корсара Раскрашенными флагами поник. 1915