Суд волков - Мессадье Жеральд - Страница 50

50

– Если я правильно понял, – сказал Жозеф, – нужно вывезти оборудование из Парижа так, чтобы не узнала Сорбонна. Вообще-то это называется разбоем.

Феррандо пожал плечами:

– Слова и реальность – вещи разные. Любая форма власти есть разбой. И самые видные христиане – первейшие разбойники в этом мире. Мой дядя кардинал открыл мне, что пресловутый дар императора Константина папе Сильвестру – чистейшая выдумка. На самом деле Церковь завладела огромным достоянием Константина путем мошенничества. А мы ничего подобного не делаем – мы всего лишь хотим помешать настоящим разбойникам завладеть сокровищем, за которое они не заплатили и на которое не имеют никаких прав. – Начнем с того, что попытаемся выяснить, куда подевались ящики, – сказала Жанна. – А решать будем потом.

21 Разбойники-комедианты

Берега Сены в ноябре отнюдь не радовали глаз – грязные, местами размытые, везде зловонные, а вокруг промозглая сырость, естественно более пронизывающая у воды, чем наверху, на набережных. Здесь хорошо были видны отбросы, которые течением сносило в море: пустые ящики, дохлые собаки и странствующие экскременты. Все знали, что порой тем же путем следовали трупы, которые – в зависимости от того, насколько они пропитались влагой, – через пару дней всплывали около Сен-Жермен, Пуасси, Боньера или дальше. Но это, казалось, нисколько не смущало рыболовов, большей частью нищих, сидевших с большой корзиной для добычи поодаль друг от друга. Впрочем, у некоторых улов был действительно знатный.

По обоим берегам кое-где горели костры, от них исходил синеватый дымок, вившийся вверх в холодном воздухе. Возле каждого такого костерка грелись двое или трое матросов-речников в широкополых шляпах. Два стражника, завершивших обход и не обнаруживших на берегу ничего предосудительного, медленно поднимались по лестнице, по которой сошли вниз Жанна и Сибуле.

На якоре стояло несколько барж. Одни размером до пяти или даже шести туазов[47], другие не более трех. Такие суда с почти плоским дном, иначе говоря – без киля, не должны быть ни слишком большими, чтобы не застрять под арками моста, особенно во время паводка, ни слишком маленькими, дабы не перевернуться при качке. Большей частью на них доставляли фураж, который везли отовсюду, где река была судоходной, но чаще всего из Мелёна; некоторые служили для перевозки камня, щебня и леса. Баржа – словно вьючная лошадь, которая вместо овса требует, чтобы ее постоянно конопатили. При слабом течении управиться с ней могли два-три человека. Откуда-то раздавались удары молотка: владелец чинил свое судно. Две баржи одна за другой медленно проплыли под мостом Менял; матросы с баграми в руках следили, чтобы судно не задело опоры.

Жанна и Сибуле непринужденно прогуливались, словно влюбленная парочка. Он даже взял ее под руку – чтобы не поскользнулась и для вящей убедительности. Головой они старались особо не вертеть, но взгляды их перебегали с баржи на баржу.

Оказавшись перед одной из них, Жанна слегка тронула Сибуле локтем. На палубе никого не было. Грубое полотнище скрывало какие-то угловатые формы, но из-под приподнятого ветром края выглядывал угол деревянного ящика. Баржа называлась "Прекрасная Катрин", свидетельством чему была красная надпись на борту.

– Пошли отсюда, – сказал Сибуле.

Они вновь оказались перед Дворцом правосудия, напротив Шатле, чей зловещий силуэт возвышался на другом берегу. Отсюда был хорошо виден болтавшийся на виселице повешенный, вокруг которого кружили вороны.

– Вы думаете, это те ящики? – спросил Сибуле.

– Почти уверена.

– Тогда возвращайтесь домой. Предоставьте действовать мне.

– Помните, что надо сказать? Вы предлагаете оплатить хранение.

Он кивнул. Домой она вернулась с бьющимся сердцем. Феррандо играл в шахматы с Жозефом перед очагом. Эта безмятежная картина поразила взволнованную Жанну.

– Я нашла оборудование! – воскликнула она, откинув капюшон.

Они прервали игру и уставились на нее. Она дрожала от холода. Жозеф поспешно подвел ее к огню и налил бокал горячего вина, потом снял с нее широкий, подбитый мехом плащ.

