Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза (сборник) - Арсеньева Елена - Страница 91

Лиза ее почти не слышала, да и вряд ли понимала, что говорит и что делает. В ушах звенело от рева самолета. В глазах потемнело при виде черных крестов на его крыльях.

Ерунда, конечно. Таких самолетов полно, это самый типичный немецкий истребитель. И все же леденит душу его рев. Пуганая ворона, знаете ли… Нужно уйти отсюда. Тот случай на берегу сделал Лизу настоящей психопаткой. Да-да, нужно уйти!

Девушка стала пробираться сквозь толчею к краю площади. А, черт, Липовая же на противоположной стороне, куда только Лиза смотрела! Повернула снова на площадь, и в то же мгновение самолет пошел в крутое пике, а к реву мотора примешался другой звук.

Он начал стрелять! Он расстреливал эсэсовцев, собравшихся во дворе казармы!

Тот же самый самолет… Тот же самый кошмар, что был на берегу…

Пули косили солдат — Лиза воочию убедилась теперь, насколько верно это выражение. Именно косили, как траву.

Эсэсовцы кинулись врассыпную, но устоять на ногах удавалось немногим, они падали десятками подряд. Самолет зашел на новый вираж… Кто-то из уцелевших солдат пытался скрыться в здании, но многие выбежали из ворот и в панике метались по площади. Люди, находившиеся на ней, и продавцы, и покупатели, бросились в разные стороны. Но «мессер» снизился и носился над площадью, его пулеметы не переставали строчить. Может быть, летчик выцеливал черные мундиры, но пули не выбирали…

Страшный крик стоял над площадью. Люди падали и застывали в лужах крови. Молодой эсэсовец, а рядом та женщина со штопаными чулками, так и зажатыми в руке. Еще один черный мундир — и подле мужчина в поношенном пиджаке, оба одинаково залитые кровью. Мальчик с желудевым пряником в руке… Боже мой!

— Не стой! Бежим!

Кто-то с силой толкнул Лизу в спину, да так, что она чуть не упала. Тот же человек помог ей удержаться, схватив за руку. Потащил за собой, крича:

— Шевели ногами! Убьют!

Затолкал ее в подворотню, прижал к стене, защищая своим телом.

Лиза тупо удивилась, разглядев наконец Петруся. Он что, спасает ее? Чудеса… Откуда он вообще тут взялся, интересно знать? Лиза не удержалась, спросила:

— Как ты сюда попал?

— Да так, пришел сахарку выменять на махорку, — угрюмо ухмыльнулся он. — А тут такое… Смотрю, ты мечешься, ну, думаю, надо спасать.

— Что ты врешь? — возмущенно выкрикнула Лиза. — Сахарок, махорка… Ты за мной следил! Боялся, чтобы не сбежала, да? Вы мне не верите, ни ты, ни отец Игнатий!

— И что такого? Ну, не верим. Подумаешь, велика беда! Ну, следил… Если б не следил, то не оказался бы рядом, небось валялась бы там сейчас мертвая!

Он махнул в сторону площади, и тут же новая очередь заглушила его голос.

Петрусь схватил Лизу за плечи и прижал к кирпичной стене, прикрывая собой. Пули чиркнули в полуметре от их ног, и Петрусь подтолкнул Лизу глубже в подворотню.

— Вот застрелили бы тебя, и кто взорвал бы «Розовую розу»? — проворчал он.

— Ну да, — зло усмехнулась Лиза, — я для вас со стариком просто ценное взрывное устройство, не больше.

— Вот именно, — холодно согласился Петрусь.

Лиза опустила голову. Их с Петрусем неприязнь взаимна, что и говорить. Для этого невозможно красивого парня она — нечто неодушевленное, чужое, внушающее отвращение и даже ненависть. Ее просто используют — и даже используют с отвращением.

— Удивляюсь, — с трудом выговорила она, а горло так и сводило подступавшими слезами, — как ты решился до меня дотронуться. Мог бы и винтовкой в подворотню затолкать. Ты ж ненавидишь меня! И старик тоже. Вы же во мне видите гранату, которую готовитесь бросить во врага, а что будет со мной — вам все равно. Ты еще радоваться будешь, если я взорвусь там, вместе с фаши…

Она не договорила. Петрусь прижал ее к стенке и навалился всем телом. Рот его прильнул к ее рту и впился в него. Лиза задохнулась. Попыталась рвануться, но литое тело его, руки его лишали возможности шевельнуться, а губы лишили возможности соображать. Вспышка неистового счастья прострелила ее стремительней пули, и Лиза вдруг ощутила себя брошенной, потерянной, страшно одинокой, когда Петрусь отстранился.

