Алиса в Стране Чудес. Алиса в Зазеркалье - Кэрролл Льюис - Страница 35

35

– Маялся, как весной, – повторил он и продолжал: – Но всё же самая большая маета, когда шлем сидит на голове вместе с кем-то, сидящим в шлеме.

– Как это вы умеете говорить, стоя на голове? – удивилась Алиса, выволакивая Рыцаря из канавы.

– Это помогает думать, – ответил рыцарь. – Тело всем своим весом давит на голову, и мысли от этого становятся весомее. – Он передохнул и завел снова: – Но самая моя блестящая выдумка – это Третье блюдо на второе!

– Какое? – не поняла Алиса.

– Сладкое, – ответил Рыцарь. – Пока ты ешь Первое, тебе подают Второе, а оно на самом деле Третье!

– И часто вам удавалось есть Третье вместо Второго? – позавидовала Алиса.

– Редко, – понурился Рыцарь. – Реже некуда. Просто никогда. Когда мне его давали после Первого, оно тут же становилось Вторым. – Он покачал головой и грустно добавил: – Оказалось, что Третьим оно становится только после Второго.

– А какое оно, это сладкое Третье, которого вам не удалось попробовать? – спросила Алиса, желая хоть как-то отвлечь и развлечь бедного Рыцаря.

– По вкусу оно напоминает промокашку, – сказал Рыцарь, глотая слюнки.

– Мне оно было бы, наверное, не по вкусу, – осторожно сказала Алиса.

– Не просто промокашку, – поспешно перебил её Рыцарь, – а промокашку, хорошо пропитанную чернилами и посыпанную морским песочком. Ни с чем в сравнение не идёт… А мы уже пришли. И я вынужден тебя покинуть.

Алиса, пытавшаяся себе представить вкус промокашки, посыпанной песочком, от неожиданности вздрогнула и огляделась. Они стояли на опушке леса. Значит, придётся расставаться с Белым Рыцарем.

– Ты чем-то опечалена? – участливо спросил Рыцарь. – Я тебя сейчас развеселю песенкой.

– Она, наверное, длинная? – осторожно спросила Алиса, которая, честно говоря, устала уже от стихов.

– Очень длинная, – успокоил её рыцарь. – И такая развлекательная… Когда я её пою, всех прошибает слеза, или…

– Что – или? – спросила Алиса.

– Или их уже ничем не прошибёшь. Называется «ТАРАРАМ ПО ГОРАМ».

– Как забавно называется песня! – притворно удивилась Алиса.

– Ты не поняла. Не песня, а Название так называется. А само Название такое – «Я ВОДИЧКУ НАЛИВАЮ В РЕШЕТО».

– Ну конечно! – воскликнула Алиса. – Всё понятно. Вы назвали название песни.

– Нет, – терпеливо объяснял Рыцарь. – Не название песни, а только само Название. А Название Песни такое – «НАДЕВАЮ ПАЛЬТО НАИЗНАНКУ».

– Значит, песенка называется «НАДЕВАЮ…», – пыталась разобраться Алиса.

– Нет, – перебил её Рыцарь, – это лишь Название Песенки. А сама Песенка называется «НА ЗАБОРЕ СТАРИКАШКА СИДЕЛ». Мелодию, кстати, тоже я сам выдумал.

С этими словами он притормозил Коня, отпустил поводья и, дирижируя себе рукой, запел. Блаженная улыбка блуждала на его наивном и добром лице.

Много чудес повидала Алиса в Зазеркалье. Но эту песню она вспоминала с особенным удовольствием.

И через много-много лет она видела как наяву кроткие голубые глаза и детскую улыбку Белого Рыцаря, и его лёгкие волосы, просвеченные заходящим солнцем, и ослепительно сияющие белоснежные доспехи, и безмятежно пощипывающего травку Коня, и его свободно свисающие до земли поводья, и длинную густую тень леса позади.

Алиса, прислонясь к дереву, глядела из-под руки на эту наполненную солнцем картинку и, словно в забытьи, слушала трогательную песенку Белого Рыцаря.

«А мелодию вовсе и не он выдумал, – подумала Алиса. – Это же знаменитая песенка «МОЙ ЛИЗОЧЕК». Только с вариациями».

Она стояла и слушала, слушала. Но эта трогательная песенка всё же не трогала её настолько, чтобы проливать слёзы.

На заборе старикашка сидел. Был он маленький и хрупкий. Из ореховой скорлупки Кашку ел. Я спросил его: – Скажи, старина, Где твой дом, кровать и печка? Как живешь ты без крылечка, Без окна? – Я гуляю, – говорит, – по горам, Собираю, – говорит, – ТАРАРАМ. Разрублю его на части, Посолю, добавлю сласти И продам. А гусарам и корсарам Отдаю почти задаром. Мне хотелось бы узнать про усы. Почему торчат всё время, Не показывают время, Как часы? Я сердито закричал: – Старикан! Что ты утром выпиваешь, Что в тарелку наливаешь, Что в стакан? – Говоришь ты, – говорит, – всё не то! Я водичку наливаю в решето. Потолку в железной ступке И добавлю мелкой крупки Зерен сто. Всё просею через сито, А потом поем досыта. Мне хотелось бы узнать про песок — Почему он в чашке сладкий, А на пляже просто гадкий, Всем не впрок? Я затопал на него: – Старичок! Целый час я жду ответа, Жду на то и жду на это. Ты ж – молчок! – Разрезаю, – говорит, – я НОСОК. НО отброшу, мне останется СОК. Разолью его в бутыли, В чашки, в ложки, в бочки или Все в песок! Из песка пеку я сочный Рассыпной пирог песочный. Я в раздумье посмотрел на ручей. Широка спина у моста. Почему же он бесхвостый И ничей? И как рявкну: – Отвечай, старый дед! Если двери на запоре, Что ты делал на заборе Столько лет? – На заборе, – говорит, – я скучал. В небе звёздочки считал по ночам. Я сшибал их с неба пальцем И поджаривал на сальце Да съедал. А луну лепил из хлеба И зашвыривал на небо… Вдруг пропали старичок и забор. Ни в лесу, ни в чистом поле Не встречал его я боле С этих пор. Но когда я раскокаю банку, Надеваю пальто наизнанку, В зоосаде дразню обезьянку, Поедаю на завтрак овсянку, Покупаю на завтра баранку, Прибиваю заборную планку, Выхожу на лесную полянку, Нахожу расписную поганку Или песни ору спозаранку, Вспоминаю того старичка, У которого нет кошелька, Башмака, и шнурка, и носка, И рубаха ему широка, Будто сшита она из мешка. На макушке волос – ни клочка, Нос длиннее, чем эта строка. Но зато борода – как река, И струится она до пупка, Белоснежна, нежна и легка, Как в небесной дали облака. Вспоминал я не раз чудака, Фантазера, смешного слегка, Не сказавшего даже «ПОКА!». Просидел он свой век на заборе И не знал ни печали, ни горя.