Как он похож на ангела - Миллар Маргарет - Страница 38

Глава 16

Когда солнце было всего лишь белесым отсветом на ночном горизонте, Сестра Благодать уже знала, что день будет прекрасный. Ступая босыми ногами по темной тропинке, ведущей к умывальной, она напевала. Пела она и когда мылась, и ей было все равно, что вода ледяная, а мыло, сваренное в Башне, шершавое и неприятно пахнет. "Славный день Господь послал нам, новый, славный день".

– Мир тебе, – сказала она вошедшей Сестре Смирение. – Какое хорошее утро, правда?

Та, со стуком опустив керосиновую лампу, которой освещала себе дорогу, ворчливо сказала:

– Что в нем хорошего и с чего это ты так веселишься?

– Не знаю, Сестра. Но мне хорошо!

– По-моему, у нас слишком много дел, чтобы петь и радоваться.

– Но работать можно и с радостью!

– Не знаю, не пробовала.

– Бедная, у тебя опять болит голова?

– Ты бы лучше за своей головой следила. О себе я позабочусь.

Сестра Смирение зачерпнула из тазика пригоршню воды, ополоснула лицо и вытерлась тряпкой из старой рубахи.

– Другие после Уединения ведут себя иначе.

– Но мое Уединение кончилось, – сказала упавшим голосом Сестра Благодать. Это было тяжелое время, и ей стало легче, лишь когда она узнала, как трудно было общине без нее. Учителю пришлось сократить наказание с пяти дней до трех, поскольку он не справлялся с Матерью Пуресой. К тому же Брат Венец упал с трактора и подвернул лодыжку. "Я им нужна", – подумала она, и настроение у нее вновь поднялось, хотя в комнате было по-прежнему мрачно, а Сестра Смирение смотрела на нее все так же осуждающе. "Я им нужна, и я здесь". Она держалась за эти слова, будто ребенок за веревку от воздушного змея, летящего высоко в небесах.

"Славный день Господь послал нам, новый, славный день", – запела она вновь.

– Что ж, может, и так, – со вздохом сказала Сестра Смирение. Ее лицо блестело, как и до короткого умывания. – Очень уж тяжело стало жить в последнее время. Карма совсем отбилась от рук. Я слышала, у нас появился новенький?

– Да, и, хотя надеяться рано, я надеюсь, что с ним у нас начнется новая жизнь. Может, это знак свыше и теперь все снова будет хорошо, как раньше.

– Значит, это точно мужчина?

– Да. Говорят, он глубоко скорбит о прошлых заблуждениях.

– Сколько ему лет? Как ты думаешь, Карма не станет за ним бегать?

– Я его не видела.

– Дай Бог, чтобы он был старым и немощным, – уныло произнесла Сестра Смирение. – И хорошо бы близоруким.

– У нас хватает больных и старых, – возразила Сестра Благодать. – Нам нужны молодость, сила, отвага!

– Это в теории. А на практике мне придется следить за Кармой двадцать четыре часа в сутки. Господи, как же трудно быть матерью!

– Да, – покорно согласилась Сестра Благодать, – да, ты права.

– У тебя-то все позади, а мои беды только начинаются.

– Кстати о Карме, Сестра. Почему бы тебе не отпустить ее на некоторое время?

– Куда?

– У тебя сестра в Лос-Анджелесе, Карма могла бы пожить с ней...

– Если она сейчас уедет, то больше не вернется. Ее прельщают мирские удовольствия. Она еще не знает, как они опасны, сколько в них мерзости. Отослать ее в Лос-Анджелес – все равно что отправить в ад. Как ты мне можешь такое предлагать? Или ты в Уединении совсем соображать перестала?

– Вроде бы нет, – сказала Сестра Благодать. Но она понимала, что Сестра Смирение отчасти права, странно так хорошо себя чувствовать после наказания. С другой стороны, оно кончилось почти неделю назад, и страдания потускнели в ее памяти, как отражение в треснувшем, грязном зеркале.

Выйдя наружу, она снова принялась напевать, замолкая только, чтобы поздороваться с проходившими мимо Братьями и Сестрами.

– Доброе утро, Брат Сердце... Мир тебе, Брат Свет. Как новая козочка?

– Резвится вовсю и нежная, как сливки.

