Пусти козла в огород - Милевская Людмила Ивановна - Страница 45

Она все видела, все понимала. Но не глазами, устремленными в звездное небо.

Дух ее парил в ночи над мертвой столицей древних Амару. Она видела людей на ритуальном дворе, она видела Стражей у входа в Великую гробницу. Она видела себя, распростертой на жертвенном камне. И под собой — Большую пирамиду. Странную пирамиду, пятилепестковую, совсем не такую, как у ацтеков.

Вокруг нее что-то происходило, но ей не было до этого никакого дела. Она изумленно наблюдала за борьбой сил добра с силами зла. Большая пирамида вспыхнула вдруг облаком пламени, но черное агатовое зеркало в ее изголовье хватало, поглощало, вбирало в себя этот яростный огонь.

Черное дымящееся зеркало — око вселенной, великий бог Тескатлипока.

Ей что-то вложили в рот, и она проглотила это. Она знала, что проглотила, — частицу сердца прежней богини Аматтальмы. Земного воплощения великой и любящей все живое Масатеотль.

Когда-то так же поступят и с ее сердцем!

Она это знала.

Она теперь знала все.

ГЛАВА 27

С камнем на сердце я отправилась к Нюре. С одной стороны, после признания Лоры я даже некоторое облегчение испытала, поскольку исчезли последние сомнения. Теперь я уверена была, что Алису травит Нюра. Но, с другой стороны, было обидно за подругу: ужасный образовался у нее бедлам. В какой закоулок жизни ни загляни, везде хаос и безалаберщина.

То ли дело у меня: с мужем помирилась, про своих подруг всю подноготную знаю… Так жить и надо. И, главное, чтобы никаких тайн. А то, что сотворила со своей жизнью Алиска, просто ни в какие ворота не лезет.

Но вернемся к Нюре. К ней я пришла с четким мнением и потому в настроении была весьма решительном.

— Абсолютно точно знаю, что у тебя роман с Германом, — уже привычно заявила я.

Нюра удивилась, и, к моей досаде, удивилась искренне, — уж в таких вещах я дока, никогда не ошибусь, шкурой фальшь чувствую.

— С чего это ты взяла? — спокойно спросила она. — Лестно, конечно, посоперничать с Алисой, но хотелось бы и аргументы услышать.

Как вы понимаете, из аргументов у меня была только одна уверенность, что другие подруги на роль пассии Германа не подходят, поэтому я ответила:

— Алису кто-то травит, но это не Фаина, не Карина и не Лора. Следовательно, ты.

— Оч-чень веский аргумент, — рассмеялась Нюра. — Если скажешь, зачем мне это понадобилось, то, возможно, я тебе и поверю.

Она-то мне, может, и поверила бы, а вот я уставилась на нее и глазам своим верить отказывалась. Уж очень она изменилась. В прошлый раз безумствовала, ругалась, бросалась на меня, душила, а теперь само спокойствие. Что с ней случилось?

— Кстати, — спросила я, — как твое самочувствие? Помнится, ты жаловалась на здоровье, что-то про отравление говорила.

Нюра усмехнулась:

— Про отравление я не говорила, но после нашего разговора действительно почувствовала недомогание, а тут еще эта история с Алисой — любому на ум придет… Короче, я испугалась.

— А сейчас?

— А сейчас все прошло. Понимаешь, я очень мнительная.

Несложно было догадаться, откуда ветер дует, поэтому я поинтересовалась:

— Это Фаина тебе разъяснила? Нюра кивнула:

— Да. Нервное, все нервное. Ты разворошила прошлое, нахлынули воспоминания, они тяжелы, а нервы мои слабы…

Пока Нюра в подробностях расписывала свои ощущения, связанные с душевными переживаниями, я мучительно ломала голову над тем, как бы половчей ее прищучить. Голову-то я ломала, а прежняя уверенность меня покинула.

"Какая-то Нюрка бесцветная, — разглядывая ее, думала я, — не похожа она на женщину, окрыленную преступной любовью. И вообще, зачем ей Герман? Жизнь налажена, круг друзей обозначен, место в обществе определено. Рушить все из-за какой-то престарелой любви? Друзья отвернутся, сотрудники осудят, соседи… Ой, нет. На такие подвиги Нюрка и в юности не была способна. Что-то я перемудрила.

Но про анонимку-то она каким-то образом знает. Тут одно из двух: или написала ее сама, или разболтал Герман. А где мужчина становится болтлив? Конечно же, в постели. Значит, Нюра с Германом в романе", — заключила я.

Однако, послушав, как увлеченно описывает она покалывания в печени, вывод можно сделать только один: никаким романом здесь и не пахнет. Разве окрыленная чувствами женщина станет распространяться про тяжесть под лопаткой и спазмы в желудке?

— Нюра, — между спазмами и лопатками спросила я, — признавайся, зачем ты написала вторую анонимку? Хитрая, выкрала у Алиски старую и состряпала точно такую же из вырезанных газетных букв.

Вопрос застал ее врасплох. Нюрка опешила и… раскололась.

— Как ты узнала? — спросила она и, сообразив, что попалась, тут же ругнулась:

— А-а, черт! Я торжествовала; Нюрка злилась.

— Мархалева, что ты пристала, как банный лист?! — невольно подражая Фаине, закричала она. — Прям мания у тебя чужое грязное белье ворошить!

Мне стало обидно.

— Полагаешь, исключительно из спортивного интереса лезу в это дерьмо? — возмутилась я.

Но Нюрка продолжала развивать наступление.

— Мархалева, ты мне надоела, — заявила она. — Еще немного, и на дверь тебе укажу.

— Что-о? Ты укажешь мне на дверь?

— Да! — отважно заявила Нюрка, ставя руки в бока. — Укажу!

— Как бы потом не пожалела, — демонстрируя презрение, заметила я. Нюрка насторожилась:

— А что ты мне сделаешь?

Не покривив душой, я призналась:

— По части пакостей способна на многое. Ломать не строить, знаешь сама. Так что лучше пользуйся моим миролюбивым расположением.

Нюрка фыркнула, но промолчала.

— Подумай сама, — продолжила я, — Алиску кто-то травит, и если ты считаешь себя хорошей подругой, то могла бы и добровольно помощь в расследовании оказать. Кстати, меня тоже кто-то травил.

— Ха-ха! — закричала Нюрка. — Не получится, Мархалева, мне ты дела не пришьешь!

Не обращая внимания на реплику, я деловито продолжила:

— Дабы не возбуждать уголовного дела, в больнице я сказала, что отравилась сама. Но еще не все потеряно, к этой теме можно и вернуться.

Нюрка вскочила и с напором воскликнула:

— Не запугаешь! Не на ту нарвалась! Кого угодно запугаю сама!

Я усмехнулась и сказала:

— Не думаю, что для твоей карьеры мои признания милиции будут полезны, ведь дурно мне стало после того, как отведала твоего угощения.

Нюрка сбавила обороты.

— Чего ты хочешь? — спросила она.

— Правды!

Она закатила глаза:

— Господи, да какой еще правды? Алиску я не травила даже тогда, когда она Германа у меня отбила, так зачем мне это теперь?

— Но анонимку-то ты писала, — напомнила я. — Значит, была причина.

Нюрка вздохнула:

— Ладно, скажу, только поклянись, что Алиска об этом не узнает.

Я (привычно уже) поклялась, и она мне рассказала абсолютно бесполезную историю о том, как юной девой мечтала выйти замуж за состоятельного и преуспевающего молодого человека, как долго искала подходящую кандидатуру…

Снобизмом Нюрка страдала с юности, и на красоту свою имела большие надежды. Уж очень ей хотелось в сливки общества затесаться. А тут вдруг Герман, красавец-сердцеед, умный, образованный, перспективный, — папа дипломат, мама известный океанолог, дедушка академик, бабушка дочь политического деятеля николаевских времен. Короче, только сияния над головой не было у этого Германа — остальное присутствовало.

«Это судьба», — сказала себе Нюрка и бросила в бой тяжелую артиллерию. Помнится, ей было что бросать: и умом вышла, и лицом, и фигурой. При случае умела эрудицией блеснуть и кокетством обворожить.

В общем, Герман попался. Голову от Нюркиных прелестей потерял и готов был вот-вот жениться. Но победа для женщины не победа, если не сопутствуют ей зависть и восхищение подруг. Само собой, Нюрка Германа подругам представила, он и ошалел, попав в такой роскошный цветник. В те времена даже Фаина была недурна. Когда же он увидел Алису… В общем, Герман развернулся, да и подруги не сидели руки сложа.