Согревшись и успокоившись, она спросила Феррандо:

– А что дальше? Что ты собираешься делать дальше? Ты думал об этом?

Он выглядел озадаченным.

– Вырвать груз из лап Сорбонны. Если он находится на барже, то проще всего, по-моему, будет спустить его вниз по течению до моря, а в Гавре погрузить на иностранный корабль.

– Какой корабль?

Вопрос, несомненно, пустой, ибо Феррандо вместо ответа лишь пожал плечами. Банкиры в любой момент могли без помех зафрахтовать голландское или немецкое судно.

– А потом?

– Потом высадиться в Голландии. Оттуда, получив согласие супругов Шёффер, мы сможем вступить в переговоры с Сорбонной. Или с любыми другими властями.

Они стали с лихорадочным нетерпением ждать Сибуле. Тот явился незадолго до темноты.

– Все оказалось непросто, – сказал он, усевшись. – Я расспросил речников. Естественно, они хотели знать, почему я интересуюсь этой баржой. По совету хозяйки я ответил, что пришел уладить дело с платой за хранение по поручению немецкого клиента, который не говорит по-французски. Они назвали мне имя владельца: мэтр Антуан Брико, нормандец, живет в квартале Августинцев. Когда я сказал ему, что представляю зятя его клиента, он страшно обрадовался. "Месяц задержки! – воскликнул он. – Он мне за это заплатит! Сколько выгодных дел я упустил!" По его словам, он собирался выгрузить ящики на берег и бросить там. Я предложил ему встретиться завтра на постоялом дворе "Золотое колесо" с мэтром Шёффером, который ни слова по-французски не знает, так что я буду переводить.

Он посмотрел на хозяев дома:

– Итак, кто из вас двоих, мессиры, будет немцем?

– Естественно я, – сказал Феррандо.

– Ты говоришь по-немецки? – спросил Жозеф.

– Довольно бегло. В любом случае этот Брико вряд ли что-нибудь поймет. Сибуле должен только сказать, что помимо пятидесяти ливров я предлагаю еще сто, чтобы перегнать баржу в Гавр.

– А если он откажется?

– Мы уйдем и обсудим, как быть.

– Сто ливров – сумма соблазнительная, – согласился Сибуле. – Теперь вам нужно снять комнату на постоялом дворе "Золотое колесо" под немецкой фамилией… Шёффер, так? Я провожу вас. Поторопитесь, уже темнеет.

– Сибуле, вы просто мэтррр! – вскричал Феррандо.

Он побежал, чтобы собрать дорожный саквояж, и вскоре вернулся. Оба пожелали спокойной ночи Жанне с Жозефом и тут же ушли.

Мэтр Антуан Брико был человеком лет сорока с соломенной шевелюрой. Он смерил Феррандо взглядом; тот выбрал одежду самых тусклых цветов – черную с серым. Кроме того, принял суровый и озабоченный вид. Сибуле едва не расхохотался, когда увидел его в харчевне при постоялом дворе.

Все трое уселись за стол. Сибуле заказал три стакана ипокраса.

– Бедный мэтр Фуст, – начал Брико, – кто бы мог подумать! Поскольку Сибуле уже начал испытывать явные затруднения с переводом, Феррандо перехватил инициативу:

– Ja, ja, niemand kann es glauben! Das war uberhaupt tragisch und schmerzlich![48] – Он покачал головой. – Францюзски шуть-шуть говорить, мэтр Прико. Не злишком карашо, но фее понимать! – добавил он.

Брико с облегчением кивнул. Феррандо вытащил свой кошель и отсчитал пятьдесят ливров. Глаза Брико вспыхнули.

– Да ладно! Не слишком вы и припозднились. Пятьдесят ливров! Вы щедрый человек. Вы мне должны только сорок два.

Феррандо отмахнулся, показывая, что это не имеет значения, затем притронулся к руке Сибуле, приглашая того вступить в беседу.

– Jetzt sprechen sie[49].

– Дело в том, что мэтр Шёффер хочет дать вам заработать побольше денег, – сказал Сибуле.

вернуться

47

Туаз равнялся шести футам, т. е. примерно двум метрам. (Прим. автора.)

вернуться

48

Да, да, невозможно поверить! Это такая трагедия, такое горе! (нем.)

вернуться

49

Теперь вы говорите (нем.).