– Ах она красавица! Новый день, новая козочка, новый человек в общине. "Славный день Господь послал нам, новый, славный день".

– Доброе утро, Брат Голос. Как ты себя чувствуешь?

Брат Голос улыбнулся и кивнул.

– А как твой попугай?

Еще улыбка, еще кивок. Сестра Благодать знала, что он может говорить, если захочет, но не понукала его, пусть молчит. "Славный день..."

В кухне она растопила плиту дровами, которые брат Голос принес из сарая, а затем помогла Сестре Смирение пожарить яичницу с ветчиной, тайно надеясь, что Учитель появится к завтраку и приведет с собой новенького. Пока его никто не видел, кроме Учителя и Матери Пуресы: он находился в Башне, разговаривая с Учителем и наблюдая через окна за жизнью общины. Сестра Благодать знала, какое это трудное время для них обоих. Вступить в общину было нелегко, и ей хотелось, чтобы Учитель не проявлял к новичку обычной строгости, не отпугнул бы его. Общине нужна была новая кровь, новые силы. Братья и Сестры часто болели в последнее время – они чересчур много работали. Как кстати пришлась бы пара сильных рук, чтобы доить коз, пропалывать овощи, колоть дрова, пара сильных ног, чтобы ходить за скотом...

– Ты опять задумалась, Сестра, – осуждающе произнес Брат Венец. – Я три раза попросил у тебя хлеба. Моя лодыжка на пустой желудок не заживет.

– Она уже почти зажила.

– Вовсе нет! Ты так говоришь, потому что затаила на меня злобу. Хотя знаешь, что я должен был все рассказать Учителю.

– Глупости, мне некогда злиться. Покажи-ка свою лодыжку. Видишь? Опухоль спала.

Брат Голос ревниво слушал их разговор. Ему было обидно, что Сестра Благодать заботится не о нем. Приложив руку к груди, он громко кашлянул, но Сестра, догадавшись, в чем дело, притворилась, что не слышит.

– Как новенькая! – сказала она, легко коснувшись лодыжки Брата Венец.

Новая лодыжка, новый день, новая козочка, новый Брат. "Славный день..."

Но Учитель не вышел к завтраку, и Сестра Смирение понесла в Башню поднос, а Карма с Сестрой Благодать принялись мыть посуду.

Под звяканье оловянных тарелок и кружек Сестра Благодать снова запела: "Славный день Господь послал нам, новый, славный день". Музыка была непривычной для обитателей Башни, здесь пели только старые церковные псалмы, к которым Учитель написал новые слова. Они все были одинаково грозными и унылыми.

– С чего это ты расшумелась? – спросила, вытирая со стола, Карма так неприязненно, словно Сестра Благодать была ее личным врагом.

– Радуюсь жизни.

– А я нет. Все дни похожи один на другой, и ничего не происходит. Если не считать того, что мы стареем.

– Ну-ну, перестань, не копируй свою мать. Когда человек начинает брюзжать, ему трудно остановиться.

– При такой жизни я имею полное право брюзжать.

– А если тебя услышат? – спросила Сестра Благодать со всей строгостью, на какую была способна. – Мне бы не хотелось, чтобы тебя опять наказывали.

– Я все время наказана. Я здесь живу. Мне это опротивело, и в следующий раз я убегу непременно.

– Нет, Карма, нет! Я понимаю, что трудно думать о вечности, когда ты молод, но постарайся! Изранив босые ноги о грубую и колючую землю, ты ступишь на гладкую золотую почву райского сада. Помни об этом, девочка!

– Откуда я знаю, что это правда?

– Это правда! – Но голос отозвался в ее ушах фальшивым эхом: "Правда?" – Ты должна помнить о вечном блаженстве. – "Должна?"

– Не могу. Я все время думаю о мальчиках и девочках из школы, какие у них красивые свитера, как они смеются, сколько читают! Сотни книг о том, чего я никогда не видела! Трогать их, знать, что они тут – до чего это было хорошо! – Лицо Кармы побледнело, алые прыщики горели на нем, будто клоунский грим. – Почему у нас нет книг, Сестра?

– Если бы все читали, некогда было бы работать. Мы должны...

– Это не настоящая причина.

Сестра Благодать бросила на нее тревожный взгляд.

– Пожалуйста, Карма, не говори об этом. Наши правила запрещают...