Ошарашенно уставилась в мрачные черные глаза:

— Зачем… зачем ты это сделал?

— Чтобы доказать тебе, что ты не внушаешь мне отвращения. — Петрусь хлопнул ресницами и спросил неуверенно: — Доказал?

— Доказал… — Лиза с трудом сдерживала улыбку.

Они снова прижались к стене — стрельба не утихала. Вдобавок неподалеку забахали зенитки, выйти из подворотни было невозможно. Просто совершенно невозможно! И Лиза с готовностью приоткрыла губы, когда лицо Петруся приблизилось к ее лицу, но вдруг что-то особенно страшно громыхнуло над площадью. Петрусь рванулся к краю стены, выглянул, воскликнул:

— Сбили! Его сбили!

Лиза подскочила к нему и увидела, что «мессер» падает, оставляя за собой хвост черного пламени. Вот канул куда-то за дома, ближе к реке, там вспыхнул взрыв.

— Куда он упал? — прошептала Лиза. — На дома? Неужели на дома?

— Куда же еще, — тяжело вздохнул Петрусь. — Там слободка, домишко на домишке. Вот, загорелось уже!

В том месте, куда упал «мессер», поднялись новые клубы дыма.

— Он спрыгнул! — воскликнул Петрусь. — Смотри!

Белый купол парашюта качался в небе, опускался плавно и красиво, так страшно-красиво… Нельзя было поверить, что мирно плывущая в воздухе фигура только что хладнокровно расстреливала людей, не делая никакого различия между врагами и теми, кого он хотел защищать.

— Зачем он спрыгнул? — с ужасом проговорила Лиза. — Его же убьют! Его убьют фашисты!

Петрусь с болью оглянулся на нее:

— Ты послушай… Ты только послушай…

— Пусть он только спустится, мы его на куски разорвем! — донесся до Лизы безумный бабий крик.

И разорвут, поняла она, глядя в окровавленные, залитые слезами лица. Конечно, летчик же только что убивал женщин, убивал их детей.

— Боже мой… — прошептала Лиза потрясенно, — боже мой, что же будет? Зачем он прыгнул? Его ведь растерзают! Уж лучше пусть к фашистам попадет!

А Петрусь повернул к ней побледневшее лицо:

— Его будут пытать в гестапо, он не выдержит и…

Он вдруг бросился вперед. Выскочил на площадь, приложил к плечу винтовку, прицелился, выстрелил в парашютиста раз, другой, третий.

Потрепанный «Опель» с визгом затормозил возле него, из автомобиля выскочили несколько солдат, схватили Петруся, вышибли винтовку, завернули руки за спину.

— Сволочь! Русская свинья! Болван! — разразился ругательствами высокий статный офицер с рукой на перевязи. — Если ты попал в него, будешь повешен! Этот красный позавчера убивал людей на берегу, теперь прилетел сюда. Я раньше времени выписался из госпиталя, только чтобы возглавить поиски летчика. У меня к нему свой счет! И вот он попался, Бог отдал его в мои руки. Он должен быть казнен публично! А ты хотел помочь врагу ускользнуть!

Чеканное красивое лицо с яркими голубыми глазами болезненно побледнело, офицер покачнулся. Но тут же к нему подскочил невысокий худой ефрейтор, подхватил его под руку:

— Герр гауптман, сядьте в автомобиль, прошу вас. Вы разбередите свою рану. Эх, рано вы вышли из госпиталя!

— Арестуйте этого идиота, — буркнул гауптман устало, кивнув на Петруся. — Глаз с него не спускать!

И тут Лиза узнала эти яркие глаза, эту чеканную надменную физиономию.

Раздумывать было некогда. Она вылетела из подворотни и бросилась к офицеру:

— Господин фон Шубенбах! Как я счастлива видеть вас живым и здоровым! Я так беспокоилась о вас!

Порыв ее был столь неудержим, что охрана не успела спохватиться, а Лиза уже повисла на шее гауптмана, чуть не сбив с ног и его, и поддерживавшего его ефрейтора. Он отпрянул было, и тут же на лице его выразилось превеликое изумление:

— Это вы, фрейлейн? Что за чудо! Я тоже счастлив видеть вас. Я беспокоился, не убило ли вас тогда, на берегу, но Вернер сказал, что, благодарение Богу, вы живы. Примите мою вечную благодарность, фрейлейн, вы спасли мне жизнь. А я даже не знаю вашего имени…