Бабочка на штанге (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 105

«Что было — то было, а теперь прошло», — сказал себе Марко словами старой песенки. — К тому же, там есть мальчик в зелёном берете…»

С этой мыслью Марко заснул.

Женька на цыпочках уволокла компьютер к себе. Марко не проснулся…

Директор Гнездо сдержал слово. Он подарил Иванко Месяцу могучую рогатку, а Марко Солончуку тёмную от ржавчины рапиру с шишечкой на конце. Марко почистил клинок и повесил оружие над топчаном с постелью. А что ещё с этой штукой делать? Второй рапиры не было, ни с кем не пофехтуешь. Да и никогда не увлекался Марко мушкетёрскими приключениями. Другое дело — тайны пришельцев и парусные плавания. Слон обещал снова взять его (и, конечно, Икиру), на парусную шлюпку, когда пойдёт в лиманы…

Икира несколько дней ходил с рогаткой, засунутой под резиновый поясок на шортиках. Она была такая большая, что конец рукоятки торчал внизу из коротенькой штанины. Икира иногда доставал рогатку и лупил сухими глиняными шариками по какой-нибудь подходящей цели: по блестевшей среди бурьяна жестянке, по шляпе пугала на огороде, по застрявшему в развилке ясеня мячику (тот радостно выскакивал), по взлетевшей над головами чьей-нибудь бейсболке. И всегда попадал! Бывало, что просили пострелять другие ребята. Икира давал, но со словами:

— Только не по живому!

Его всегда одинаково успокаивали:

— Икира, да ты что!..

Однажды захотел стрельнуть Кранец…

Если человек неудачник, то неудачник он во всем.

Дело было на дворе у Топки.

Кранцу вздумалось разбить пол-литровую треснувшую банку, которая стояла на выступе каменного забора, невысоко от земли. Ну, казалось бы, младенец не промахнётся. Кранец-Померанец промахнулся. Да ещё как! Глиняная пуля врезалась в набитый мешок, лежавший в метре от цели, раздался стеклянный звон. Кранец сел на землю, ладонями прижал заполыхавшие уши-лоскутья и стал безнадёжно смотреть в пространство…

Дело в том, что в мешке были собранные им же, Кранцем-Померанцем, банки, которые он собирался отнести бабке Лександре для примирения. Целых двенадцать посудин разного размера.

Один-единственный шарик ухитрился сквозь мешковину раздолбать четыре банки, в том числе и самую большую, трёхлитровую.

— Нельзя давать гамадрилам огнестрельное оружие, — холодно сказала Славка. — Это опасно для окружающих.

Кранец даже не возразил, что рогатка — не огнестрельная. Горе его было неподдельно. Поэтому никто больше не сказал Кранцу укоризненных и насмешливых слов, наоборот, утешили, как могли. Топка принёс из кладовки другую трёхлитровую банку.

— А макитра наконец высохла? — придирчиво спросила Славка.

Лак на макитре высох. Бока громадной посудины отбрасывали солнечные зайчики и поражали воображение радужными рисунками: там были неземные цветы и земные подсолнухи, разноцветные петухи и невиданные звери. Расписную посудину и мешок с банками понесли толпой бабке Лександре. Та, увидев небывалую красоту, расцвела, как самый пышный подсолнух на макитре. Долго охала и приседала перед сокровищем. Банкам тоже порадовалась, худого вспоминать не стала, угостила всех пряниками, которые только что испекла в летней духовке. Пряники были мягкие, замечательно пахли ванилью, и гости умяли их в немалом количестве. Бабка не огорчилась. Позвала всех поглядеть на тёлочку-малышку по имени Земфира (в честь известной киногероини).

Рыжая Земфира оказалась очень симпатичной. Ей гладили бока, чесали уши, круглая Галка даже поцеловала её в белую звёздочку на лбу.

Когда вышли на улицу, приободрившийся Кранец предложил:

— Пошли до Кривой бухты, искупнёмся…

Кривая бухта располагалась не близко. Обычно туда ездили на велосипедах. Не у каждого они имелись, но хозяева великов сажали «безлошадных» приятелей на багажники. Для купания были места и поближе, но все они просматривались с крейсера, а кому охота плавать и нырять под прицелом «кукурузников»! Можно было уходить на другой берег косы, к лиману, только зелёная вода там — слишком тёплая и мутная… Вот потому и предпочитали Кривую бухту, её высокие берега заслоняли купальщиков от дальномеров «Полковника Думы».

