Оранжевый портрет с крапинками (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 72

— Кто вы такой?

— Я… матрос первого класса Вова Свистогонов. А вы… капитан «Лючии» Сан Саныч Каблуков?

— Я капитан Степан Данилович Ставридкин. И это не «Лючия», а «Кречет».

— А… как же… — Вова Свистогонов раскинул руки, раздвинул ноги и стал похож на обиженный судьбой циркуль.

— Как я понимаю, вы в темноте ухитрились перепутать яхты и отправились в плавание не на той, на которую поступили, — холодно подвел итог капитан. — Это не прибавит плюсов к вашему послужному списку, матрос Вова Свистогонов. Вам придется сойти на берег в первом же порту… Старпом, занесите это происшествие в корабельный журнал.

Собравшийся экипаж «Кречета» откровенно веселился. Дядюшка Юферс кивал, поглаживая круглый живот:

— Все на свете повторяется. Похожую историю описал еще давным-давно Жюль Верн. Про рассеянного географа Паганеля, по ошибке попавшего на «Дункан».

— Боюсь, что нашему гостю до конца дней придется носить прозвище Паганель, — заявил Жора Сидоропуло. — Клянусь дедушкой, эта история станет известна всему побережью…

Рассеянный бедняга заломил руки.

— Я готов! Пусть Паганель! Только не ссаживайте на берег! Куда я теперь денусь? Возьмите в команду!

Капитан посмотрел на Жору:

— Старпом, вы говорили, что нам не помешал бы еще один матрос…

— Вы сказали «матрос», капитан? Если вы спросите меня, то я скажу, это не матрос, а недоразумение. Клянусь памятью дедушки…

— Я буду стараться! — заломил руки Паганель.

— Хорошо. Но только на полставки, — смилостивился Жора.

— Я готов! Я буду!..

Жора снисходительно сказал:

— Дядюшка Юферс, возьмите матроса Паганеля на камбуз, и пусть он перемоет и вычистит вам всю посуду…

Паганель с готовностью встал навытяжку. Но дядюшка Юферс заворчал:

— Еще чего. Не надо мне на камбузе посторонних. Я привык со своими делами управляться сам…

— Пусть он поможет мне разобраться с запасным такелажем… — вмешался Охохито. — Как хорошо, что я нечаянно не нажал курок. Пистолет этой системы, мастера Родриго Гарсии Ментозы, одна тысяча шестьсот шестьдесят четвертого года, даже в дубовом баркасе делает пробоину размером с медузу породы голубая гортензия. А вот если взять из моей коллекции другой пистолет, француза Шарля Этьена Бомбадура, тыща семьсот первый год, так он…

Капитан Ставридкин возвел глаза к зениту: «Что за экипаж мне попался!»

— Все по местам! Дел невпроворот!.. Макарони, тысячу морских ведьм тебе за шиворот! Не приводись все время! Стаксель у тебя полощет, как полковое знамя!..

— Есть, капитан… Не надо про ведьм, капитан… — Макарони аккуратненько поплевал через плечо и три раза стукнул согнутым пальцем по деревянному нактоузу.

Дядюшка Юферс на камбузе готовил для приятеля-гнома чай.

Гоша, уютно устроившись между плитой и переборкой, просил:

— Только без сахара, дорогой Юферс. Чтобы сплошная соленая вода.

— Да помню, помню я твои привычки. Еще по временам «Долбленой тыквы»…

— Ах, какая была таверна… — покивал Гоша. — Самая… это… знаменитая на всем побережье. Дом родной для моряков…

— Все еще мечтаю на старости лет: вот скоплю деньжат да выкуплю обратно. Да только где уж…

— Я вот тоже думаю про такое… это самое… Наскрести капиталец да купить какую ни на есть деревянную посудинку с одной-двумя мачтами, чтобы поставить у тихого причала и доживать там век. Соленый чаек попивать, над поэмой работать потихоньку…

— Оно бы хорошо. Да где уж там. В наше время чудес не бывает, милый Гоша…

— Конечно… только… это самое… я что хочу сказать… — У Гоши сделалось таинственное лицо. — Такое тут это… дело… Может, нам, Юферс, на старости лет это… еще повезет…

— Гоша, ты о чем? — осторожно спросил дядюшка Юферс. Что-то почуял…

Гоша поманил приятеля поближе, тот нагнулся. Гоша, щекоча пухлую щеку старого боцмана, что-то зашептал ему.

— Не может быть… — выговорил дядюшка Юферс, когда шепот кончился.

