Портфель капитана Румба (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 55

— Это на первый взгляд. А когда снимаешь очки, на переносице белая полоска. И видно, что нос все же потемневший от солнца.

— В самом деле? — обрадовался Карасик. Приспустил очки, потер переносицу. Затем вернул очки на место. Генчик сразу вспомнил Зою Ипполитовну: она делала это тем же движением.

Вспомнились и все недавние события: авария с мотором, плавание под парусом, рассказ о детстве капитана Сундуккера. И капитанская коллекция, и пистолет… И фотография мальчика Тимы, Ревчика…

И Генчик вдруг подумал, что Федя, пожалуй, похож на Ревчика. Если не лицом, то характером. Только едва ли Карасик станет летчиком, с очками в авиацию не берут.

Генчику стало жаль Карасика и захотелось сделать для него что-нибудь хорошее. Может, рассказать про капитана

Сундуккера и его удивительные вещи? Нет, наверно, нельзя так сразу. Надо сперва спросить у Зои Ипполитовны.

— Карасик… Федь, знаешь что! Если хочешь, пойдем завтра купаться снова!

— Пойдем, конечно!

— Только надо придумать, чтобы очки у тебя больше не слетали.

— Я привяжу к дужкам предохранитель. Вот такой… — Карасик чуть не по локоть запустил руку в просторный карман и вытащил моток белой тонкой резины. — Я это купил, когда хотел самолетную модель строить. А потом расхотел…

Оторвали резиновую ленточку, привязали к очкам. Примерили.

— Теперь не свалятся, — одобрил Генчик. — Федь, а можно я себе немного резины возьму? Для одного дела…

— Да бери хоть всю!

Всю резину Генчик не взял, отхватил около метра. У него появилась одна очень удачная мысль. С прицелом на завтра… И по дороге к дому Генчик от удовольствия мурлыкал песню про ковбойшу и ковбоя.

Мама оказалась уже дома. Сердитая. Потому что к стоматологу не попала: тот работал с утра до обеда. А завтра будет с обеда до вечера, так что ждать еще сутки…

— А тебя где носило? Купался небось? Не отпирайся, я вижу!

— Я же не один, а с надежным человеком. С таким серьезным, в очках… — Генчик не удержался, хихикнул. — Он их утопил, а я нашел на дне…

— И это надежный человек? Кто его родители? Я попрошу, чтобы всыпали ему как следует. А тебе всыплю сама…

Генчик сказал рассудительно:

— Мама, зачем тебе чужие страдания? Ведь у самой зуб болит.

— Не болит! Я зашла к одной знакомой, к экстрасенсу. Она его заговорила до завтра… Так что не рассчитывай на снисхождение.

— Мам… Я больше не буду. — Генчик спрятал хихиканье внутри себя. Вышло вполне серьезно. Мама очень удивилась.

Никогда раньше сын таких слов не говорил, считал ниже своего достоинства.

— Что ты не будешь, нечистая сила?

— Купаться с человеком, который теряет очки! — Генчик, помня про резинку, пообещал это со всей честностью.

Мама сказала, что когда-нибудь она все-таки возьмется за Генчика всерьез. И пошла на кухню. Он — следом.

— Ну, чего ты такая… недовольная жизнью? Ведь зуб-то уже не болит!

— А вдруг заболит раньше, чем к врачу попаду? Этого и боюсь… А еще за Елену переживаю. Как она там?

— Ох, я забыл! — И Генчик торопливо сцепил пальцы замочком. — Да ты, мам, не бойся. Она уже, наверно, «Мисс Кнопперинг»…

— Кто-кто?

— Ой, то есть «Мисс Утятино»!.. Хотя нет, рано еще. Там небось эта волынка до самого вечера…

Но вот наступил и «самый вечер». Давно уже пришел с работы отец (хмурый из-за всяких неприятностей в мастерских). Поужинали. Посмотрели двухсерийное кино «Большое приключение Зорро». А Прекрасная Елена не объявлялась. Мама была как на иголках. Наконец не выдержала:

— До утра у них там, что ли, этот конкурс!

— Наверно, обмывает свою корону на праздничном банкете, — язвительно заметил Генчик. Но на душе у него тоже кошки скребли.

Отец повозился на скрипучем стуле.

— Пускай только придет. Не захочет больше никаких корон…

— Ты забыл, что ей почти двадцать лет, — печально сообщила мама.

— Она сама забудет, когда получит ремня…

Генчик хихикнул, но кошки заскребли сильнее.

А потом уже не кошки, а прямо тигры зацарапали — когда стрелки перевалили за одиннадцать. Генчик решительно закусил губу и двинулся к выходу.

— А ты куда?!

— Ну, «куда-куда»… Сейчас вернусь.

На улице было душно и сумрачно. Вообще-то июньские ночи светлые, в половине одиннадцатого только-только прячется солнце. Но сегодня, будто для пущего напряжения нервов, скопились черные облака. В отдалении погромыхивало, навалились густые сумерки. Лишь на северо-западе тускло светилась над крышами, под кромкой туч, закатная щель.

Дом культуры был не близко, на другом краю Утятина. Но Генчик помчался со скоростью мотоцикла и оказался там через десять минут. Только зря. Еще издалека он увидел, что в окнах всех этажей темно.

Свет был заметен лишь за дверью главного входа. Запа-ленно дыша, Генчик подошел. На цыпочках. Потянул на себя тяжелую дверь — без надежды на успех. Надо же, открыто! Генчик шагнул в зябкий мраморный вестибюль.

У стола с желтой лампой грелась чайком грузная тетка.

— Это что за птаха залетная? — спросила она из-за кружки. — Чего тебе не спится?

— А конкурс… который «Мисс Утятино»… он давно закончился?

— Здрасте пожалуйста! Да уж три часа с той поры прошло! А тебе что за интерес?

— Сестра пропала, — честно сказал Генчик. — Днем ушла сюда и до сих пор нету. Родители извелись…

— Гуляет где-то. Дело молодое. Участница сестра-то?

— Да нет, просто зрительница, — соврал на этот раз Генчик. — Пойду я…

— Иди. Да не переживай шибко-то…

У порога Генчик не выдержал, оглянулся:

— А вы не знаете, кто первое место занял?

— Как не знать! Вот список у меня, для сведения. Потому что целый вечер звонят, спрашивают: кто у вас нынче эта «мисс»?

— Не Бубенцова случайно?

— Вовсе даже нет. Наденька Ерохина… А Бубенцова… Постой-ка… у нее шестое место. Вот так. Она тебе кто?

— Знакомая, — буркнул Генчик. И спохватился, что все еще держит пальцы замочком.

Вахтерша, видать, что-то поняла. Вздохнула.

— Хочешь леденчик? Апельсиновый…

— Не хочу, — горько сказал Генчик. До конфеток ли человеку, когда родная сестра пропала. Пропала во всех отношениях.

Обратно Генчик не бежал. Шагал, весь опутанный тревожными мыслями. И самое страшное подозрение обожгло его на полпути: а что, если Елена пошла к озеру и утопилась? Она же вон как мечтала о почетном титуле, и вдруг такой удар!

Генчик остановился — будто сандалии приклеились к асфальту. А кругом было совсем темно — ни одного фонаря. Гром накатывал все ближе, вспыхивали зарницы. Именно при такой погоде кинулась в Волгу молодая женщина Катерина из пьесы «Гроза». Лена рассказывала про это дело Генчику, когда готовилась к экзамену по литературе. Генчик тогда сказал: «Ну и дура». А Ленка возразила со вздохом: «От большого горя чего не сделаешь…»

А вдруг правда?

Что делать-то?

Вдали горело неяркое окошко — в кривой будке телефо-на-автомата. Позвонить! Генчик помнил номер Ленкиной подруги Анжелы. Может, Прекрасная Елена сидит у нее, заливает беду слезами?

Генчик, будто камень из рогатки, метнулся вперед. Сандалия зацепилась за росший в щели асфальта лопух. Генчик грянулся вперед носом и на животе ехал по бугристому тротуару до самой будки. Искры из глаз — как фейерверк на карнавале. И среди них — тоже как искра — мысль, что теперь можно будет пользоваться бинтами без всякого лукавства.

У будки Генчик приподнялся и сел. Со стонами. И вдруг заверещал. С отчаянного перепуга. Из бурьяна рядом с будкой высунул голову черт. Рогатый, бородатый!

— Ма-ма-а!!

Черт блеющим голосом сказал:

— Им-ме-ей соображение. Какая же я мама…

— Тьфу ты! Козимода!.. Шастаешь ночью, людей пугаешь…

— Ты, м-ме-ежду прочим, тоже шастаешь…

Генчик с кряхтеньем встал. В локтях и коленках — будто по вколоченному гвоздю. И живот горел от царапин.

— Я сестру ищу. Елену. Домой не вернулась… Слушай, а ты ее не видела?!