Сейчас бежать за велосипедами не хотелось. Чего доброго услышишь дома: «Куда опять навострился? А кто будет помогать в огороде!» Зашагали пешком. Времени-то навалом — каникулы…

Поплавали от берега до берега, поныряли с камней, пожарились на солнце. Оголодали. Побрели обратно. Кто куда.

Топка и Пиксель сказали, что займутся «пластилиновыми делами». Матвейка Кудряш пошёл им помогать. Марко с Икирой решили побывать у Пека.

Пек несколько дней назад поставил на снимок Прыгалки лицо. То, которое выбрал Марко. Получилось «очень даже ничего». А, в общем-то, лицо здесь не было главной деталью. Пек наполовину прикрыл его летучими волосами, это придавало девочке лёгкость и даже загадочность. А главное — в движении. В «динамике и пластике», как по-научному изъяснился Пек.

А теперь оказалось, что через спутниковую сеть Пек получил снимки от друзей. На них Прыгалка была «во всех ракурсах» — и спереди, и с боков, и со спины.

— Почти такая же, как у тебя! — удивился Марко.

— Да. Только про скакалку они не догадались.

— Все равно скакалка… она тут как будто есть, — заметил Икира.

— И сделано всё не в пример профессиональнее, чем у меня, — сказал Пек, меня кадр за кадром. — Постарались ребята. А?

— Да… — помедлив, кивнул Марко.

Пек внимательно посмотрел на него.

— Чую в тебе… некоторое сомнение. Не так ли?

— Нет, не так… только…

— Что?

Марко переглянулся с Икирой. Тот смотрел понимающе.

— Пек, снимки очень хорошие. И по ним, наверно, можно будет сделать статуэтки без этих… без изъянов… Только…

— Что?

— Только они будут… просто статуэтки. А та Прыгалка, глиняная, она… будто живая… Икира, правда?

— Правда, — кивнул Икира. — Я так же думал, только не знал, как сказать.

— Постараюсь обобщить ваши мысли, коллеги, — заявил доцент и референт Кротов-Забуданский, почёсывая небритый подбородок. — Вы хотите убедить меня, что самая талантливая реконструкция не заменит подлинник. А я и не спорю, вы правы. В оригинал автор вкладывает живую душу, а копия всегда остаётся копией… Тонкие натуры это чувствуют. А вы ведь тонкие натуры, не так ли?

— Никогда не поймёшь, зубоскалишь ты или всерьёз, — насупился Марко.

— Пек всерьёз, — сказал Икира.

— Да, я всерьёз… Но я не знаю, где решение вопроса…

— А не надо решения! Пусть будет всё, как есть! — Марко не стал скрывать свои тайные мысли. — Будут копии, и будет настоящая Прыгалка! Пускай такая, как нашлась… А потом учёные, может быть, придумают способ…

— Какой? — очень серьёзно спросил Пек.

— Ну, помнишь, мы говорили про память вещества. Как оно стремится сохранять формы предмета. Может быть, люди научатся пробуждать эту память… И восстанавливать…

— А! Мы говорили о руках Венеры Милосской…

— Да. Только для неё хотели сделать искусственные руки, а здесь — чтобы настоящее. Называется «регенерация»…

— Ну да! — оживился Пек (вроде бы опять слегка насмешливо). — Делают прибор в виде этакого волшебного ларца. Кладут в неё Прыгалку. Нажимают кнопки, запускают программу… Через пять минут откидывают крышку и достают целёхонькую девочку. Да?

— Да! — сказал Марко с вызовом. — А что такого?

Вообще-то он думал о другом способе. Что неплохо бы научиться пробуждать в ладонях тёплые струны с волшебными свойствами. Возьмёшь в руки фигурку с отбитым плечом, подержишь, согреешь, и плечо — вот оно… Спрячешь в кулаке ножку с отбитой ступней, зажмуришься, вздохнёшь, и ножка — целёхонька…

О таком способе Марко сказать не посмел. Но ларец — тоже неплохо.

— Да! А что такого? Может быть, люди сумеют… когда-нибудь…

Нет, насмешки у Пека не было. Он отозвался вполне серьёзно:

— Да. Может быть… Но мне кажется, что ты думаешь гораздо дальше…

— Что… дальше? — почти испугался Марко.

Пек чуть улыбнулся: