Бабочка на штанге (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 99

99

— Я никогда не стреляю по живому, — сумрачно сообщил Икира.

— Я знаю. Потому и подарю. Будешь тренироваться, сшибать созревшие яблоки в саду. Можно в чужом…

— Ладно… А правда, подарите?

— Хихилой буду…

Посмеялись. Марко хотел спросить, правда ли и насчёт рапиры, но вдруг зябко дохнуло на него беспокойство.

— Юрий Юрьевич! А ведь доктор Канторович… Он же тогда на собрании в клубе говорил всё против Империи. Что НЮШ во всём прав и хорошо сделал, что прислал крейсер! Он… никуда не сообщит?

Директор потрепал Марко по плечу.

— Душа моя, доктор Канторович — врач. Настоящий. Такие врачи не занимаются доносительством, они выполняют свои врачебные обязанности… А кроме того, мы учились в одном классе. И у нас была кровка…

КРОВКА

Марко проводил Икиру. Помог ему влезть в открытое окошко. В доме было тихо, значит, его мама не заметила, что ненаглядный сын гуляет среди ночи.

Марко пробрался в свою «хижину». Зажёг лампочку. Мамочки мои, рубашка вся изжёванная и перемазанная на груди кровью. Марко скомкал её и сунул под кровать. Упал на одеяло и провалился во тьму.

…Разбудила его сестрица Евгения. Постучала в стекло открытой створки. Марко проснулся моментально. И сразу всё вспомнил. Тряхнул головой и сел. Пяткой толкнул подальше под топчан перемазанную рубашку.

Женька торчала в окне, как в портретной раме.

— Чего тебе?

— Ты не забыл про диктант?

— Рехнулась, да? Он в десять часов, а сейчас… — Марко глянул на будильник, — восьми нет…

У Женьки-то контрольная начиналась в девять, поэтому сестрица была уже во всей красе — в белом платье с кружевами у шеи. И не в «мини», а в нормальном. Она сказала:

— Мама ушла на рынок и велела тебя разбудить. Иначе ты не поднимешься и к обеду.

«И не поднялся бы. После всего, что было… Фиг с ним, с диктантом, но как там Володя?»

Женька прошлась по брату глазами.

— Папуасское чудовище… Оденься по человечески.

— Зануда какая… — Марко дотянулся до тумбочки, вытащил бирюзовую водолазку с белой полосой у ворота. Вполне парадная одежда. Натянул…

— Довольна? — Лишь бы не спросила о рубашке. Любит соваться, куда не надо.

— Надень длинные штаны…

— Я, по-твоему, ненормальный?

— Посмотри на свои ноги. Будто по колючей проволоке ползал…

— Там и ползал…

— Все будут смотреть и удивляться.

— Пусть… Кто слишком удивится, скажу: ездил в Мексику, гулял среди кактусов…

— Я тебе серьёзно говорю…

— И я серьёзно… У меня в кармане на старых штанах джольчик лежит. Его перед опасным делом нельзя в другое место перекладывать, плохая примета…

— Диктант — опасное дело? — хмыкнула она.

— А контрольная? Зачем у тебя на шее камешек-дырчик?

— Мало ли зачем… Надень хотя бы чистые носки.

— Это сколько угодно… — Марко выдернул их из тумбочки. Светло-синие, с белыми полосками, под стать водолазке. Натянул, поболтал ногами. — Видишь, какой я послушный…

— Вредный, как бродячий петух… Будешь умываться и завтракать — водолазку сними, а то перемажешь…

— Слушай, зачем тебе морской институт? Иди в гувернантки. У тебя призвание… — сказал Марко. Но водолазку снял.

— Хочешь, принесу яичницу и молоко? — примирительно спросила Евгения.

— Иногда ты бываешь вполне порядочным человеком. Когда постараешься…

Он умылся под шлангом на огороде. А в голове всё царапалось: «Что с Володей?» Но, в конце концов, он же там не один! С ним взрослые заботливые люди!..

Когда Марко вернулся, на подоконнике стояла тарелка с горячей глазуньей и кружка, накрытая пшеничным ломтём. И даже про вилку Женька не забыла! Нет, она в самом деле ничего сестрица!

Марко стоя сглотал яичницу, взял кружку, сел на постель. И в этот миг в окне возник Икира. Осторожно сдвинул тарелку, сел на подоконник верхом, покачал коричневой ногой (такой же исцарапанной, как у Марко). Прислонился теменем к оконному косяку. Глянул непонятно.

— Ты чего? — забеспокоился Марко. — Я думал, ты ещё спишь изо всех сил…

— Я вообще не спал… — шёпотом отозвался Икира.

— Почему?

— Так… Думал…

— Переживал? — с пониманием сказал Марко. — Не бойся. Всё с ним будет хорошо…

— Марко, я не про него… Я про тебя…

Марко быстро поставил кружку на тумбочку.

— Икира, что случилось?

Икира перекинул через подоконник вторую ногу, сел к Марко лицом. На фоне яркого окна лицо было плохо различимо. Он сказал:

— Ничего. Просто думал…

— Иди сюда.

Он сразу подошёл. Встал перед Марко, тоненький, прямой, только голова — носом вниз. Подёргал кромки белых штанишек, потрогал на груди ожерелье-джольчик (и как он его не порвал, не потерял вчера?!) Подышал тихонько и часто. Вскинул глаза. Теперь видно было — какие лиловые.

Марко прошептал осторожно, с боязнью даже:

— Почему ты… думал про меня?

Икира переступил босыми ногами, съёжил плечи, но глаз не отвёл.

— Потому что… Я хотел… Марко, давай сделаем кровку.

Вот оно что…

В таких случаях глаза не отводят. Говорят «да» или «нет».

«Кровка» — это клятва о крепкой дружбе. На всю жизнь. Кровкой соединяют себя не все. Даже не многие. Потому что не каждому это надо. Можно прекрасно жить и без клятв. Из всех Маркиных знакомых кровка связывала только Пикселя и Топку (может, и ещё кого-то, но Марко не знал, про это не принято говорить). Большинство были просто друзья-приятели, и вполне их это устраивало. И Марко устраивало. А чего такого? Хорошие ребята с Маячной улицы, не вредные не драчливые. Когда надо, помогут в трудном деле. Можно им и кое-какие тайны доверить. Ну, не все, конечно. Про клипер со струнами рассказывать не стал бы он никому… Разве что Юнке. Но где она, Юнка? И, к тому же, с девочками не заключают кровку, это чисто мальчишечий обычай.

Давний обычай…

В прежние времена при такой клятве укалывали булавкой или ножиком друг другу палец, смешивали две красных капельки в одну, сцеплялись мизинцами и вместе говорили:

Кровка-кровка, Божья коровка, Крылышки слепила, Нас соединила!

Считалки-заклиналки про божью коровку известны во всём мире и с давних времён. Помните, ещё Том Сойер, американский мальчик из девятнадцатого века, проснувшись на необитаемом острове, пугал коровку стишками:

Божья коровка, Полети на небо, В твоем доме пожар, Твои дети одни…

В нашем времени коровок так не пугают. Если и обманывают, то безобидно:

…Полети на небо, Там твои детки Кушают конфетки…

Заклинание для кровки родилось, видимо, и этих же считалок. Вполне подходящее. Ведь у божьей коровки два красных крылышка. Она сложит их вместе — и как одна капелька крови. Одна на двоих…

Потом обычай колоть пальцы исчез. Боль всё-таки, а среди тех, кто заключал кровку, был иногда и совсем небольшие пацанята. И появилось решение, что можно обойтись без уколов. Достаточно слов. Слово, оно ведь крепкое и без крови…

Марко, как вчера, ночью, взял Икиру за горячие локти, придвинул ближе.

— Ты… это по правде?

— Да… — Икира вдруг заморгал и отвернулся. Сказал еле слышно:

— А что?.. Я не гожусь? Маленький, да?..

Локти его стали ещё горячее, тепло от них через ладони Марко пошло по всем жилкам.

…Вот ведь как случается. Бегал среди ребят девятилетний коричневый пацанёнок, весёлый, добрый, всеми любимый, но и только. Один из многих. И вдруг — большая луна, берег, раненный пловец. Насквозь просвеченная зелёными лучами ночь. Одна на двоих опасность, один страх… Одна радость спасения… Или дело не в этом? Дело в струнках?