— Как… это самое… не может, если документ? Главное, разобраться и разыскать. Хватило бы на всех… Я потому и с ребятишками напросился. Сказано, что это… если такие, как они, будут рядышком, то это самое… придет удача…

— Вот оно что… А мальчикам-то сказал?

— Ох… нет. Боюсь, они подумают, будто я это… из корысти с ними дружбу завел… А я ведь с ними и без того. Еще до этого… Владик, он вообще… это самое… отрада души… Когда я с ним, то не надо никакого этого… сокровища…

— Оно понятно, — согласился дядюшка Юферс. — Ну а если найдем, не помешает…

— Я это… то самое и говорю…

Максим и Владик (в оранжевых спасательных жилетиках), расположившись с Жорой на крыше рубки, постигали азы мореходного искусства, передвигая лежащие перед ними огурцы.

— Значит, повторяем… — Жора шевельнул на крышке люка большой огурец. — Если ветер так, как сейчас, слева и спереди, это что?

— Бейдевинд левого галса! — отчеканил Максим.

— А если судно пойдет носом влево, вот так… — Жора со значением стал поворачивать огурец, носом к ветру… это оно что делает?

— Приводится! — опять поспешил Максим. Владик незаметно зевнул.

— А если оно линию ветра по инерции носом перешло… значит, что оно сделало?

Максим на секунду замешкался с ответом, и Владик рассеянно сказал:

— Поворот оверштаг оно сделало, — и вскинул к небу лицо. — Дядя Жора, можно я верхушку мачты с чайками сниму? Их так здорово солнце высвечивает…

— Подожди с чайками. Лучше скажи: сейчас какой у нас бейдевинд? Крутой или полный?

— Ну конечно, крутой, раз у Макарони все время стаксель заполаскивает. Давайте выберем стаксель-шкот потуже…

Максим озадаченно моргал, видя у Владика такие морские познания, которыми тот совсем не гордился.

— Клянусь дедушкой, в самом деле… Охохито, Паганель! Выберите стаксель втугую, сами не видите, что ли? А то придется закладывать лишний галс…

Матросы засуетились. Владик проворно щелкнул «Зенитом», снял их работу. Потом глянул вдаль, сдвинув на лоб очки.

— Дядя Жора, там что-то блестит!.. Плывет.

— Прямо по курсу?

— Да нет, на два румба правее! Пусть Макарони ува-лится, а?

— Макарони, два румба вправо! Держи на блестящий предмет!..

Макарони слегка переложил штурвал, «Кречет» плавно увалился под ветер. Жора сбегал в кубрик и вернулся с сачком, привязанным к полосатому фут-штоку. Максим уже стоял рядом с рулевым и, сам того не замечая, повторял все его движения, словно держал второй штурвал. Владик на носу яхты показывал Андрюшке плавучий предмет:

— Видишь, блестит? Сейчас разглядим получше… Ой, да это бутылка…

Макарони был хороший рулевой. Он повел «Кречет» так, что прыгающая по гребешкам бутылка заскользила вдоль борта. Жора подцепил ее сачком.

Конечно, находка собрала вокруг себя весь экипаж.

— Опять Жюль Верн начинается, — покачал головой дядюшка Юферс.

— Хватит нам Жюля Верна, — досадливо сообщил капитан. — Если это письмо капитана Гранта, менять курс я все равно не буду. Заказчик не поймет…

— Лучше выбросьте сразу, — посоветовал от штурвала Макарони. — От таких находок одни неприятности.

— Не надо! Давайте посмотрим, что там! — подскочил Владик.

— Бумага какая-то. Клянусь дедушкой, так не вытащить, придется разбить, — сказал Жора.

Паганель протянул свои очень длинные, ломкие в суставах руки.

— Позвольте мне…

Ему позволили. Он неуловимыми движениями фокусника повертел бутылку, тряхнул ее и плавно извлек из горлышка свернутую в трубку бумагу. Все сдвинули над ней головы (а Макарони издалека вытянул шею).

— Тьфу! — вознегодовал Максим.

На мятом листке чернели крупные корявые буквы:

ИЗ ЭТОЙ БУТЫЛКИ ПИЛ ВАСЯ.

— Клянусь памятью дедушки, этому Васе надо оторвать… — Жора посмотрел на ребят, — все руки-ноги…

— Мучачо, — сказал Владику Охохито и вынул пистолет. — Брось повыше эту паршивую склянку вон там с борта, под ветром.

Владик охотно схватил «склянку» и прыгнул к борту. Подбросил бутылку как можно выше и весело зажал уши. Достигнув верхней точки полета, бутылка разлетелась на брызги от оглушительного выстрела.