Бабочка на штанге (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 49

Рина объяснила всем нам сразу:

— Это по-немецки значит «кукольный дом». Один здешний мальчик придумал такое название. Он знает язык, у него бабушка из поволжских немцев…

— А почему «кукольный»? — спросил Чибис.

— Ну… мы хотим там устроить что-то вроде клуба. С кукольным театром…

— Веселое название. Как из сказки, — одобрил Чибис.

Рина быстро взглянула на меня: «Помнишь»?

— Театр, как в «Андромеде»? — сразу сказал я. — «Дедка за репку»?

— Ну… да. Только чтобы все, как в настоящем театре: крыша, сцена…

Я осторожно спросил:

— Рин, ты, значит, по-прежнему умеешь вот так… — Я повел в воздухе ладонями, будто командовал бумажными куклами.

— Ой, да у нас это многие умеют! Некоторые даже большими куклами командуют, из деревяшек и тростника…

Меня потянуло за язык.

— И, наверно, лучше всех тот, кто примагничивает утюги?

Рина не учуяла моей слабенькой ревнивой подначки.

— Нет, он-то вот и не умеет. Он только с железом хорошо обращается. Этот велосипед как раз он и отыскал три года назад. Мы гуляли в поле, а Костик вдруг замер и говорит: «Подождите»… И вытянул руки, будто навстречу кому-то. И мы смотрим: по траве едет к нам трехколесный малыш… Мы тогда сразу же придумали, что будет такой памятник. Пень раньше просто так торчал на площади, а тут пригодился…

— Здорово придумали, — сказал Чибис. — Посмотришь, и что-то… даже внутри щекотится.

«Чибис ужасно боится щекотки», — чуть не выпалил я. Но хватило ума сдержаться. К тому же ведь и у меня что-то «щекотало», когда смотрел на велосипедик…

Мы пошли через площадь.

— А зачем здесь везде колёса? — спросил я. Потому что увидел еще одно колесо, оно валялось прямо в одуванчиках.

— Обычай такой, — охотно разъяснила Рина. — В прошлые времена здесь жили мастера, которые строили телеги для обозов. С той поры и осталось много колес. Говорят, что в них добрая сила. Ну, вроде как особая энергия… Но у нас тут не только тележные колеса. Есть такое, что ахнешь! Памятник деревенской старины… Вот перейдем площадь, и увидите.

Но площадь была широкая, мы шли и шли под солнцем (а колокольни Ново-Камышина словно плыли не отставая от нас — неподалеку, но будто в ином пространстве). Здешние ребята шагали с нами, но чуть в сторонке, не мешали разговору. Смирные такие и улыбчивые…

Наконец я решился сказать про главное:

— Рин… я, конечно, свинья. Не позвонил, ни появился ни разу за целый год… Но у меня же не было твоего номера. А как сюда добираться, никто не мог объяснить. Только вот Вермишата сегодня показали дорогу…

— Нет, это я свинья, — решительно заявила Рина. — Я два раза была в городе, хотела отыскать тебя. Даже нашла нашу старшую вожатую, у нее сохранились лагерные списки с адресами. Но в твоей квартире оказались другие люди.

— Да, мы переехали…

— А второй раз хотела зайти в твою школу, но она была закрыта, потому что каникулы…

— Рин, а почему до вас так трудно добираться? Ну, прямо как секретная база какая-то…

— Никакая не секретная. Просто несколько лет назад развелось много охотников скупить здесь участки и понастроить всякие дачи и коттеджи. Богатые бездельники. А у нас тут производство: консервные фабрики, пасеки, молочные фермы… Наши жители заволновались, мэр созвал собрание, и на нем решили: поставить блокаду. Обратились в Эс Эс Гэ…

— Это что такое?

— Союз свободных городов, есть такие. Инск, Реттерберг, Малые Репейники, Ново-Туринск, Овражки… Это те, где самоуправление. Правда, у нас не город, а поселок, но они все же помогли…

— Как помогли? — спросил я и почему-то вспомнив про Яна и лабораторию «Прорва». — Колдовство, что ли, какое-то или особая энергетика?

— Энергетика… И колдовство, наверно, тоже… Но я в этом ничего не понимаю. Понимает только мэр, Валентин Валентиныч, да Совет городов…

Мы с Риной шли рядышком, а Вермишата и Чибис — чуть в сторонке. Говорили о чем-то своем. Видно, не хотели мешать нам…

— Сворачиваем, ребята! — сказала Рина.

Мы оказались в широком переулке с бревенчатыми домами, с деревянными петухами на крышах. Здесь, на потемневших от преклонного возраста воротах, тоже виднелись колеса — большие и маленькие. Но самое главное колесо не поместилось бы ни на каких воротных створках! Если его прислонить к дому, оно оказалось бы ростом от завалинки до трубы!

Черное от старости колесо вертикально держалось на врытых в землю столбах. Его окованная ось уходила под маленькую двускатную крышу. Я догадался, что это навес над колодцем. Сруб колодца был сверху закрыт деревянным щитом, на нем красовался могучий замок (вроде того, что был на будке, где мы прихватили тачку). Вместо спиц в колесе перекрещивались двойные балки. На них виднелась узорчатая резьба. А в обод снаружи были врезаны поперечные рукояти — чтобы вертеть колесо. Видимо, когда-то к оси прикреплялась цепь с бадьей…

— Ух ты… — сказал я (и Чибис, кажется, тоже).

— Памятник старины, — объяснила Рина. — Ему двести лет. Раньше в колодце брали воду, но потом он обмелел, оттого что рядом проложили водопровод. И мэр велел запереть крышку, чтобы никто туда не совался. А то здешний народ такой — сперва лезут на колесо, а потом свешивают головы в колодец… — И она глянула на ребятишек, что шагали сбоку от нас.

«Народ» будто ждал команды. С индейскими криками десяток пацанят и девчонок бросились к ободу, заподскакивали, повисли на рукоятках. А некоторые запрыгнули внутрь обода, закувыркались на спицах-балках. Колесо скрипуче завертелось. А я подошел к срубу, лег животом на теплую дощатую крышку. Рядом с замком чернело квадратное отверстие — размером с почтовую открытку.

Я глянул в эту дыру. В ней было темно, несло из нее холодом и влагой.

Чибис и Рина по бокам от меня стукнули о крышку коленками. Рина сказала:

— Раньше самые отчаянные мальчишки лазали по колодцу вниз, там внутри, в стенках, скобы. Спустятся до воды, черпнут ладошками и пьют. Считалось, что вода прибавляет сил и заживляет ссадины. В общем, живая вода…

— Разве нельзя просто зачерпнуть кружкой и поднять через отдушину? — спросил Чибис.

— Можно. Только считается, что, если спустишься там, волшебство сильнее…

Я сел на доски, раскинув ноги. Мне вниз не хотелось. Здесь, у колодца, было солнечно и весело. Лихой «народ» на колесе шумел все громче, колесо вертелось все быстрее. Подошли Соня и Саньчик. Соня спросила голосом «воспитательши»:

— Рина, ты не боишься, что дети свихнут себе шеи?