Звезды под дождем (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 102

Максим заявил, что не пора. Но Лидия Сергеевна объяснила, что Журка устал и хочет спать.

— А я буду с Жухкой?

— Нет, он будет здесь, а ты с нами.

— И Федот…

— Что Федот?

— С нами.

— Еще новости!

— Я хочу с Федотом.

— В таком случае оба будете спать под кроватью.

— Пхавда?! — возликовал Максим. И очень огорчился, когда узнал, что это шутка. Несколько минут сидел надутый, потом потребовал: — Пускай папа хаскажет сказку. Мне и Жухке.

— Что ты, мне не надо, — торопливым шепотом сказал Журка.

— Тогда песенку. Пхо кохаблик…

— Ну иди, ложись, — покладисто отозвался Валерий Михайлович. — Тогда будет песенка.

— Мы вместе…

— Хорошо, вместе.

Максимка ушел от Журки, а через минуту Журка услышал из своего угла за шкафом:

— Папа, я лег. Давай…

— Давай…

И началась песенка. Густой негромкий голос Валерия Михайловича и картавый, тонкий, как дрожащая проволочка, голосок Максимки:

Если вдруг покажется

Пыльною и плоской,

Злой и надоевшей

Вся земля,

Вспомни, что за дальней

Синею полоской

Ветер треплет старые

Марселя…

Мелодия была незнакомая. Слова тоже. Но что-то знакомое в них было. Что-то от дедушкиных книг и картины «Путь в неведомое».

Над морскими картами

Капитаны с трубками

Дым пускали кольцами,

Споря до утра.

А наутро плотники

Топорами стукнули —

Там у моря синего

Рос корабль.

Крутобокий, маленький

Вырастал на стапеле

И спустился на воду

Он в урочный час,

А потом на мачтах мы

Паруса поставили,

И, как сердце, дрогнул

Наш компас…

Под лучами ясными,

Под крутыми тучами,

Положив на планшир

Тонкие клинки,

Мы летим под парусом

С рыбами летучими,

С чайками, с дельфинами

Наперегонки…

Хорошая была песенка. Веселая и такая… по-морскому деловитая. Хотя чувствовалась в ней какая-то грусть и непрочность. Может быть, от Максимкиного дрожащего голоска?

… У крыльца, у лавочки

Мир пустой и маленький,

У крыльца, у лавочки

Куры да трава.

А взойди на палубу,

Поднимись до салинга —

И увидишь дальние

Острова…

Они замолчали, отец и сын, и несколько секунд была хорошая тишина. А потом Валерий Михайлович воскликнул:

— Эй! Ты куда? А уговор?

— Я на кхошечную минуточку…

Максимка прибежал к Журке и опять забрался на кровать. Спросил таинственным шепотом:

— Ты у нас всегда будешь? Ты будешь мой бхат?

Это был серьезный вопрос, Максимка смотрел внимательно и требовательно. И Журка сказал тоже серьезно. И тоже шепотом:

— Если хочешь, я могу как брат. Но всегда быть у вас не могу. У меня ведь тоже есть мама.

— А она где?

— В больнице пока…

— А папа?

Журка отвел глаза.

— Он уехал… В далекую командировку.

Лидия Сергеевна заглянула за шкаф. Решительно ухватила Максимку за бока и унесла. Журка услышал, как он сказал:

— Ну вот, пехебила хазговох…

— Завтра доразговариваешь. Спи.

И она вернулась к Журке. Присела на дощатый бортик:

— Ты уж не сердись на Максима за его липучесть. Он такой привязчивый. Тебя все время вспоминает и самолет, который ты ему сделал, не дает разбирать. И сегодня так обрадовался…

— Он хороший, — улыбнулся Журка. — Мне бы такого братишку… Он пел так здорово. Лидия Сергеевна, а что это за песенка была?

— Ее сочинил наш знакомый. Товарищ Валерия. Он работает оператором на телестудии, а вообще-то он моряк по призванию… Как это называется, когда человек с парусами возится?

— Яхтсмен?

— Вот-вот… Он с ребятами корабль построил. Небольшой, но совсем настоящий, они на нем в походы ходят. Называется «Капитан Грант». Если хочешь, Валерий тебя познакомит… Ты ведь, по-моему, тоже в моряки собираешься?

— Нет, — сказал Журка и помолчал. — Не в моряки…

— А куда? Секрет?

— Да нет… Для вас не секрет, — вздохнул Журка. — Только про это трудно говорить… Я боюсь, что не получится.

— А что, очень трудная профессия?

— Я еще сам не знаю… Может, такой профессии даже нет… Я хочу, чтобы на свете была такая громадная машина, кибернетическая. Не как нынешние, а гораздо сложнее. Надо так придумать, чтобы она все могла предвидеть…

— Что предвидеть, Журка?

Он мялся, не зная, как объяснить. Сказал неловко:

— Ну, случайности всякие. От которых несчастья. Чтобы их никогда не было у людей…

— Совсем?

Журка кивнул и насупился от смущения. Лидия Сергеевна сказала:

— Значит, это будет машина счастья? Такую машину, Журка, многие пытались придумать. Но, говорят, это невозможно, как вечный двигатель. Видимо, совсем без несчастий не проживешь.

Журка досадливо мотнул головой:

— Я, значит, не так объяснил… Конечно, от всех несчастий никакая машина не спасет. Но… вот если человек идет в опасный поход, в горы, он знает, что может сорваться. И все знают. И он срывается. Это плохо, это горе, но… это как-то… ну, не знаю, как сказать. В общем, тут нет такой несправедливости. Человек же заранее знал, что рискует… А если вдруг случайная горка из песка на асфальте — и сразу гибнут три человека… Как молния ударила… Или вот мама два года назад запнулась на улице за проволоку, упала, и теперь… все по больницам.

Воспоминание о маме кольнуло его неожиданно и сильно. Журка прижался щекой к подушке и стал смотреть в стенку. Не хотел он показывать мокрые глаза, сегодня и так хватало слез. Но стало опять тоскливо: мама в больнице, он здесь, все пошло в жизни наперекосяк…

Журка почувствовал, как Лидия Сергеевна тихо наклонилась над ним:

— Не грусти. И мама скоро вернется, и будут у тебя радости… А машину ты задумал хорошую. Но, наверно, это не машина счастья, а, скорее, машина справедливости…

— Может быть, — пробормотал Журка. В словах «машина справедливости» была какая-то неправильность. Это человек может быть справедливым, а машина… Видимо, Лидия Сергеевна сказала так просто, чтобы отвлечь его от грустных мыслей.

… А как от них отвлечешься? Уже в темноте, когда все заснули, Журка лежал и все думал, думал о том, что случилось. Иногда снова хотелось плакать, но он боялся разбудить Максимку и его родителей. У них и так вон сколько хлопот: квартира однокомнатная, а тут жилец свалился на голову.